Пара слов о доверии

Всю прошлую ночь они проболтали, лежа в обнимку под одним одеялом — второго у Оды не нашлось. Начиналось это так: — Ты что, не спишь? — А ты чего проснулся, Одасаку? Мне так нравилось смотреть на твое умиротворенное лицо. — Дадзай... А потом от темы «сон — тоже своего рода искусство» они посредством тесной ассоциативной цепочки прошлись по парочке проблем современности, философским течениям, людской вредности и закончили кратким экскурсом в мир теории игр от Дадзая, после чего в самый разгар обсуждения крепких спиртных напитков внезапно обнаружили, что уже пять утра. Оде нужно было встать в шесть и помчаться в Токио. Так, очередная работа, буднично грозившая обернуться небольшой локальной стычкой. — В общем, в следующий раз я угощаю нас каким-нибудь элитным коньяком, — с длинным, сладким зевком провозгласил Дадзай. Оде захотелось заткнуть его рот подушкой, но он сдержался и предложил: — Давай сначала доживем до следующего раза. — Ничего не обещаю, но ради коньяка... — И я думал, ты не пьешь. — Ну так. Совершеннолетия жду, ха-ха. Правда, чтобы затащить Оду в постель позапрошлой ночью, ждать «совершеннолетия» ему не потребовалось... эта законопослушность могла бы только повеселить. — Я оставлю тебя здесь, ладно? Запасной ключ возле двери. — М-м-м... ладно? А ты уже выспался? — Нет, но, думаю, вернусь где-то в полдень и залягу до вечера. — Фу, такой отвратительный режим дня подкосит твое богатырское здоровье! — фыркнул Дадзай. — Одасаку, давай ты никуда не поедешь, а сбросишь свое задание на какую-нибудь шестерку. — Я не... стой, ты предлагаешь... — в голове Оды, кажется, ощутимо заворочались шестеренки. Механизм напряженного и максимально трудоемкого соображения включался только тогда, когда дело касалось отношений с Дадзаем. — Ты предлагаешь провести это время вместе? — Какая невероятная проницательность, Одасаку! — Дадзай сверкнул глазом, черной жемчужиной, и хитро улыбнулся. — Всего один звонок — и вот мы уже безмятежно дремлем бок о бок, как скрепленные вечной холостяцкой дружбой напарники, пока за окном бушует жизнь! Разве это не прекрасно звучит? — Очаровательно. Можно мне всегда так? Ты будешь звонить, а я — получать деньги. — Не... Звучит чертовски скучно. Это так, развлечение на один раз. — Пожалуй. На том и сошлись. Такова была причина, по которой Ода сейчас, поздним вечером того же дня, созерцал самого юного исполнителя Портовой мафии, прослывшего, помимо всего прочего, самым жестоким человеком в Йокогаме. Этот самый монстр увлеченно поглощал десятый сон, расплескав волосы по подушке, словно темная клякса. А Ода чувствовал... Тревогу? Будто он что-то должен сделать прямо сейчас. Будто некая фундаментальная истина этого мира вдруг пошатнулась. Хотя Дадзай буквально фонил спокойствием. Или больше походил на труп. На самом деле, между этими двумя крайностями Ода улавливал поразительную гармонию. Где-то между гармонией и тревогой он и повис, пристально разглядывая наглого оккупанта чужой подушки совершенно не как предмет «холостяцкой дружбы». А потом построил логическую цепочку и наконец понял. За два года знакомства и сотрудничества пришлось уяснить, что Дадзай ненавидел показывать свои слабости и быть уязвимым — и ему во имя собственного спокойствия постоянно приходилось чем-то жертвовать. Сам Дадзай объяснил это так: «Каждое живое существо подвергает себя опасности, когда спит. Кроме того, я бы не хотел терять контроль ни над одной из текущих ситуаций». Он всегда засыпал позже Оды, а просыпался раньше. Вне зависимости от того, когда бы Оде вздумалось открыть глаза, Дадзай бодрствовал. И это было привычно, но... Уже неделя прошла с того момента, как их отношения перешли из стадии «вместе зависаем в баре допоздна» к... вот этой точке. К точке, где сейчас словно сосредоточился весь мир. Этой точкой оказалось дикое явление — крепко спящий Дадзай. Ода настолько не привык к такому безоговорочному доверию, что все его существо отчаянно сопротивлялось зарождающемуся в сердце теплу. Тревога, олицетворившая собой груз ответственности — а если сейчас кто-то злонамеренно посмеет потревожить этот интимный процесс сна, вломится в окно с шумом или вынесет дверь? — начала потихоньку отступать. Дадзай заворочался, вздохнул и закинул Оде на грудь руку. Кошмар, куда он позволил себя втянуть. Вляпался в кляксу, что называется, и вымазался до самых кончиков ушей. Это... — Хорош глазеть, Одасаку, ложись, — пробормотал Дадзай сквозь сон. — Насмотришься еще, у нас будет все время этого мира. ...да, это устраивало. Ода поверил. Прежде чем лечь и провалиться в нездоровый вечерний сон, после которого нормальные люди просыпаются в полдень с разрывающей мозги головной болью, он наклонился и оставил на гладкой скуле долгий, теплый поцелуй.