Leni

Каждую ночь одно и то же. Кошмарное видение, преследующее во снах, пресекающее каждую его попытку нормально отдохнуть. Из этого подземного храма на поверхность он вернулся не один – прихватил с собой целый список травм, как душевных, так и физических.       Зажигалка выскальзывает из дрожащих пальцев и с глухим стуком валится на пол. В тишине квартиры звук кажется, по меньшей мере, разорвавшимся над ухом снарядом. Джейсон зажмуривается и пытается не выругаться. Зажигалка остаётся лежать на полу, а сам он тяжело опирается руками о запылённый подоконник. В родной Америке тепло, жёлтый глаз луны устало ласкает его измождённое лицо, но что снаружи, что внутри него – холод. Он сковывает внутренности, не даёт глубоко вдохнуть, запечатывая рвущиеся наружу эмоции. Голова тяжёлая, вместо мыслей – зелёный туман аккадских пещер. Стоило ему выбраться из одного логова монстров, как он тут же очутился в месте гораздо более страшном. От крылатых мразей он мог отстреляться, отбиться. А от себя, увы, не убежишь, не спрячешься в разломах собственной покорёженной души. Не избавишься по щелчку пальцев от грызущего чувства вины, которое даже переложить не на кого – Колчек сам себя подставил.       Конечно, они условились, что если ситуация перейдёт из разряда «полная жопа» в «беспросветный пиздец», иракец и американец будут сами за себя. И когда всё действительно полетело к чертям, его товарищи лишний раз укрепили в нём мнение, что Салим – не один из них. Так какого ж хуя он чувствует себя так паршиво?       Первое время после чудесного спасения всё шло, как и ожидалось. Многочисленные допросы, медицинские обследования, проверки, карантин. Бля, да о нём так родная мать в детстве не пеклась, как грёбанный ЦЕНТКом. Было совсем не до размышлений об ушедших товарищах и ужасах, творившихся под землёй. Каждый день выматывал настолько, что стоило голове коснуться подушки, как сон одолевал его, унося с собой любые ненужные тревоги. Но как только всех выживших отправили домой «восстанавливаться после травматических событий», в его разуме будто вскрыли сундук с самыми мрачными воспоминаниями, давившими неподъёмным грузом на плечи что днём, что ночью. Квартира похожа на тюремную клетку с открытой решёткой – формально, Джейсон свободен, вот только двигаться некуда. Куда бы он ни шёл, что бы он не делал, его преследовали жуткие образы, обрывки фраз, последствия принятых им решений.       Он по натуре был нетерпимым. Его учили выполнять приказы. Принимать сложные решения, от которых пошёл бы трещинами моральный компас обычного человека. Его учили убивать тех, кто находился на прицеле винтовки. Стоило ли ему проявлять милосердие по отношению к своему врагу, будучи солдатом другой армии?       Тебя никто не просил быть милосердным, Колчек, но ты мог хотя бы попытаться поступить по-человечески. Чем же вдруг стало громкое и величественное Semper Fidelis для такого, как ты?       Блядская совесть. Он думал, что похоронил её давным-давно, когда звание первого лейтенанта и на горизонте не маячило. С детства неугомонный, неуправляемый, прям как смерч. Губивший свою юность, топящий серость никчёмной жизни в алкоголе и прячущийся от неё в дымке наркотических угаров. Армия впоследствии вбила в него непоколебимые нормы и уставы, строгостью и железными кулаками выбила придурь, подарила билет в будущее, имеющее хоть какой-то смысл. Защищать страну и своих людей от чужаков. По крайней мере, так он привык говорить себе каждый раз, когда бросался грудью на амбразуру или головой под град шальных пуль. Чего стоила его жалкая душа (коли она ещё была) в противовес жизням сотен, тысяч других?       Так от чего же ты так позорно сбежал тогда, в пещерах? Побоялся проснувшихся чувств к врагу? А ведь он спас тебя, когда было тяжко. Подставил плечо и окровавленный лом, чтобы вы оба выбрались. И как ты отплатил ему, а, Джейсон?       Он резко вынимает изо рта незажжённую сигарету, едва ли аккуратно засовывает в помятую пачку, и та отправляется в карман домашних штанов. Колчек смежает веки до цветных вспышек на обратной стороне век и, ни с того ни с сего, бьёт раскрытыми ладонями по стеклу, будто в отчаянной попытке уйти от голоса, что нашёптывает ему горькую правду. Зубы скрипят, на языке всё ещё чувствуется песок и кислый привкус табака, а руки горят от жёсткого соприкосновения со стеклянной поверхностью. Он больше так не может. От себя не избавиться, нечем перекрыть мелькающие перед глазами страшные картины, никак не остановить череду кошмаров, терзающих его с наступлением ночи и не прекращающихся даже поутру с восходом солнца.       Во снах к нему приходит скромная улыбка, тёплые добрые глаза и голос, лечащий истерзанное сердце. Но стоит Джейсону приблизиться, коснуться, как на смену покою приходит оглушающая тишина. Карие глаза напротив светятся немым укором и таким болезненным разочарованием, что всего наизнанку выворачивает. Зелёная вражеская (или уже нет?) униформа покрывается кровавыми разводами, трещит по швам, обнажает куски рваной плоти, оставшейся после нападения стаи голодных вампиров. Вина становится материальной, она душит его чужими сильными руками, с которых кроваво-красным капает на холодный камень под ногами. Просыпается он с застрявшим в горле вскриком, широко раскрытыми от паники глазами и чувством, будто в груди расползается поедающая изнутри чернота. Как всегда, отдышавшись, берёт в руки пачку сигарет и нервно выдыхает сизый дым в приоткрытое окно. Ни хрена не помогает.       Встретимся на другой стороне. Так он сказал Салиму, перед тем как бросить его на растерзание тварям у злосчастного лифта. Что ж, теперь они смогут встретиться разве что в другом Аду, стоит его сердцу прекратить биться. Чем раньше, тем лучше, услужливо звенит в голове.       Он приоткрывает слезящиеся глаза, ведёт мутным взглядом по ровным тёмным линиям татуировки на левом предплечье.       Смерть предпочтём бесчестию       Ты так боялся обесчестить себя узами с вражеским солдатом, что осознанно обрёк его на верную гибель. Ну и кто ты после этого?       - Ходячий труп.       Без цели, без смысла. С необъятным чувством вины, страшными грехами за прогнившей душой. Одинокий, сломленный, бесчестный. Пистолет в руке ощущается непривычно лёгким, а пуля в нём – ключом к последнему свободному вздоху. В этот раз он действительно предпочтёт смерть.