Живи

Как и предчувствовал Минхо, на следующий день началось веселье. Наряд мракоборцев, обещанный Чанбином, на деле оказался двумя людьми, замаскированными под гостей замка, приглашённых директором (о чём они договорились сразу, как только переместились в замок и объяснили причину визита), дабы не беспокоить детей понапрасну и усыпить бдительность того, за кем они пришли. Лишь Уджин посмотрел на "гостей замка" с подозрением, но сделать ничего не мог. Хван же ни о чём не подозревал, будучи абсолютно уверенным в успехе. Он доверял Уджину безгранично, ошибочно полагая, что тот, помогая ему столько лет, ни за что не выдаст его замысел и сейчас, а потому даже не заострил внимание на визитёрах, увидев их во время завтрака. Первым делом мракоборцы направились к Минхо, желая взять у него показания. Они пригласили свидетелей: Криса, Чанбина и Джисона, что бы те, в случае чего, могли подтвердить или опровергнуть его слова. Однако Минхо врать было не за чем: он достаточно терпел выходки Хвана и теперь выдал как на духу всю их историю, а также ситуацию с Сынмином. При словах о том, что Хван, по сути, домогался до студента, пользуясь тем, что тот был под действием зелья доверия, а также его беспомощностью, выражения лиц служителей закона, и так хмурые, совсем потемнели, не предвещая ничего хорошего. Для достоверности этих показаний они также расспросили Джисона, ведь он был другом Кима и мог дополнить историю. Он описал состояние Кима после той ситуации, рассказав про его потерянный и паникующий вид, а также и о том, что действие зелья он симулировал, а потому прекратил визиты к Хвану, опасаясь дальнейших действий с его стороны. Мракоборцы кивнули и решили, что, хотя Ким и симулировал, вины Хвана это ни в какой степени не умаляет. Быстро опросив Криса и Чанбина, они услышали достаточно для того, чтобы понять: Хвана ждёт долгое, очень долгое лечение в госпитале Святого Мунго. Они, в общем-то, всё поняли ещё из рассказа Минхо, да и Чанбина знали лично и причин не доверять ему не находили, но для проформы расспросить их были обязаны. Все это понимали, поэтому никому не пришло в голову чинить им препятствия. Разобравшись с этим, мракоборцы хотели было нагрянуть к Хвану и призвать его к ответу, но затем вспомнили об ещё одном участнике происшествий: Уджине. Немного поразмыслив, они решили, что он-то, как раз, в сущности ничего не совершил, а потому его прижать не за что, и решили привлечь его к делу с другой стороны: попробовать раскрутить его на показания против собственного друга. Лицо Кима, когда к нему постучались незнакомцы и представились мракоборцами, нужно было видеть! За несколько секунд на нём пронеслись совершенно незабываемые в своей искренности эмоции: непонимание, страх, обречённость и растерянность. И Минхо был уверен - такое зрелище он не забудет никогда. Да, он присутствовал как пострадавшая сторона и, несмотря на то, что остальные не имели права наблюдать за ходом расследования, быстрое "Я с тобой!", брошенное Джисоном, когда Ли уходил вслед за двумя мужчинами, грело его сердце и заставляло быть уверенным в том, что сейчас всё наконец стало налаживаться. Когда Уджин услышал, что вязать и вести его в Азкабан никто не собирается, он заметно расслабился. Насколько это возможно, находясь рядом с преследователями нарушителей закона. Однако, видимо, сохраняя хоть какие-то остатки совести и дружеской преданности, свидетельствовать против лучшего друга он отказался, сказав, что и так сделал достаточно для раскрытия этого дела. А также слёзно просил уходящих по душу Хвана не раскрывать тому, что сдал его именно он - Ким. Минхо обещал, что подумает, но на деле был уверен - нихрена он не подумает. Уджин как был сволочью, предающей друзей, так и остался, и несмотря на то, что тот спас ему жизнь (сам Минхо считал это сомнительным утверждением, но Уджин старательно на это давил), Ли не перестал презирать его, как человека, и даже, как будто, стал презирать ещё больше. Хван, увидев на своём пороге двух серьёзного вида мужчин и бесконечно спокойного Минхо, сперва не понял, в чём вообще дело. И только когда один из мужчин в лицо обвинил его в покушении на убийство, подчинении сознания, неоднократных посягательствах на личную жизнь и свободу Минхо Ли, а также домогательстве до несовершеннолетнего под воздействием зелья доверия, он сдулся, словно шарик. Он кинул тоскливый взгляд на Минхо, словно ища у того защиты, но тот и бровью не повёл, хладнокровно смотря на него в ответ. Немного посидев, и, видимо, переварив внезапно свалившиеся на него новости, он грустно спросил, как они обо всём узнали. Разумеется, ни Минхо, ни мракоборцы скрывать правду не стали, и честно ответили, от кого поступили сведения о готовящемся убийстве. Когда в воздухе повисло имя "Уджин Ким", на Хвана было больно смотреть. Он выглядел невероятно побитым, помятым и придавленным всем, что произошло за считанные минуты. Он даже не пытался сопротивляться, когда, для подтверждения всех подозрений и обвинений, к нему применили легилименцию. У служителей порядка возникли вопросы относительно воспоминаний о том самом февральском вечере. А вернее, об их отсутствии. Минхо, приняв самый невинный вид, предположил, что Хёнджин мог сам изъять эти воспоминания, чтобы, в случае чего, снять с себя подозрения. Мракоборцы кивнули, соглашаясь, что такая практика действительно была широко распространена среди преступников, и устроили оперативный обыск. Хван потерянно озирался по сторонам, смотря, как его гостиную переворачивают вверх дном, и не старался помешать, видимо, смирившись с неизбежным. Он всё кидал грустные взгляды на Минхо, но тот видел, что в глубине этих глаз не таилось никакого раскаяния, и что, не помешай ему сейчас, через какое-то время он снова примется за старое. Минут через десять, догадавшись, наконец, осмотреть книжный шкаф, мужчины всё-таки нашли злополучную колбу с серебристыми нитями. Вернув их владельцу, мракоборцы убедились, что та сцена действительно была, и решили, что Хвана нужно задержать. Однако, памятуя о скором конце года и предстоящих экзаменах, а также о просьбе директора не уводить пока профессора, дабы не осложнять всем жизнь, они, как и предсказывал Чанбин, навесили на Хёнджина множество чар слежения и блокираторов магии, и оставили его в школе до конца экзаменов. После всего этого последовали нудные бумажные дела, которые продлились чуть не дольше самих разбирательств, а потому к концу дня Минхо готов был упасть на кровать прямо в одежде. Директор, видимо, сожалея о том, что один из тройки его любимчиков столько времени страдал, а он даже не догадывался об этом, предоставил ему выходной на понедельник, так что Минхо мог со спокойной душой воплотить своё желание. Удовлетворив любопытство друзей и любимого и ответив на все их вопросы, он, проводив Криса и Чанбина, нагло выкрал Джисона из школы, переместив их к себе в квартиру. Так как лечь в постель со студентом ему, как он и предсказывал, не позволяли принципы, он решил поступить проще и просто провести эту ночь вне стен замка. И плевать, что Хану на завтра выходного никто не давал - у них всегда есть Тилли, способный в мгновение ока перенести парня из квартиры в спальню. Джисон, сперва слегка удивившись, вскоре обрадовался такому решению и счастливо завалился к Минхо в объятия. Видя, что Минхо пришлось очень сложно за сегодняшний день - ему несколько раз пришлось прокрутить в памяти невероятно болезненные для него воспоминания и разбередить только-только зажившие раны, - Джисон поцеловал его в родинку на носу. Потом в щёку. Потом - в другую. И наконец закончил свой маршрут на губах мужчины, припав к ним с такой нежностью, что Минхо слегка растерялся. Однако, взяв себя в руки, он обхватил лицо Сона ладонями и углубил поцелуй. Когда они наконец улеглись спать, Минхо схапал парня в объятия, и счастливо выдохнул в его макушку.