Тайна потерянных примархов

…Незадолго до того, как покинуть Фенрис и отправиться с 13-й ротой в Око Ужаса, Леман Русс сидел в зале Этта, окруженный Кровавыми Когтями под присмотром старших ярлов легиона. Разговор зашел о Ереси, а затем — и о том, что было до Ереси, и даже о первых операциях ВКП. И вдруг кто-то из особо дерзких юнцов спросил: — Конунг Русс, а кто были еще два примарха? Ну, девять предали, девять сражались за Императора, а еще два? Их же двадцать… — Молодец, считать умеешь, хьолда, — досадливо отметил Русс. — А еще два… в общем, там рассказывать нечего. *** Примарх Корасон Руссу нравился. В целом. Он был черноок, кудряв, жгуче обаятелен и всегда белозубо улыбался, мимоходом очаровывая всех, кто его встречал, влюбляя в себя женщин от мала до велика и некоторых мужчин, и укрепляя в каждом сердце верность Империуму и лично примарху Корасону. И все бы ничего, вот только примарх был несколько… экзальтированным. — Мои сыночки! Мои кровиночки! — радостно заорал он, обнимая сразу нескольких космодесантников, стоявших в первой шеренге. Так произошло знакомство новообретенного отца с его легионом. После этого он всерьез задумался, чтобы изменить название легиона, и не сделал этого только потому, что не смог выбрать, какой вариант лучше: «Горячие мачо» или «Кабальерос де ла Роса». Самого Русса он тоже при первом знакомстве заключил в объятия и с восхищением спросил: — Это твои собачки? Какая красота! А дай я их поглажу! Волки Русса так обалдели, что покорно дали себя затискать до состояния выжатой в машинке простыни… В дальнейшем при виде очередной заселенной людьми планеты он украшал доспехи живой алой розой и, напевая фламенко, пикировал в резиденцию планетарного правительства, чтобы восклицать: — Как прекрасен этот мир! Ке беллеса! Здесь самые чудесные девушки! — на этих словах, как правило, он брал ручку первой попавшейся дамы из планетарного правительства и запечатлевал на ней пылкий поцелуй. — Какая дивная природа! Альфарию, с которым познакомился аккурат перед Рангданской кампанией, Корасон с ходу заявил: — Обожаю цвет морской волны! А это у тебя на наплечнике кто — Ктулху или Змей Горыныч? — Гидра, — промямлил Альфарий (который был Омегоном). — О, как это замечательно, ми амиго, — я тоже чту нашу древнюю историю прекрасной Терры! Тем временем дела в Рангданской кампании шли так, что единственным светлым пятном оставались комплименты от Корасона. Имперские силы терпели поражение по всем фронтам. — Проиграть каким-то ксеносам, — стенал Лев. — Мерзким гнусным ксеносам! — Ну что ты, Леонсито, амадо, — утешал его Корасон. — Это же лисички. Смотри, какого они красивого фиолетового цвета и с пятью глазами. — Это ксеносы, — грустно констатировал Альфарий. — Злобные твари. — Но, керидо, тварь — это животное, а у них и язык есть. Я его немного выучил. Вот, — и Корасон по слогам прочел трофейную инструкцию, захваченную в последнем бою: — «Соси звезда свет, гони космос мрак». Это про свет, понимаете? Как прекрасно! — Кор, — обморочным голосом прошептал Русс, — хьолда, это не свет, это оружие, которое работает от энергии звезд и уничтожает наши корабли! — Восхитительная работа ума, — ответил Корасон. Возможно, он имел в виду, что рангданцы круты и проиграть им не стыдно. Но Русс, выведенный из себя вечной восторженностью брата, вспылил и заехал ему в челюсть. Оба были вспыльчивы, но отходчивы; на следующий день они помирились и общими усилиями четырех легионов победили-таки рангданцев, и только после Ереси Русс узнал, что его, оказывается, винят в расправе со Вторым примархом. Впрочем, вскоре Корасон окончательно нарвался — когда в совместной с Жиллиманом кампании вместо того, чтобы атаковать темных эльдари, начал очередной заход по межрасовому пикапу. «Амада, — ворковал он ошарашенной ксеносихе, — маравилья, прекрасная сеньора!» Под конец друкхари все-таки были побеждены, но Жиллиман перепсиховал. — Это ужас, — раздраженно сказал он Малкадору. — Он прекрас… тьфу, благородный человек, но совместных действий, пожалуйста, нам больше не поручайте! Знать его не хочу! *** Примарха Мордехая нашел сам Русс — нашел на сильно удаленном от Терры захолустном, но процветающем мирке под названием Одесса. Мордехай стоял на смотровой площадке своей резиденции, скорбно глядя на «Храфнкель», зависший на низкой орбите, и ветер трепал его пейсы. Пушки «Храфнкеля» смотрели Мордехаю прямо в лицо. — Хорошую моду себе взяли, — мрачно сказал Мордехай, — убивать живых людей. При встрече Русс, а затем и сам Император, объяснили новому родственничку, что убивать его никто не собирается — наоборот, ему вручают лычки примарха и целый Одиннадцатый легион. Но и это не успокоило Мордехая с Одессы. Он повеселел только тогда, когда выяснил, что его мир теперь присоединяют к Империуму, и надо платить имперскую десятину. — Таки это совсем не то, шо за бесплатно, — удовлетворенно сказал он. — У нас на Привозе каждый знает: если тебе шо-то дают за бесплатно, то через это потом придется платить втрое дороже! Братья отнеслись к одесситу с некоторым подозрением: очень уж непрезентабельно он выглядел среди сияющего Фулгрима, великолепного Сангвиния и бравого Хоруса в своем скромненьком лапсердаке и старой ермолке. Но вскоре обнаружилось, что у Одиннадцатого — дар убеждать и обращать в имперское кредо, и список приведенных им к Согласию миров рос стремительнее, чем у всех остальных, вместе взятых. — Ой, Ангрончик, — говорил он, отловив кого-нибудь из братьев и держа его за пуговицу — или за горжет, за неимением пуговицы, — я таки не понимаю, шо ты такой гордый своими победами? Оно надо Империуму, присоединять к себе развалины скотомогильника, шо ты их оставляешь за собой? А тебе оно надо — рисковать своей попой в резне? Мне оно надо, как лампасы на поножах! Ангрон его не очень понимал, зато Фулгрим и особенно Жиллиман поддерживали от всей души. — Я с того имею свой гешефт, — рассуждал Мордехай, — шо договариваюсь с каждым человеческим миром так, шобы они потом не знали: им было мало Согласия или им понравилось, и они хотят еще? И в каждом покоренном мире я за бесплатно даю людям счастье, а на оставшиеся деньги строю бульвар со скамеечками, лавку и синагогу. «Градостроительство, торговля и культура», — черкнул у себя Жиллиман. — Людям надо объяснять, шо если они приведутся к Согласию, у них будет счастье, промышленность и мой папа раввин Император, а если нет, мы им сделаем такое, шо еще никто не слышал, и вся Галактика будет за это говорить, — подытожил Мордехай. Как именно «объяснять», он не указал, и простодушный Робаут решил, что речь о словесном внушении, а романтичный Фулгрим — о силе искусства. Но вскоре во время совместной кампании с VII легионом кое-что выяснилось. — Дорогие люди и братья по разуму, — обратился к гражданам новонайденной планеты Мордехай. Стоявший рядом Дорн приподнял бровь, и Мордехай пояснил: — Ну надо же, шоб люди думали, шо у них есть разум, хоть и мы-то знаем! — Мы тут, шоб купить вашу планету, — продолжал он переговоры. — Это ж самое выгодное предложение, буквально распродажа, акция, второй раз ви таки не сможете договориться! За ваш маленький, но несомненно дорогой вашему сердцу шарик мы вам дадим… И тут Мордехай запнулся. За время ВКП он выкупил много планет, и у него больше не осталось товара. Правда, то, за что он их «выкупил», оставалось при нем, но Мордехай гордился своей честностью и никогда не впаривал людям одно и то же дважды. — А вот эту большую золотую бандуру! Шоб я так жил, это же золото, и если его соскрести, ви таки купите за него еще половину Галактики! …Когда Рогал Дорн осознал, что его драгоценную «Фалангу» назвали бандурой, а аурамит — золотом, да еще и предложил в обмен на какую-то планету, он пришел в неистовый гнев и помчался на Терру — жаловаться. — Слышать об этом торгаше больше не хочу! — орал он, топая ногами, так что Малкадор ежился. — Чтоб он пропал, исчез, чтоб его не было! Малкадор в то время был вымотан организационными вопросами, затуркан требованиями Императора и вдобавок находился под впечатлением от жалобы Жиллимана на Корасона. — Хорошо, — устало произнес он. — Не хотите о них знать и слышать — и ладушки… *** — Вот так моих братьев и отправили в отставку, — завершил Русс. — Фенрис хьолда! Их боевая доктрина уж слишком противоречила общему подходу Империума. Хотя, я думаю, это было и к лучшему. Как обычно, Стая согласилась с примархом. И только любопытный Кровавый Коготь задал следующий вопрос: — Конунг Русс, а что такое «роза»?