Последствия

У сыворотки были последствия. Конечно, у сыворотки были последствия, ведь Стив был первым (и последним) испытуемым. А может, он просто очень сильно налажал в прошлой жизни — потому что извечная болезненность организма сменилась суперсолдатским либидо, которое тоже отлично выводило его из строя на длительное время. Сам Стив не справлялся, и купировать это твёрдостью характера на длительное время не получалось — это они выяснили горьким опытом. Стиву часто и много приходилось придумывать оправдания к очередному побегу с очередного собрания, пока у него совсем очевидно не расплавились мозги, Баки — искать способы вернуть надежду человечества обратно в рабочие ряды. Какое-то время Баки добросовестно помогал с возникающими едва ли не каждый день проблемами — на коленях, или лежа, или сидя, или стоя. Один раз вися — во время десантирования где-то в Италии у них запутались стропы. В смысле, запутались у Стива, а Баки бездумно полетел помогать. Висели на дереве у ущелья долго, часов шесть. За это время гормоны Стива вдарили ему в голову — благо, только один раз. Но кем бы ни был Стив (а он суперсолдат по самоощущению, а не физическим параметрам), а Баки — простой человек. Пусть любовь и даёт сверхвозможности, но за пару лет эти возможности у Баки иссякли вместе с запалом. Миллионный раз натерев колени, что было не так страшно, как его мозоли на ладонях — предмет извечных шуток очевидцев, приобретя постоянную боль в спине, Баки наконец задумался об альтернативных вариантах решения вставшего вопроса. Уверенно встававшего раза четыре в неделю и в самые неподходящие моменты. Баки задумался — ревновать, собственничать и смотреть на последствия, или уверовать в какой-нибудь идеал любви и обрести наконец покой для своего тела и духа. Додумать не успел — помешал поезд. Тот самый поезд, метафорично пустивший поезд жизни Баки под откос на долгие годы. После этого вопрос на время спал. Уже потом, вновь себя обретя, Баки смог задумываться о бытовых вещах снова. Задумываться о чём-то вообще. И заметил страшные стивовы мучения, которые тот держал при себе и не показывал теперь уже даже Баки. Вопрос снова неосязаемым мороком замаячил у Баки перед лицом. Но многое изменилось — в частности, что Баки мог дать. Он бы, как и Стив, глупо жертвовал своим моральным здоровьем, лишь бы поддержать того, но тот замечал, насколько сложнее ему стало это делать, и отказывался сам. Уходил в глухую оборону и сводил тему к чему-нибудь безобидному. Баки злился, ругался, потом уже его психолог сказал — не геройствовать и принять помощь других. Оказалось, что это те же слова, которые он сам повторяет Стиву примерно ежечасно. Пришлось вновь уйти в рефлексирование и поиск компромисса. Связываться с проституцией Стив отказался наотрез, с любыми малознакомыми лицами тоже. Добро, решил Баки и ехидно подослал к Стиву среднезнакомых добровольцев. Стать свахой в таком, казалось бы, простом вопросе, оказалось нелегко — они много разговаривали, и обсуждали, и спорили, и Стив сказал, что он так всё равно не может и ему нужна какая-то крепкая связь с человеком. И вообще нужен Баки, а не просто человек. Тогда Баки, лениво листая ленту новостей, изобрёл компромисс — Тони язвительно называет такое «групповой терапией», а Баки, не стесняясь, по-простому — тройничком. Доказать Стиву, что так тоже можно, оказалось трудно, но легче, чем объяснять принципы свободных отношений. И то условие Стива — присутствие Баки, тоже выполнялось: он сидел, одетый, и благодушно держал голову Стива на коленях, гладил колечки волос и хвалил. Спрашивал, как он себя чувствует — Стив отпирался, отвечал нейтрально, но Баки видел, как от правильно сосватанного партнёра у Стива поджимались пальцы на ногах. Такой был предел показывания эмоций на людях. Они перебрали весь ЩИТ, всех, кого хоть сколько-нибудь одобрял Стив, и Баки снова задумался. Ходить по барам нельзя было по двум причинам: Стиву не нравились незнакомцы и сам он был знакомцем для любого человека. Даже слепой узнает его по голосу. Так они снова стали возвращаться к исходной точке, где Стив мучается своими желаниями, а Баки за компанию мучается своей беспомощностью. Чем дальше, тем большая между ними разверзалась пропасть: помимо очевидного физического неудовлетворения Стива оба были морально раздражены. Оба не соответствовали нуждам другого, но компромисс на них, нужды, упорно не находился, и то, к чему это вело, было страшно. Баки боялся потерять то, что уже терял на долгую вечность, Стив — потерять то, чему нет замены: он уже имел возможность в этом убедиться. Страшно было поссориться, стать друг другу чужими, когда они сходятся во всём. Всём, кроме одного, самого главного, а может и не главного совсем. Баки никогда не хотел обязывать Стива быть с ним, с тем, кто не может полноценно его удовлетворить — характером, или проблемами, или вот теперь желаниями. Стив это упорно игнорировал, притворялся, или правда не понимал, что тут они друг другу не подходят, и терпел, невольно давя этим на совесть Баки. Он был меж двух огней — неспособный дать Стиву нужное, он и препятствовал получению того самого нужного от кого бы то ни было. А потом он получил от Клинта ужасное в своей бессмысленности «смешное видео, Баки, в этом весь смысл» и получил воистину божественное откровение. Перед его глазами будто открылось что-то новое, неизведанное, по-настоящему спасительное. Он узнал об игрушках. Купил, не скупясь, все по порядку, из каждого раздела, даже в нескольких экземплярах — Стив, пусть и старается, всё ещё не элегантен в управлении своей силой. Открыл для себя много нового (а сколько нового будет для Стива!), немного даже поискал инструкции по применению, чтобы не облажать. Получил свои коробки, сгрёб все в одну, надёжно запечатал и упрятал — пригодились старые навыки. Решил выкладывать свои козыри дозированно. На первый раз решил разыграть карту приманки — разлёгся, весь мокрый после душа и пахнущий страшно искусственными фруктами, мол, иди и бери. Потом перевернул не ожидавшего подвоха Роджерса, скрутил и пригрозил не дёргаться. Тот, воодушевлённый новым раскладом, согласился, и Баки грациозно заполз к нему на колени. Сказал — смотри, чуть-чуть трогай, остальным займусь не я, а вот это. Скептичный Стив быстро распробовал новые правила игры, согласился быть послушным и получил свою долю удовольствия. Дальше Баки только наглел и наглел, используя обрадованного Стива как поле для испытаний новинок двадцать первого века, комбинируя, складывая и изучая пределы как игрушек, так и Стива. Так было экспериментально выяснено и доказано, что дальше четвёртого раза Стив не уходит, что при большом желании можно все четыре раза уместить в час работы и что чем больше Стиву наобещаешь, тем дольше он будет себя держать в руках. Или не в руках — в какой-то момент Баки вошел во вкус диктования условий и практически запретил руки. С таким неординарным способом отношения наладились лучше, чем со всеми остальными, перепробованными и нет. Баки, пусть и напрягаясь физически, отдыхал духовно, большими порциями получая эстетическое удовольствие. Научился мыслить нестандартно — подумав раз, что ему срочно надо научиться рисовать, принёс краски прямо в постель. Потом, пройдя по логической цепочке до еды, купил взбитые сливки. Те самые, из красивой рекламы. Стив жадно хватал всё, что ему предлагали, соглашался на любые условия, а потом лежал, обессиленный, и не мог не благодарить весь мир за такие чудеса. Так Баки обрёл свой покой.