Замерзающая фея смеётся

Колокола. Бьют, звенят и плачут безъязычной трелью в подобии сна, где пространство — прохладное, обнимает разводами сумерек и стелется покрывалом под ноги, уводя спящую в глубины подсознания. Света нет — и пусть, Блум видит прекрасно даже без него, шагая вперёд по и в бесконечном синем тумане, где время практически не ощутимо. Здесь не беснуется сухими летними пожарами ярость, слышны только стоны колоколов, но с каждым шагом они поют как будто всё тоньше и глуше. Она не очень-то понимает, что может быть в конце пути, от которого польза пока лишь в том, что нет нужды прямо сейчас возвращаться в реальность. Реальность, которая пропитана гарью с того момента, как контроль выскользнул из вспотевших ладоней — его бережно подхватил кто-то другой, позволяя Блум спрятаться в спасительной темноте, отдавая собственное тело во власть темноты и чёрного огня. Как печальный намёк, там, куда её вышвырнула чужая воля, сиротливой кучкой обломков лежали прутья бывшей решётки, пока счастливый узник резвился на воле. Блум, в какой-то степени, даже испытала облегчение — оплавленный металл дать понять — тюрьма изначально была временной, не способной сдерживать отрицательную силу слишком долго. Когда-нибудь она бы всё равно вырвалась на свободу воплощением мести с вертикальными зрачками змеиных глаз. Её поступь — это хаос, за который Блум неминуемо придётся позже расплатиться, едва наигравшийся монстр снова скроется, мурлыча да слизывая капли крови с ладоней. Сомнений нет, что она точно будет, цвета маковых соцветий, достойных, чтобы оттенить алыми лепестками улыбку смерти на её губах. Дорога, даже если брести нога за ногу, вскоре начала утомлять. Появилось желание ступить за краешек её чёткой границы. Блум раздражённо чеканит шаг подальше от светлой кромки, игнорируя обиженное шипение из-за плеча, за которым всё равно никого нет. Вскоре вдалеке начало мелькать что-то похожее на мутные белые пятна, похожие на неясные тени порталов. Они то приближались, то отдалялись от неё, как будто предлагая сыграть в пятнашки. Срываться на бег, желая чёртов свет изловить, оказалось выматывающим — всё же возможность превращения и крылья сильно расслабляют, даже если феям точно так же нужно уворачиваться от чужой атаки, выделывая в воздухе кульбиты. Тяжесть в лёгких не давала нормально дышать, колкой болью отзываясь в боку, пока фея силилась нагнать ускользающие пятна, вблизи больше похожие на разодранные, зияющие холодным светом дыры. «Ещё немного, ну же!» — в какой-то момент Блум показалось, что одно из пятен приблизилось на расстояние вытянутой руки, и она прыгнула вперёд, не разбирая — куда, по собственной воле, и не зная, что её там ждёт. Свет, резко сменивший Тьму, больно ударил по глазам, не позволяя разглядеть место, куда вёл всё-таки настоящий портал. Резкий звук городских улиц сбил с толку, и в полной дезориентации понятным было только то, что в процессе перемещения она превратилась и теперь парила в воздухе над настоящим городом. Прикрыв слезящиеся глаза ладонью, Блум, посмотрев вниз, не сдержалась, подлетев ближе к земле: — Гардения! — Ага, Гардения, но могла бы и не орать так громко, всё равно она не настоящая. Так, наши воспоминания — манерно и как будто скучающе растягивающий слова голос был неожиданно знакомым. Блум обернулась, чтобы встретиться взглядом с…собой. На первый взгляд так и казалось — те же рыжие волосы, веснушки, угловатая фигура, но если приглядеться внимательней, различий между ними было больше, чем сходств. Эта девушка показалась ей составленной из хищных повадок и острых, кишащих тенями углов: нарочито небрежная поза и неприкрытая уверенность в себе — она спокойно сидела на краю небоскрёба, заложив за голову затянутые в чёрные перчатки руки с острыми ногтями, по-кошачьи прогнувшись в пояснице. Блум не то чтобы была скромнягой, нет, но даже так не стала бы надевать юбку с разрезом и красить веки густой чёрной подводкой. Чёрный плохо подходил к её образу феи и яркому цвету радужки, тогда как у её визави были те самые змеиные, с узким зрачком. Они отдалённо походили на цвет глаз Стеллы или Дарси, впрочем, уходя больше в ядовитую желтизну. Сложно было не заметить их оценивающее, только едва ли сильно заинтересованное выражение. Так львица смотрит на стадо антилоп в Саванне, раздумывая, разодрать ли одной из них горло, устроив знатный пир, или дождаться более стоящую жертву. — Так и будешь молчать и пялиться? — Не каждый день человеку доводится увидеть своего двойника. Ты ведь двойник, правда? — Блум закусывает губу, не сводя глаз со своей собеседницы. Может, ей следовало бы быть настороженной, но пока эта девушка не нападает, она собирается узнать от неё как можно больше информации об этом месте и силе, так ловко поменявшей их раньше местами. На то должны были быть причины, которые ей необходимо разузнать. — Может, ты права, называя меня двойником, но я думаю, что всё немного сложнее. Не хочешь присесть? Разговаривать в воздухе должно быть неудобно, — предложение присесть рядом на крышу, откуда, не будь у неё крыльев, пришлось бы лететь добрых метров пятнадцать, звучит в меру опасно. В крайнем случае, магия поможет ей за себя постоять, поэтому фея осторожно слетела на бетонную плиту многоэтажного дома, таких в маленькой Гардении было не так уж много. А ещё до Алфеи она любила забираться на крышу родного невысокого особняка, пока не видели родители, чтобы вставать ближе к краю и представлять, раскинув руки в потоках слабого ветра, как ноги отрываются от земли всё выше, унося её в страну фей за облака, пропитанные солёным дыханием морского залива. Сейчас, вглядываясь в знакомый с детства пейзаж, ей трудно представить, что эти вечера на крыше и вид с неё на море были так важны всего каких-то несколько месяцев назад. Даже меньше полугода прошло, а приключения, тайны и волшебство поглотили её с головой, затирая ценные моменты о доме в памяти исподволь, аккуратными кусочками. — Перестань думать так много, голова от тебя кругом, — копия, пересевшая спиной к городу и опасной высоте, неприязненно поморщилась, подтверждая теорию Блум об их аномальной связи. — У нас с тобой сознание одно на двоих, а скучать по Гардении ты сможешь и потом, гораздо важнее думать о настоящем. — Если так, то мне не надо вслух просить тебя объяснить всю эту чертовщину, — описав руками что-то неопределённое, Блум вернулась обратно к созерцанию мельтешащих людей на тротуарах, предоставляя Альтер-эго вести разговор. Возможно, кто другой стал вопить, скандалить, а может и в драку полез, но усталость гасит эти вспышки тяжёлой прибивающей волной усталости, не позволяя пробиться росткам истерики. Если двойник есть, сидит рядом, то этого уже не исправить, может, только в волшебной лечебнице для сошедших с ума фей, но Блум о такой не слышала, хотя стоит разведать — на будущее. — Ты не сумасшедшая, и хватит называть меня своим Альтер-эго. — Как же мне тебя тогда звать? Может, злым близнецом? — сарказм всегда казался ей неплохим выходом из ситуации, когда кто-то начинал давить и указывать, что и как стоит делать. Если надо, то принцесса и близнеца щедро оделит плодами своего земного, отнюдь не фейского характера. — Близко к тому, принцесса, но давай остановимся на, скажем, Глум — у всего должно быть своё имя, как считаешь? Может, меня даже хотели так назвать, но перепутали буквы, — задумчиво обронила Глум, соскребая кожицу с поджившего колена. Царапина щипала без должного ухода, только по сравнению с другими её травмами была просто детским лепетом. — Я не твоя злая копия или отражение, способное только вредить. У каждого человека есть своя тёмная сторона характера, феи точно так же не могут быть исключительно добрыми и милыми. Гнев, тревоги, злость, страх, круто замешанные на нашей сильной магии, воплотились в глубине твоего подсознания, когда ты стала упорно всё это игнорировать, — Глум села прямее, не пряча взгляда и говоря размеренно, словно гипнотизируя, — Все эти голоса в голове, накопленные обиды и ненависть к тем, кто делал больно. Они стали мной, твоей тенью, а… — Тень тоже часть света, — осознанно завершила её фразу Блум, пытаясь слить в одно целое себя и эту Глум, порождённую какой-то очередной аномалией волшебства. С приходом в волшебный мир, кажется, грани нормального и ненормального различать стало гораздо сложнее, чем при жизни на Земле. Выходит, она позволила задурить себе голову, что не может быть плохой, занимаясь банальным самообманом? Когда же чужая ложь ударила наотмашь со всей силы, выпросталась на волю та, что дремала под слоем напускной добродетели, а сейчас сидела рядом, накручивая на палец по привычке красные жёсткие локоны. — Значит, меня зря приняли в Алфею. У Глум на это утверждение вырвался чуть ли не мученический стон: — При чём тут это? Ты всегда мечтала быть феей, была рождена в семье поколений магов и волшебниц. Я же могу только предполагать, что существую в такой форме из-за силы Огня, даже могу колдовать и иногда заменять твою основную личность, что сегодня и случилось. — Ты, — длинный ноготь прошёлся по грудной клетке болезненным тычком, — сама спрятала всё то, что делало тебя настоящим человеком глубоко внутри, играя в борьбу со злом, а потом потеряла контроль, и меня вытолкнуло наружу. Блум, — она позвала чуть громче, привлекая внимание ошеломлённой девушки, на которую лавиной сваливаются одно за другим нежданные откровения, — посмотри на меня. Ты сама сказала, что я часть тебя. Ты не абсолютно плохая и не абсолютно хорошая, таких на всём белом свете не бывает — хоть тысячу планет обыщи, каждый человек от природы целен, и не нам это менять. Закат окрасил далёкие воды в красный, отдавая морю накопленное за день тепло. Последние линии света опутывали Гардению паутиной из жёлтого, розового и ослепительно белого, явление похоже на вспышку фотоаппарата, яркую и слишком быструю. Блум дорого бы отдала, чтобы кто-нибудь их сейчас сфотографировал вот так — на крыше здания, спиной к миру и лицом друг к другу. — Что случилось после того, как ты стала управлять нашим телом? — отповедь Глум осталась без ответа, но она в нём не нуждалась, прекрасно чувствуя всё то же самое, что и светлая фея, облегчённо выдохнув. — Допустим, я немного спалила кабинет директрисы и главный корпус, но никто, кроме неё самой, не пострадал. Фарагонда точно была жива, когда я отключилась от истощения и попала сюда, — говорить и следить за эмоциями немного сложно, но ей удаётся уловить, как в них борются удовлетворение и гадкий клубок вины и обвинений себя во всех бедах этого мира. Удивительно, что через пару минут всё закончилось, Блум даже поблагодарила своё Альтер-эго, немного смущаясь от того, как та захохотала, спугнув с парапета стайку фантомных птиц. — Эй, ты же понимаешь, что благодаришь саму себя, а нас сейчас посчитают новым воплощением Тьмы? — Глум отчасти приятна благодарность, даже жалко, что проблемы от случившегося никто не отменяет. — И эти шрамы вряд ли сведутся, — она стянула перчатки, выставляя обожжённые вышедшим из-под контроля огнём ладони и предплечья, выглядящие неважно. В подсознании они перестали мучить её дикой болью, но в реальности наверняка не обойдутся без долгого лечения. Блум осторожно коснулась воспалённых змеящихся отметин, пересекающих бледную кожу красными полосами. Глум не стала отдёргивать их, позволяя осторожно дотрагиваться до жутких следов пламени. — Наш огонь обжигает даже нас самих, и вряд ли они быстро залечатся, — заключает фея, перестав трогать воспалённую кожу. Она не может не признать правоту Глум — слишком заигралась в доброту и вселенское зло, которое надо победить любой ценой. Может, появление Альтер-эго стало тем самым звоночком, к которому стоит прислушаться и перестать по возможности лезть на рожон. — Сколько мы здесь находимся, как думаешь? — задав вопрос, фея встаёт и прикидывает, как ей теперь отсюда выбраться. Глум поднимается следом, бормоча что-то о феях-недоучках. Немного грустно от того, что теневая сторона души обязана остаться здесь, потому что долг свой частично исполнила, и решёток в этот раз точно не будет — в этом она уверена практически на сто процентов. — Попробуй представить, что это сон, и тебе надо проснуться, — предложила она скорее по наитию, чем твёрдому зданию, попробовать же никто им не запретит. Когда спустя минут двадцать ничего не случилось, Блум начала понемногу закипать. Собственное подсознание отказывало в возвращении в реальность, а Глум не очень помогала, снова беззаботно сидя на краю здания. Желание вернуться в реальность жгло раскалёнными углями, добавляло масла в огонь слабое волнение, что скорее всего от неё отвернутся друзья и знакомые, посчитав исчадьем ада. Грустно, конечно, что Алфея не станет для неё домом, но Блум рассчитывает, что Майк и Ванесса не откажут ей, если она вернётся на Землю, а Трикс сдержат своё слово, помогая вернуть к жизни Домино. Айси с сёстрами сейчас проводят свой обряд или даже могли уже завершить его, а она топчется на месте вместо того, чтобы узнать об этом из первых уст. — А это мысль, — вдруг вскинулась Глум, до этого лениво прикидывавшая, чем ей заняться в одиночестве. И не успела ничего сказать, как у неё на шее с воплем повисла Блум: — Айси! — благо, ненастоящие люди внизу не могли её слышать. Уловив намёк, она живо представила те самые нити, которые месяцами не давали ей покоя в реальном мире, притягивали не хуже магнитов, ледяные и звонкие, их фантом ощущался ею даже во сне. На мгновение страх коснулся сердца липкими пальцами, когда связь, прочным мостом пролегавшая между ней и Айси, вдруг не отозвалась, но на плечи легли чужие руки, и дышать стало легче, когда Глум негромко сказала: — Соберись, представь не саму связь, а Айси. Это наша ведьма, она не могла просто так исчезнуть за то время, что мы тут с тобой болтали. Подчинившись её совету, Блум вызвала в сознании образ своей — их — ведьмы, прорисовывая всё то, что они успели разделить на двоих: разгромную первую встречу, каждый холодный шрам на теле, плавящую разум властность и волны красного огня на берегу озера, первый поцелуй, вспышки ярости и ссоры, прогулки по Магиксу с разговорами до рассвета. Наглая ухмылка, снежинки, не тающие от соприкосновения с тёплыми ладонями, мрачный макияж, обидные шутки, удивительная нежность и страсть… — Удачи, не забывай иногда выпускать своих демонов на прогулку, — голос Глум звучит неразборчиво, она исчезла в облаке света прежде, чем Блум успела дотронуться до её плеча, показывая, что услышала совет. Свет поглотил всё вокруг, как раньше Тьма, возвращая фею вместе с вихрем в реальность, в которой её точно ждало много чего нехорошего, но вопреки — она нащупала снова мысленно ту нить, которая вела её назад, и считала мгновения в этом долгом полёте — Блум есть, к кому возвращаться.