Рисую тебя

      Солнечные лучи проникали в танцевальный зал, ударяясь о зеркала и попадая на пол, на котором лежали два запыхавшихся парня, сгорая от теплоты солнца за окном. Взгляды были устремлены в потолок, сбившееся дыхание не давало полной грудью вдыхать спасительный воздух, жар накрывал изнеможëнные тела, поднимая температуру до непозволительных показателей. Они танцевали очень долго, смеялись с различных историй и наконец-то окончательно отпустили напряжение между друг другом.       Феликс и Хёнджин придумали несложную хореографию, которую решили обязательно доработать и в будущем, возможно, показать её миру. Оба парня, возбуждённые от идеального сочетания тел в танце, не могли даже пошевелиться, а касаться друг друга было слишком опасно. Художник прикрыл глаза ощущая кончиками пальцев ладонь блондина, которую аккуратно сжал, но сразу ощущая пустоту, вместо нежной и разгорячённой кожи. Тяжёло выдохнув, Хёнджин больше не пытался прикасаться к любимому телу, испытывая смешанные чувства от отстранения Феликса.       Разум художника плотно застелен туманом. Здраво мыслить было слишком сложно, чтобы контролировать слова и действия. Находиться с Феликсом так близко являлось пыткой, самой настоящей и безвыходной. Все надежды и сомнения были разорваны в хлам, но приобретали новую жизнь. Рядом с Феликсом мир не имел значения, словно из целого разрываясь пополам. Хёнджин уже не видел спасения в своих чувствах, но готов был тонуть в них дальше, если таких моментов, как сегодня, будет больше.       В процессе хореографии, парни часто позволяли себе добавлять танцевальное взаимодействие между друг другом. Хёнджин часто держал Феликса за талию, а блондин позволял себе прижиматься к его спине, оставляя ладонь на бедре. Музыка была выбрана спокойной и нежной, словно с помощью неё и танцев парни могли открыться друг другу и рассказать о том, что на самом деле происходит внутри. Если Хёнджин всё время хотел дотронуться до предмета своего обожания, то Феликс наоборот танцевал так, словно прося художника остановиться, помедлить, дать ещё немного времени. — Ты в порядке? — нарушил тишину Хёнджин, справившись со своими мыслями и пылающими чувствами. — В полном, — улыбнулся уголками губ блондин, поворачивая голову к парню. — Я не знал, что у тебя есть опыт в этом. Ты танцевал раньше? — В школьные годы, — выдохнул расслабленно художник, убеждаясь, что ниточка между ними не успела оборваться. — Я посещал танцевальные занятия. Потом увлёкся рисованием. Всё же карандаши для меня оказались намного интереснее. — Я сначала занимался вокалом, потом понял, что танцы — это единственный способ, когда я могу молча рассказать о своих чувствах и продемонстрировать эмоции, — Феликс перевернулся лицом к Хёнджину, заглядывая ему в глаза. — Возможно, ты смог почувствовать это сейчас. — Ты всегда отстранялся от меня, — отметил художник, протягивая ладонь к щёчке блондина и касаясь подушечками пальцев пару веснушек. — Я мечтал их потрогать… — прошептал блондин, закусывая губу. — Хёнджин, не надо, — в который раз за сегодня попросил Феликс и отстранился. — Мне сразу некомфортно становится, стоит тебе коснуться меня. — Настолько сильно неприятно? — хмыкнул грустно парень, садясь на полу и снова пытаясь коснуться блондина, но Феликс умело быстро отодвинулся, демонстрируя игривость во взгляде. — Эй! Тебе нравится! — Нет! — танцор отполз на коленях к стене, у которой лежали их рюкзаки и запасные вещи. — Я вижу! — хохотнул Хёнджин и снова приблизился к парню, садясь позади него и прижимая спиной к своей груди. — Тебе нравится, я по твоему взгляду всё прочитать могу. Когда ты перестанешь выделываться? — Я не выделываюсь! — Феликс улыбнулся и раскрыл рюкзак блондина, доставая оттуда два альбома и карандаши разной мягкости и твёрдости. — Зачем столько карандашей? — Чтобы ты спросил, — улыбнулся Хёнджин. — Ты совсем не интересуешься мной, вот решил подкинуть тебе пару тем для вопросов, — блондин снова почувствовал, что парень пытается выбраться из его объятий, поэтому сам первый отстранился и немного отодвинулся, раскрывая один из альбомов. — На каждом карандаше есть метка, обозначающая какой твёрдости его грифель. Тот, который ты сейчас держишь, является мягким. — Насколько мягким? — улыбнулся Феликс, тыкая пальчиком в острый грифель карандаша. — Как твои волосы, — не думая ответил Хёнджин, решаясь больше не контролировать свои слова, а говорить то, что исходит изнутри. — А твёрдый ты с чем сравнишь? — заинтересовано спросил блондин, садясь к художнику и открывая второй альбом. — С твоим отношением ко мне, — безразлично ответил Хёнджин, делая первые наброски будущего рисунка. — Началось, — с улыбкой на устах произнёс блондин, закатывая глаза. — Что ты рисуешь? Это я? — Уже похоже? — хохотнул Хёнджин, опять теряя холодные нотки и растопляясь, как лёд при высокой температуре. — Я просто так спросил… — смущённо произнёс блондин, утыкаясь в свой листочек альбома, чтобы скрыть румянец. — Ты меня будешь рисовать? — Я в последнее время не могу рисовать других, — признался Хёнджин, продолжая заниматься жизненным увлечением, делая еле заметные наброски будущего лица, которое будет иметь все особенные черты рядом сидящего Феликса. — Если ты будешь рисовать меня, то я буду рисовать тебя, — хохотнул блондин и лёг на животик, начиная мотать ножками, чем вызвал тёплую и такую любящую улыбку друга… Теперь уже друга…       Феликс настолько увлёкся рисованием, что совсем не заметил, как нежно ласкал его взглядом Хёнджин. Первые минуты блондин и вправду не мог отвести взгляда, любуясь тенями, которые отбрасывали солнечные лучи на столь увлечённое и красивое лицо. Внутри разлилось тепло, и художник просто хотел понаблюдать за Феликсом, последить за его успехами, эмоциями и пересчитать все веснушки. Хёнджин даже вообразить себе не мог, что однажды он и Феликс будут рисовать вместе. Это как два самых важных в жизни элемента — хобби, которое стало смыслом жизни, и человек, который встал на первое место, являясь самым важным жизненным компонентом.       Художник улыбнулся своим мыслям и перевёл взгляд на свой листочек, продолжая привычную технику рисовки. Как же сильно он его любил… От кончиков пальцев ног до кончиков мягких прядей волос; от каждого вздоха до выдоха; от повышенной тональности голоса до пониженной. Просто любил всего — легко и просто… Трудно и безнадёжно.

***

      Солнце продолжало согревать парней на полу, лаская их тела и лица последними лучами, заходя за горизонт. Атмосфера в танцевальном зале отличалась от той, которая царила тут в момент прихода. От напряжения осталось лишь воспоминания, от признаний в любви — тёплое чувство внутри одного и щемящее внутри другого. Сейчас Хёнджин и Феликс были похожи на близких друзей, которые просто проводят время, но для художника этот момент сравним с романтичным свиданием.       В процессе всего времени рисования парни переговаривались, Хёнджин подсказывал блондину по его просьбам, где-то шуточно исправлял некоторые элементы, а где-то хвалил с искренней гордостью. Через полтора часа Феликс заявил, что его рисунок закончен, и он не против показать его. Хёнджин удивлённо уставился на блондина, сам ещё только прорисовав части лица и приступая к любимым глазам. — Ты серьёзно закончил? — улыбнулся художник, любящими глазами смотря на улыбающегося блондина. — Так быстро? — А я вечно рисовать должен? — хохотнул Феликс, прижимая к себе альбом. — Ты готов увидеть шедевр? Я тебе покажу, кто тут признанный художник, а кто лишь пародия. — Звучит обидно, — хмыкнул Хёнджин, чувствуя неприятный осадок, словно Феликсу нравится возвышаться над ним. Возможно, это душа блондина искалечена и воспринимает не так, как нужно. — Зато правдиво, — хохотнул Феликс, но сразу потух, как спичка, заметив взгляд Хёнджина. — Эй, я шучу. Прости, я не думал, что ты шутку не поймёшь. Ты же знаешь, что из меня художник, как из тебя балерина. — Из меня получилась бы неплохая балерина, — улыбнулся Хёнджин, пытаясь скрыть тень и снова опалять блондина теплом и нежностью. — Показывай уже свой шедевр, который займёт отдельное место в моём сердце. — Там только я должен быть, не впускай туда никого! — хохотнул Феликс, закусывая губу от своих слов. — Наоборот… Впусти туда другого. Я повторюсь, но я не могу из-за… — Слишком поздно, — грустно усмехнулся художник, перебивая. — Ты только что сказал, чтобы я никого не впускал. Эгоист! Так тебе нравится чувствовать, что по тебе тащатся, как по мировой звезде? — Считай меня самым ужасным человеком в своей жизни, — улыбнулся Феликс и приблизился, играя во взрослые игры. — Мне нравится, что ты такой, когда я рядом, — произнёс он низким голосом, от чего по телу блондина пробежали мурашки, а в следующую секунду Феликс рассмеялся. — Видел бы ты своё лицо сейчас! Нравится? — Ты эгоист с красивыми глазами, Феликс, — выдохнул Хёнджин и, не смея себя больше контролировать, повалил блондина на спину, нависая сверху. — Теперь тебе не так смешно?       Сердце словно остановилось, прекращая отбивать ритм. Дыхание сбилось моментально, как только до разума художника дошло, что блондин сейчас под ним. Теперь не Феликс возвышается, а Хенджин. Такая своеобразная поза заставляла трепетать, разуму воображать, а теплу спуститься вниз… Слишком близко, чтобы сдерживать порыв.       Блондин опустился на локти по обе стороны от головы Феликса, тем самым приближаясь ещё ближе. Губ коснулось горячее дыхание, пуская по телу приятную дрожь, а места в области паха становилось меньше… Непозволительно близко, чтобы не сойти с ума.       Взгляд карих глаз напротив был напуган. Феликс упирался Хёнджину ладонями в грудь наготове, чтобы оттолкнуть. Блондин ни за что не позволит мечтам художника сбыться прямо сейчас… Очень трудно сдерживать сумасшедшего влюблённого, когда дыхание смешалось воедино. — Хёнджин… — Что…? — Не надо… — Скажи, что ты не хочешь… — Я не хочу… — Докажи, — хмыкнул Хёнджин, продолжая влюблённо рассматривать любимые черты лица, отмечая всё то, что не замечал ранее. — Я доказывал тебе свою любовь, теперь ты докажи мне, что не хочешь этого. — Это не я не внимательный, а ты, — выдохнул Феликс, отворачиваясь, чтобы не позволить художнику смотреть в свои глаза. — Я не буду называть имя моего парня ещё раз, потому что ты опять начнёшь злиться. — Ах, БанЧан? — тихо прошептал Хёнджин, внутри выкрикивая это имя, что мешает сердцу биться в унисон с сердцем блондина. — Тогда, где твой парень сейчас, когда тебя прижимает к себе другой? — он провёл кончиком носа по щёчке Феликса, ощущая как парень весь сжался от… Он боится?       Феликс и вправду боялся. Ему было страшно, потому что он не знал, что ожидать от блондина, когда он в таком состоянии. Наверное, именно этот страх и не даёт принять ему чувства Хёнджина, когда тот прекращает контролировать свои желания. Феликс посмотрел снова парню в глаза и одними губами попросил его остановиться. Это действие остановило обратный отсчёт перед тем, как Хёнджин коснулся бы его губ желанным поцелуем. — Прости меня, — выдохнул художник и полностью отстранился, поднимаясь с пола и подходя к своей кофте и рюкзаку у стены. — Мне очень стыдно, прости.       Хёнджин не был готов, чтобы оставаться здесь. Сегодня было совершенно много ошибок, которые разрывали тоненькую ниточку между парнями. Признание, домогательство… Да, какое домогательство?! Желание поцеловать — домогательство? Любовь — домогательство?! Почему из них двоих страдать должен один, а второй будет иметь право смеяться над чужими чувствами, специально повторяя, что он занят?! Да, кто Феликсу такое право дал?! Именно это и остановило сейчас Хёнджина от ухода. — Знаешь, — улыбнулся Хёнджин, разворачиваясь. — Ты не дождёшься. Я не уйду. И я не буду извиняться больше за этот поступок. Я сильно люблю тебя, чтобы скрывать моё желание коснуться твоих губ. И БанЧану своему передай, чтобы побольше времени проводил с тобой, иначе ты останешься у него лишь воспоминанием. — А ты… — выдохнул Феликс, садясь на полу, но по-настоящему восхищаясь сейчас такой целеустремлённостью блондина. — Ты не хочешь узнать, хочу ли я быть с тобой? — Не хочешь сейчас — захочешь потом, — улыбнулся Хёнджин и сел напротив Феликса, тепло улыбаясь. — Я тоже эгоист с красивыми глазами.       Феликс отвёл взгляд и не смог сдержать улыбку, снова беря свой альбом и поворачивая его к Хёнджину. На листочке был изображён… Хван? Честно, никто бы не поверил, что это Хёнджин, если бы не пухлые губы на пол лица, которые Феликс ещё и красным раскрасил, чтобы самому поверить, что это губы, а не крылья бабочки с его браслета. — Ничего себе! — улыбнулся Хёнджин, решаясь засыпать Феликса комплиментами. — Этот рисунок будет стоять у меня в рамочке! Поставь автограф, пожалуйста! Ты непревзойдённый художник! — Правда нравится? — улыбнулся Феликс, начиная расписываться в уголке листочка. — Красиво? — Нет, конечно, — отмахнулся блондин и вырвал листочек из альбома, чтобы поставить дома в рамочку. — На БанЧана похож. — Не оскорбляй мою любовь! — Феликс снял кроссовок и в который раз за сегодня кинул в блондина. — То есть, до этого ты оскорбил меня? — улыбнулся Хёнджин, ловя кроссовок парня и кидая в ответ, попадая ему в коленку. — Так тебе и надо. Ещё раз меня обидишь, я ещё и маме расскажу.       Хёнджин убрал листочек в свой рюкзак и подошёл обратно к Феликсу, начиная потирать ему коленку, в которую попал кроссовком. Не мог он без заботы к парню, даже несмотря на их шутки, которые уже переходили в норму. — Тебе понравилось или всё же нет? — спросил Феликс, беря парня за руку, чтобы рассмотреть его браслеты. — Я старался, пусть и не красиво. — Всё красиво, Феликс, — искренне ответил Хёнджин, получая удовольствие от того, что блондин с таким интересом рассматривает его руку и украшение на запястье. — Мне правда нравится. Ты нарисовал меня, а это для меня многое значит. — Смущаешь… — вдруг произнёс блондин и поднял взгляд на глаза художника. — Покажи, что ты нарисовал для меня. — Я покажу, когда закончу, — пообещал Хёнджин. — Нам не пора уходить отсюда? — На самом деле, уже желательно идти, — выдохнул Феликс и встал, помогая подняться парню. — За тобой приедут? — Мы можем с мамой подвести тебя, — улыбнулся Хёнджин. — А можем увезти к нам, поужинаем, как вчера, и она отвезёт тебя домой. — Я не хочу оставаться с тобой ни на минуту наедине больше! — хохотнул Феликс, начиная собираться. — Я поеду к вам только из-за того, что твоя мама вкусно готовит. — Знаешь, что у нас дома ещё вкусное? — закусил губу Хёнджин, не понимая, как эта шутка вообще пришла ему в голову. — Что? — Её сын, — подмигнул художник, на что Феликс выругался и кинул в него третий раз кроссовок, на этот раз попадая прямо в спину.       Хёнджин хохотнул и сам засмущался, складывая альбомы в рюкзак и одеваясь. Написав родительнице, чтобы она приехала за ними, парень посмотрел на Феликса и нежно улыбнулся. — Эй, Феликс! — Что? — выдохнул блондин, путаясь в своей толстовке. — Я люблю тебя.       Феликс издал мучительный стон, но не смог не улыбнуться, выглядывая из толстовки и прося помощи. Хёнджин улыбнулся и подошёл к нему, помогая надеть кофту и снова прижимая к себе сопротивляющегося парня.