Автостопом по Фазе Сна

неловкое молчание — худшее чувство, которое максим мог чувствовать, ну вообще ещё была любовь, но там свои причины. — бля, — первым прервал молчание паша, подсаживаясь ближе к максиму, который ничего не отвечает на такой выпад, только немного сжимается, не понимая что ему делать, — как на поминках сидим, ей богу, — колда аккуратно кладет руку на плечо, внимательно наблюдая за реакцией парня, — может накатим? — а вот это заебись, — максим резко веселеет, даже забывает о руке, которая так же продолжает лежать не плече, — а повод какой? свободная жизнь? — максим смеется со своей шутки, понимая, насколько она конченая, только когда встречается с ироничным взглядом паши — у нас с тобой будет серьезной разговор, — без шутки говорит паша. и это дикий проеб. фисенко опять сжимается, вообще не понимая, что от него хотят. поговорить о чувствах? вот эта хуйня точно не для максима. он любил проводить время с партнером, дарить подарки, спрашивать всё ли хорошо, но говорить об этом — точно нет. ну не для него эта хуйня, — не ссы, ебать не буду. максим с пашей смеются, понимая, что оба ну вообще не готовы к этому, тем более с такими-то взаимоотношениями, то обычные одноклассники, то что-то большее, о чем, конечно, думать не хотелось. когда максим пропустил одну рюмку всё напряжение как рукой сняло, да и паша больше не казался ему конченым пидором, который хочет воспользоваться им. коньяк хороший, компания веселая. — садись, — выкидывая окурок в окно, серьезно заявляет паша. максим от удивления пропускает ещё одну рюмочку, опять же, не вдупляя, что от него хотят, но просьбу всё же выполняет, уж не хотелось злить колду, поругаться, и пиздовать к пьяной матери, — расскажи о своей семье. и это, как кажется паше, фатальная ошибка. фисенко резко меняется в лице, даже чуть сморщивает нос, показывая своё отвращение к этой теме. — пожалуйста-а, — колда тянет последнюю гласную, чем пробивает максима на смех. напряжение опять куда-то улетучивается, да и фисенко уже не кажется хуевой затеей рассказать о своей семье. ну или коньяк действует так тяжело. — отец ушел, когда мне десять было, — начинает максим, пропуская ещё одну рюмку, — мать запила тогда, меня бабушка воспитывала, потом бабушка умерла и мне пришлось жить с матерью, уже к концу восьмого класса половина моих друзей лежало от передоза, потому что мы на какой-то хате обкололись герычем, — невесело хмыкает фисенко, скорее своему прошлому, а не паше, — мать запила ещё сильнее, я начал работать, чуть хуй не забивать на учебу. потом появилась настя, которая начала встречаться с каким-то парнем из моей тусовки. мы начали вместе гулять, она оказалась хорошим человеком, тогда подумали, что мы с ней спим втайне ото всех, мне ебало набили, насте мораль почитали. она прям там кинула этого пацана и пошла мне ебало протирать. возможно мы в этот момент и правда надеялись на отношения, а потом я начал ей рассказывать о том, что мне больше парни нравятся, — максим резко осекается, но видя, что паше не противно продолжает, — она рассказала, что у нее и с девочками было, но что-то не сошлись берега и она всё же, так сказать, осталась гетеро. она мне помогала строить отношения с пацанами, я ей очень восхищаюсь, она реально пиздатая девчонка. — ты встречался с парнями? — спросил колда, понимая, что рассказ максима таки кончился. — был раз, но там лютый пиздец, я сам не понимаю почему ещё жив. интерес в глазах паши вспыхает резким огнем, не понимая, о чем говорит максим. — ладно, — ухмыляется максим, попивая из кружки, — его роберт звали. это в позапрошлом году было, 9 класс, гормоны пиздец. он тоже приезжий был, но только на лето. мы целовались, обнимались, всё было заебись и даже шло к сексу, я готов был. понимал, что тоже хочу, а потом узнаю, что он девчонку трахает из соседнего подъезда. у меня паничка началась, я всем что только можно накидался . я пиздец как был влюблен. настя вовремя поняла в чем причина и пыталась меня вразумить, иногда даже выходило. потом он позвал меня к себе, я согласился. мы поговорили, я думал, что всё, пути разошлись, пока, не скучай. но он попытался меня задержать, раздевать начал, а у меня опять паничка, я не ебу что делать, я не знаю как, но он видимо понял, что ноющего парня трахать — не айс, выгнал меня, что-то сказал напоследок о том, что я шлюха. я домой убежал, а на следующий день узнал, что он спрыгнул с крыши. сказать, что я ахуел — ничего не сказать. меня на месяца так два накрыло, настя всегда приходила, спасала. потом откат пошел, я перестал загоняться, но чувство вины не прошло, — максим замолкает, думая над своими мыслями. негласно соглашаясь, он тянется в паше, нежно целует, поглаживая плечи, потому что знает — надо что-то сделать и переключиться, иначе опять паничка накроет, — и я не хочу, чтоб у меня была такая хуйня с тобой. парни смеются, а потом продолжают целоваться, зная, что есть только сейчас и только сегодня, а что будет завтра — полная хуйня. хоть их убьют, но так круто просто сидеть и целоваться, не думая ни о чем. — это такое признание в любви? — беззлобно шутит паша. — как раз об этом, — резко меняется в лице фисенко. такой важный, аж хуй бумажный, — что же между нами? просто я не каждый раз так сосусь с парнем на диване и рассказываю о хуевых моментах. — ты думаешь я знаю? — устало протирает лицо паша, — предлагать отношения тебе рано — ты нахуй пошлешь, знаю. поэтому я не знаю. честно, нихуя не знаю. и никто не знал. ни паша, ни максим, что так долго и усердно пытался понять, что же за хуйня. никто не понимал, но всех кажется устраивал такой расклад событий. — пошли спать? — зевает паша, переводя взгляд на часы. пол второго. рука у паши теплая, особенно когда она контрастирует с холодными поцелуями по шее, а максиму лишь и остается, что стонать. слишком пьян, чтобы сопротивляться. да и знает, что паше тоже не до траха. просто пытается поддразнить парня. угадывает же, сука. член в шортах всё же болезненно трет, максим не выдерживает и закрывает глаза руками. пусть паша его хоть раз двести выебет, просто дайте бедному мальчику кончить. рука колды медленно поглаживает сверху-вниз, очерчивая член. — хочешь отсосу? — без пояснения спрашивает паша, на что получает неуверенный кивок, который потом сопровождается стоном. сперва просто языком собирает смазку, придерживая у корня, но когда слышит негромкие, но мягкие стоны, насаживается чуть ли не до половины, упорно двигая рукой. откуда он так умеет,расскажет максиму позже.пока им хорошо, а остальное неважно. у самого член уже ноет, прося наконец-то кончить, но при виде максима, который раздвинул ноги, закрывая одной рукой лицо, а другой придерживая пашу за голову — готов потерпеть. пьяный мозг не очень ориентируется, поэтому кончает он довольно быстро паше прямо в рот, когда тот себе в кулак. опять какая-то несправедливость. фисенко даже на утро не вспомнит, если ему конечно не расскажут. а зря, очень хотелось бы запомнить этот момент, когда новенький, который понравился половине школы сейчас со спермой во рту какого-то изгоя. максим даже не помнит как засыпает, помнит что скидывает нахуй с себя эти шорты, оставаясь полностью голым. ещё помнит теплые руки паши, которые блуждали по мягкому животу. колда не просил пока большего — всё понимал. понимал , что максим сейчас слишком пьян для чего-то большего, да и для отсоса он тоже не трезвый. да блять, они даже нормально не поцеловались, потому что максим перебрал. ужрался, сука, от нескольких рюмок. так тепло, так хорошо. хотелось бы, что так было всю жизнь, но максим открывает глаза, чувствую как болит голова. ещё чувствует сушняк. и то, что голый с пашей в обнимку. единственный выход — писать насте. а ещё в голове всплывают картинки прошлой ночи, и румянец уже появляется на всём лице. стыдно же как. апфс насть 6:07 я проснулся голый с ним в одной кровати 6:07 и всё. глаза сами закрываются, а рука ложится на спину паше. так ахуенно сейчас.