Voglio mangiare

      Флок смеется до изнеможения, увлекая за собой Хисторию прямо на бильярдный стол. Другого места сейчас не нашлось. Поместье Райсс на озере Комо слишком большое, чтобы перемещаться по комнатам.       После вечеринки молодые люди довольствуются малым.       — Мне так хорошо, — говорит он, давясь от смеха. В кармане его голубых джинсов торчит меленький пакетик. Хистория во вред себе, или Флоку, замечает, выдергивает опасное вещество из одежды.       — Ты клялся, что избавишься от этой дряни, Флок, — даже не вздрагивает, когда он выдирает прозрачный пакетик из ее рук. Уверенная в себе, вся такая самодостаточная, она навзрыд готова плакать, матом кричать, послав все свое аристократическое воспитание, чтобы заставить его бросить нюхать. Не хочет ради себя, тогда ради нее. Удивительно. Это же из-за нее он начал употреблять, когда она слегалась с Йегером.       — Да это последняя. Я уже говорил, что ты самая сладкая? — Форстер натягивает улыбку и нетерпеливо опускает палец в пакетик, совершенно не заботясь о негодовании Райсс.       — Отдай! — Хистория хватает его запястье, прежде чем ядовитый порошок касается губ. — Отдай все, — просит, как у ребенка — глупого, но милого до чертиков. Она придвигается так близко, что Флок почти без сожаления позволяет ей сдуть белые крупинки со своего пальца. Его это заводит.       Форстер уже как две недели гостит у Хисы в Милане. Гостит и трахает ее, предпочитая милашкам из университета богемный «золотой» в лице дочери Рода Райсса. Ум, обаяние и амбиции солнечным светом пробиваются сквозь нее, ослепляя Флока, а он смотрит, даже не щурясь. Ему бы стоило отвернуться или заслонить лицо рукой — только он вовсе не против ослепнуть.       Хистория влюблена во Флока. Он для нее ласковый котенок. В лице Райсс он надежный и умиротворяющий, преданный. А сам ведь и мир бы перевернул, устроил бы какой-нить переворот. Но рядом с ней послушный.       На бильярдном столе руки тянутся под короткую плиссированную юбку, к ягодицам, а на ушко шепчет о вечном, когда Хистория ему о принципах морали. И Флок покоряется, отдаляется и находит этот смысл в химических галлюцинациях — лживых.       — Я так расслабляюсь, — он упрямо сжимает пакетик в кулаке, пусть и не очень уверенно. Хистория слепо смотрит, доверяет. Флока становится много.       — Зачем таким методом? Тебе не хватаем меня? — безжалостно спрашивает Райсс по его уже и так истерзанной душе. Флоку иногда кажется, что ей никого не жаль. Это она заставила его молчать о любви, засунуть поглубже все настоящее и самостоятельно с этим справляться. Но все это больше не работает. Она хочет вытащить Форстера из болота, коснуться губами его торса и, закрыв глаза, чувствовать, как он принадлежит только ей. Хистория много чего хочет. Но не будет.       Они повязаны какой-то нитью, определенно. Впервые ей это стало ясно еще три года назад, когда, устроившись на краю его кровати в квартире Жана, она целую вечность разглядывала цвет его волос и глаз, по мнению Флока, совсем обыкновенного. Нет, он вовсе не был среднестатистическим: в его окрасе не было доминирующего цвета — Хистория под всеми углами рассматривала. Красный, карминовый, рыжий, огненный. Все сразу.       Манящий настолько, что Форстер просит никому о них не рассказывать.       Потом к Хистории приезжает Эрен. Богатая знатная девочка нравится всем. Милан большой, места всем хватит. Но смелый друг Флока видит цель и не видит препятствий. Форстер тоже видит цель, но зачем-то благоволит перед Йегером. Разрешает ему баловаться со своей девочкой и начинает употреблять снежок.       Хистория мечтает о семье, детях. Когда-нибудь. Все это осуществить с Флоком — вероятность в два процента, потому что папочка найдет совершенно другую для дочери партию. Но эти два процента наивысшее счастье для Райсс наивысшая удача, почти волшебство. Ничего подобного, брак не самое страшное, только если не общество, не нравы, не родители.       Только если не аристократка и фашист.       — Так дай то, что мне нужно, — Флок притягивает ее еще ближе, стирая само понятие о личном пространстве. «Ты только моя», — застревает в горле.       Она дышит ему в подбородок, чувствуя, как Форстер проходится взглядом по ней огнем — прямо по ее хваленому нержавеющему золоту.       — Прекрати, — независимая Хистория, кажется, сейчас губами его коснется: она так близко, так долго. Нет. Потому что он опрокинет в себя весь чертов пакетик с наркотой, когда она отстранится, когда уйдет.       — А ты прекрати видится с Эреном.       — Я с ним не вижусь. Ты сам хотел секс втроем, я же отказала.       — Потому что ты трахаешься, когда меня нет, с ним! — его шепот ледяной, холодит отражённые руки Хистории.       — Отдай мне чертов порошок, Флок, прошу, — она меняет тему, пытаясь прогнать наваждение. — Прошу! Ради меня.       Хистория не увеличивает расстояние, поэтому это делает он, отстраняясь, цепляя шары. Видеть этот ее взгляд для него агония.       — Не могу, Хис. Считай меня эгоистом.       Флок спрыгивает с бильярдного стола на паркетный пол.       — Эгоист? Да ты придурок, эта отрава тебя может погубить! — она срывает голос, хотя совсем не кричит, закрывает лицо руками. — Что я буду делать без тебя? Дурак!       Форстер думал, долго думал.       — Выйдешь замуж и забудешь. Нормальная жизнь, как ты мечтала, — Флок готов быть каким угодно, чтобы вписываться в ее рамки нормальности, но все равно не впишется. Сколько можно пытаться?       — Я не хочу нормальной. Я хочу с тобой. Не с Эреном. С тобой.       — А что ты хочешь? Покинуть вот все это, отказаться от большого дома, университета и богатенького мужа, быть моей и служить моей идее? Этого ты хочешь? — он начинает тихо, заканчивает громко, вбивая каждое слово ей в душу. Флок уверен, что Хистория не позволяет себе даже думать о таком, хотя мечтает. — Нет. Конечно, нет, крошка.       У Райсс дрожат плечи и слезы блестят на ресницах, когда она сидит, поджав под себя ноги на бильярдном столе, молчит и прячет от него безумный взгляд. Жизнь без денег и связей, без принципов. Только он. Только она. И их будущий малыш.       — Флок, я беременна, — она поднимает заплаканные глаза, ожидая его реакции. — Уеду с тобой и ребенком.       — Мой? Ребенок мой? — он переспрашивает, думает, наркотики начали действовать, но нет. Хистория говорит правду.       Через секунду он с ней переплетает пальцы, трепетно целует в плечо, утыкается носом в шею. Боится, что Хиса остановит его, сбежит, как всегда. Но она его. И он теперь в ее власти.       После этого Флок к чертям собачьим смывает наркотики в унитаз.