Рисую тебя

      Хёнджин сидел на переднем сидении в машине и смотрел в окно, читая различные неоновые вывески магазинов, кафешек и различных общественных заведений. Из академии его забрали не в лучшем состоянии, и родительница сразу поняла это, всматриваясь в родные черты лица сына и в эти тёмные, без каких-либо эмоций, глаза. Женщина не стала задавать никаких вопросов, прекрасно зная, что ответа в ближайшее время не получит. Ей было больно видеть Хёнджина таким, и, наверное, пришло время ей вмешаться во всё то, что сейчас делает её сын. Проблемой было лишь то, что она никогда не влезала в дела Хёнджина и позволяла ему самостоятельно справляться с трудностями. Нужно было найти выход и подобрать подход, чтобы парень принял её помощь и не посчитал, что она не верит в него и в его оставшиеся силы, а сил у Хёнджина осталось очень мало после сегодняшней ситуации, произошедшей за кулисами.       Блондин всю дорогу был поглощён своими мыслями, поэтому даже не сразу понял, что приехали они не домой, а в любимое кафе семьи, где родители часто любят проводить выходные наедине. Хёнджин посмотрел на свою маму и кивнул, получая от неё намёк, что пора выходить из машины. Она взяла сына за руку, заводя в небольшое и уютное заведение, где их сразу встретили и предложили присесть за любой свободный столик. Блондин всё внимательно осмотрел и сам повёл родительницу к понравившемуся ему столику, который находился в самом дальнем углу. — Чем хочешь перекусить, малыш? — спросила она, садясь на удобный стул и беря в руки меню. — Ты опять, наверное, не ел весь день. — Я не голоден, — выдохнул Хёнджин, доставая из рюкзака ручку и начиная использовать белую салфетку в качестве холста. — Хёнджин, несмотря на то, что тебе плохо, не нужно издеваться над своим желудком. Я закажу тебе поесть, а ты ради меня сделаешь это. — Не манипулируй мной, — хмыкнул парень, рассматривая перед собой родительницу и снова начиная рисовать. — Я не буду есть, даже если ты мне что-то пообещаешь взамен. Зачем мы сюда приехали? — Я хочу, чтобы ты развеялся и рассказал, что произошло, — женщина сделала заказ, оставляя парня на пару минут в покое, но когда официант отошёл, она протянула руку к сыну и сплела их пальцы в самый крепкий замочек. — На тебе лица нет. Как думаешь, приятно ли мне видеть тебя таким, малыш? Ты же мой сын. Как бы ты не хотел, чтобы я сейчас отстала, я не смогу. Когда больно тебе, то автоматически больно и мне, Хёнджин. — Прости меня… — Не извиняйся, — выдохнула она, заглядывая в такие родные глаза, взгляд которых блондин отвёл в сторону. — Расскажи мне, что случилось сегодня в академии. Мы вместе подумаем, что делать, и я помогу принять тебе правильное решение. Ты ещё так молод, а уже пытаешься закрыться от меня и от мира.       Хёнджин снова отвёл взгляд и тяжело выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. Ему было тяжело справиться с новыми подробностями жизни Феликса. Конечно, Хёнджин подозревал, что блондин не просто так вешается на шею БанЧану, а Чан не просто так каждый раз провожает его до дома. Просто… Наверное, Хёнджин не ожидал, что станет свидетелем их любви, которую парни пытались скрыть за кулисами, отдаваясь страсти, которая, как огонёк зажигалки вспыхнула между ними. Блондин мог только мечтать, чтобы однажды такую страсть почувствовал Феликс к нему. Иногда Хёнджину казалось, что он не сможет выдержать и натворит что-нибудь плохое по отношению к Феликсу, удовлетворяя лишь свои потребности. Этого блондин боялся больше всего, контролируя дозволенные и недозволенные желания. — Сегодня… — тихонько приступил к рассказу Хёнджин, отпуская руку родительницы и начиная снова рисовать на салфетке, лишь бы не позволить эмоциям взять над собой верх. — Сегодня всё было прекрасно, тебе не стоило бы переживать так сильно. Возможно, ты не сможешь понять меня, но чтобы всё это ощутить, ты должна оказаться на моём месте. Я сегодня впервые поговорил с Феликсом. Веснушек на его лице намного больше, как и ресничек. Он был настолько близко, что я даже заметил пару веснушек на его шее. Он узнал меня по фотографии из Instagram, похвалил за творчество, а потом стал рассматривать браслеты на моей руке. Я не смог не подарить ему один, но, честно, я бы отдал все. Прости, ведь их все подарила мне ты. Он выбрал тот, который с бабочкой — самый красивый, — губ блондина коснулась лёгкая улыбка, и было видно, что ему эти воспоминания приносят удовольствие. — Потом Феликс стал тренироваться. В этот раз я успел дать ему попить. Ты бы видела, как я летел по коридору. Но, мама, знаешь, он успел забыть моё имя к этому времени, — грустная усмешка, и парень посмотрел на родительницу, которая внимательно слушала его. — У меня трудное имя или что? — И ты из-за этого расстроился? — нежно улыбнулась она, снова беря сына за руку и рассматривая его пальчики. — Он же австралиец. Ему могут быть сложны для запоминания наши имена, малыш. — Мама, я слышал, как его трахает БанЧан, — грубо выразился парень и замолчал, ожидая, когда официант расставит их заказ на стол и удалится. — Спасибо, — изобразив на лице улыбку, блондин проводил мужчину взглядом и снова посмотрел на удивлённую от такой резкости родительницу. — Прости, что грубо, но я не знаю, как ещё сказать это. Я остался один в актовом зале и хотел закончить роспись стены, чтобы завтра спокойно посетить занятия МиСук, но Феликс и БанЧан решили доказать мне, что они пара. Я слышал, как Феликс усмехался за кулисами, что их могут услышать, что здесь рисуют художники. Знаешь, что я услышал перед тем, как уйти и выключить свет? Я услышал его стон. Он был приглушённый, тихий, но наполненный чувствами. Я не думал, что когда-нибудь стану свидетелем такого. Мне… Мам, мне плохо, — Хёнджин поднял мокрые глаза на родительницу и закусил до боли губу, чтобы не дать ни одной слезинке скатиться по щеке. — Я упустил его, да? Я не могу разрушить его любовь с БанЧаном, ведь он любит его. Но я уверен, что я люблю Феликса больше, чем он. Что хочу его больше, чем он. Я знаю точно, что Феликсу со мной будет лучше, чем с ним.       Сердце женщины стало разрываться от вида своего сына. Он старался держаться, чтобы в её глазах показаться сильным, но она видела, как быстро намокают глаза Хёнджина. Тяжело выдохнув, она пододвинула к нему стул и крепко обняла за плечи. Блондин не любил, когда его жалели, но сейчас ему была нужна эта поддержка. Он чувствовал, что своим рассказом сделал лишь хуже себе и своей маме, но она сама попросила посвятить её в это. — Хёнджин, ты молодец, что не хочешь вмешиваться, но ты ведь не сможешь отпустить его, — она заботливо начала поглаживать блондина по голове, перебирая прядки его волос. — Когда любят — отпускают, но малыш, это глупо, согласись. Я уверена, что всё, что ты только что сказал о своих чувствах к Феликсу, может сказать то же самое и БанЧан ему. Вы оба вцепились в бедного парня, а ведь он и не знает даже о твоих чувствах. — И не узнает, — перебил Хёнджин и отстранился, вытирая глаза. — Ты же не думаешь, что я сейчас побегу к нему, упаду на колени и начну кричать о своей любви? Нет, я не буду даже намекать ему об этом. — Ты считаешь, что он предал тебя? — нежно улыбнулась женщина, читая все мысли Хёнджина по его глазам и словам. — Ты считаешь, что этот малыш предал тебя и твои чувства к нему? Хороший мой, но ведь он даже не знает о их существовании. — И что ты предлагаешь? — выдохнул блондин, отпивая из стакана сок. — Ты права, я не оставлю его. Но сейчас смысла мне лезть к ним нет. В открытую разрушать отношения, когда Феликс в них является любимым… Не кажется ли тебе, что это подло с моей стороны? — Я предлагаю поступить по-другому, — родительница села обратно, чтобы видеть Хёнджина перед собой. — Я устала видеть тебя таким, поэтому, малыш, пора брать себя в руки и начинать делать шаги. Сколько у тебя его портретов? — Много, — хмыкнул Хёнджин, немного понимая, что собирается предложить ему мама. — Я не покажу их никому. — А если показать только ему? — улыбнулась она, выразительно намекая взглядом. — Ты у меня романтик, попробуй дополнить мою идею. Если он будет видеть их, не зная, что художник ты?       Хёнджин задумался и закусил губу, пытаясь представить себе картину, которую пытается передать ему мама. В какой-то момент губ парня коснулась игривая улыбка, и он поднял взгляд на женщину, хохотнув. — Мам, я не думал. У меня в голове прошёл флешбэк голой ключицы Феликса, которую я запалил на недавней фотографии, — щёчки блондина немного покраснели, а женщина закатила в улыбке глаза. — Что ты там говорила? — Хёнджин хохотнул и поймал скомканную родительницей салфетку. — Прости! — Я предложила тебе из страдающего героя твоей любви превратиться в тайного поклонника, — более литературно выразилась она, отпивая из чашки кофе. — Ты можешь… — Я понял! — улыбнулся Хёнджин, снова перебивая. — Я буду подсовывать ему каждый день по одному портрету с запиской, — стал рассуждать блондин, задумчиво закусывая губу, которую скоро точно съест. — Мам, не получится. Он точно узнает, что это я. Сама подумай, я ему отдал браслет, принёс воды, а тут ещё и подарочки каждый день. Я единственный художник, который в последнее время крутится вокруг него. — А кто сказал, что он не должен понять? — выдохнула родительница, складывая руки на груди, словно ведёт очередной отчёт сотрудников своей студии. — Малыш, тебе это и нужно. Он постепенно заинтересуется тем, кто им так восхищается. Начнёт искать и найдёт. Может, это не приведёт к любви, но хотя бы вы оба увлечётесь этим и сдружитесь.       Хёнджин кивнул и тяжело выдохнул, соглашаясь со всем тем, что ему предложила мама. Парень был благодарен ей, безумно сильно благодарен за всё. Он встал и крепко обнял её, но всё равно пропадая разумом в своих угнетающих, но таких сладостных мыслях.

***

      Вернувшись домой, Хёнджин наскоро принял душ и скрылся в своей комнате. Зашторив окна, блондин сел на стул на своём рабочем месте, где царил творческий беспорядок из-за частых рисунков и эскизов. Тяжело выдохнув, парень достал папку с портретами, на которой красивыми буквами было выведено «Феликс». Хёнджин очень долго рассматривал каждый законченный рисунок, словно вспоминая все те чувства и эмоции, которые ощущал, рисуя каждый из портретов. Они были все разные и непохожие. Некоторые блондин рисовал, испытывая вселенскую радость, некоторые были пропитаны грустью и болью, остальные же несли в себе нежность и любовь. Те, что несли в себе скрытую и непреодолимую боль, Хёнджин решил не трогать и оставить невидимыми для любимых глаз. Пусть блондин и не почувствует ничего, но Хёнджин будет помнить, что он вложил в каждый рисунок.       Выбрав самые лучшие из лучших, блондин отложил рисунки и закусил губу, замечая в самом углу ящика знакомую обложку. Труда не составило вспомнить, что это личный дневник парня. Когда-то он обещал выкинуть его, но не смог разрушить весь тот мир, который записывал туда так часто. Заложив дневник обратно различными папками с рисунками, парень выбрал первый, написав в самом уголке цифру «1». Достав листочек для записки, Хёнджин стал думать, что стоит написать, но мысли прервало сообщение, пришедшее на телефон. Сынмин: «Ты не спишь?» Хёнджин: «Нет. Что-то случилось?» Сынмин: «Я не знаю, как ты отнесёшься к этому, но я бы подвёл тебя, если бы не сообщил. Феликс и БанЧан встречаются…» Хёнджин: «Я знаю» Сынмин: «А почему мне не сказал?» Хёнджин: «Может, потому что мне было не очень хорошо?» Сынмин: «Прости» Хёнджин: «Сладких снов» Сынмин: «Ты обиделся, да?» Хёнджин: «Занят немного» Сынмин: «Знаешь, что? Завтра мы идём гулять! Понял?» Хёнджин: «Посмотрим, Сынмин. Я правда не знаю, что завтра будет, но я готовлю Феликсу портрет и записку» Сынмин: «СЕРЬЁЗНО?!» Хёнджин: «Было решено аккуратно подступать» Сынмин: «Это правильное решение, Хёнджин. Не буду мешать» Хёнджин: «Ещё раз сладких снов» Сынмин: «Спокойной ночи»       Хёнджин выключил звук на телефоне и приглушил немного свет ночника, поглощаясь в свои мысли, чтобы написать полноценное, романтическое письмо для Феликса. Парень не хотел, чтобы записка выглядела, как признание в любви. Блондин больше хотел, чтобы Феликс понял, как сильно он восхищается им, восторгается и насколько сильно для него важны такие детали, как улыбка парня, его взгляд и смех. Практически около часа Хёнджин изливал свои чувства. Он зачеркивал всё, комкал бумагу и писал заново, пока на чистом и ровном, маленького размера листочке красивым почерком не было выведено самое искреннее изливание о любви. Записка: «Я подошёл к моменту в своей жизни, когда молчание становится врагом, а не другом. Феликс, только не пугайся всего, что тут написано. Я пишу не чтобы напугать тебя, а для того, чтобы твои кукольные губы тронула тёплая улыбка, которая озаряет этот мир, словно настоящие лучи солнца. Мне правда важно, чтобы ты улыбался. Ты можешь воспринять это всё с разных сторон, но я восхищаюсь тобой и твоим творчеством. То, что ты танцуешь, настолько пропитано чувствами. Ты отдаёшься танцам, точно так же, как и я отдаюсь своим карандашам и кистям. Видишь в уголке циферку? Это самый первый портрет, который я нарисовал для тебя. Самым трудным было изобразить веснушки. Для меня это не просто поставить точки и оставить как есть. Для меня они значат многое. Возможно, твои веснушки уже сравнивали со звёздным небом, но никто никогда не называл их летними снежинками. Пожалуйста, не смей приходить ко мне в студию и искать автора этого рисунка, иначе я выдам себя! А у меня впереди ещё много сюрпризов…»       Это было написано не идеально, но это являлось малой частью из того, что Хёнджин хотел сказать. Возможно, к утру он вовсе передумает двигаться по этому плану полностью, но эта записка и портрет должны точно попасть в руки Феликса.