Моя персональная боль

Сасори прекрасно помнил тот день, когда эта девчонка появилась в их батальоне. Кажется, на календаре значилось двадцатое декабря… Снег медленно опускался на головы тех, кто уже второй час стоял в строю, невзирая на минусовую температуру. В их жизнях были проблемы похуже, нежели мокрые, припорошенные снегом волосы или лёгкая простуда. Последний пункт, правда, очень выматывал, да и в бою солдат, чей кашель разрывал грудь сухими осколками по ночам, был не так ловок и пригоден — этот факт стоило признать. Сасори Акасуна был командиром батальона, в чей состав входило три роты. Так сложилось, что почти все солдаты достались не то что молодыми, они были юными. Девочки и мальчики, чьи судьбы перевернулись с ног на голову, вынужденно отправились воевать за свою страну. Кто-то из них шёл добровольно по причине отсутствия родных и близких. Таким ребятам больше нечего было терять. И это здесь было нормально, потому что бравых вояк брали в первую голову. Однако были и те, кто оставил свои семьи, старых отцов и матерей, несчастных жён и дочерей… Да много кого осталось за пределами того мира, где раньше царили покой и детский смех. Сасори откашлялся, вспоминая, как год назад потерял в сражении близкого друга. Дейдара Тсукури был похож на них, таких же юных и готовых сражаться детишек, в чьих глазах все ещё проскальзывал неимоверный страх, потому что каждый хотел жить, потому что им хотелось вернуться домой и увидеть улыбающихся близких. Дейдара был особенным. Он был безумным, готовым сорваться в гущу событий, не боясь ничего. Это и стало причиной его смерти. Тело разорвало по частям, похоронили с почестями только ноги, которые чудом нашлись на поле боя. — Как тебя зовут?! Отвечай, кто ты, причина поступления в батальон! — хриплый голос Сасори разрезал вязкую тишину, окутавшую солдат. — Лана Браун! Отдаю долг родине, клянусь своей честью защищать своих братьев и сестёр! Акасуна прищурился. Здесь никто так не говорил. Акцент, фамилия, стойка… Все это кричало о том, что она прирожденная американка. Выступать против своих же? Это было интересно. Но было интересно и ещё кое-что. Цвет волос, кричащий и глубокий, идентичный его шевелюре, с которой он не расставался даже на войне. У девчонки были такие же яркие волосы, заплетенные в тугие косы, доходящие до поясницы. Сасори тошнило от длинных волос. В частности из-за того, что в голове стоял назойливый образ друга, которого он так и не смог спасти. Молодой командир не знал, что именно его взбесило: её происхождение, волосы или взгляд, полностью повторяющий его. Позднее он понял, что Лана являлась его копией, а Акасуна ненавидел всех, кто был хоть на каплю похож на него самого, в частности из-за того, что презирал и ненавидел самого себя. Слава о молодом капитане Акасуна, чьё мастерство в военных действиях не знало границ, облетела всю Японию ещё много лет назад. Сасори было всего двадцать два, а он уже стал командиром батальона. Акасуна не только принимал участие в разработках гениальных планов и идей, но и занимался созданием оружия. На столах всегда лежали бумаги с чертежами, и молодой командир мог сидеть над клетчатыми страницами с утра до ночи. Результат всегда превосходил ожидание, ведь оружие Акасуна считали настоящим искусством. Никто не знал, что заставило парня в свои двадцать лет отправиться в армию, но за те два года он достиг колоссальных успехов и, в отличие от многих людей, с которыми ему приходилось общаться, точно знал, зачем он здесь. — Лана Браун, двадцать кругов вокруг тренировочной площадки! Раздался обеспокоенный гул солдат: — Но, командир, сейчас же ночь! — крикнул один из парней состава сотой роты, — Бесполезный расход энергии, да и мисс Браун ничег… — Хозуки Суйгецу, напомни мне пожалуйста, когда я отдавал приказ разговаривать в строю без моего разрешения?! — оливковые глаза строго сверкнули в сторону, где стоял виновник непослушания, — Дежуришь в столовой неделю подряд с утра и до вечера! — Есть, капитан! Сасори проводил расстроенного блондина строгим взглядом, а затем повернулся к Лане: — Я надеюсь, что мисс Браун порадует нас своими навыками пробежки на длинные дистанции? Или предпочтёте отправиться на корм рыбам? Упрямый блеск зелёных глаз был ему ответом. После этого случая Сасори возненавидел её ещё больше. Она пробежала пятнадцать кругов, не обращая внимание на ледяной дождь, крупные хлопья снега, более того, Лана пробежала вдвое больше всех парней, которые были в составе её роты. Она даже не слегла после такого марафона и этим же заслужила доверие своих товарищей. В её роте были не только парни, но девушек здесь было на раз-два. Многие старались попасть в медицинский отсек, а четверть работала на кухне. Оставалось процента три тех, кто собирался полечь на военном кладбище. А война все продолжалась. С тех пор, как появилась Лана прошёл месяц. Враги не нападали, но это значило лишь одно: скоро начнётся настоящая битва. И Сасори был к этому готов, поэтому натаскивал своих ребят каждый день и с утра до ночи. Юные парни и девушки бегали по сугробам с тяжелыми мешками припасов, учились балансировать на льдинах и прыгать в эту же ледяную воду. Акасуна не был жесток. Он просто знал, что впереди их ждёт много чего плохого, так пусть эти испытания лишь закалят их, так они хотя бы будут сильными. В один из вечеров, когда тренировка закончилась, Акасуна сидел у костра и курил. Это был один из немногих хороших дней, когда ребята потрудились на славу и теперь запекали картошины в раскалённой золе. Кто-то даже пел песни и в каждом из них Акасуна видел своего погибшего друга, потому что они обладали недюжинным потенциалом и верили, что все обязательно будет хорошо, а вот он — нет. Рядом с ним плюхнулось тело, на что мужчина поморщился. Не любил Сасори, когда нарушали его покой. — Браун, у тебя есть гребаных пять минут, чтобы рассказать, зачем ты сюда села. — Так все занято, командир, — улыбнулась девушка, отбирая у Сасори сигарету, — Позволите? — Зачем спрашивать, если уже взяла, — раздраженно хмыкнул мужчина, окидывая Лану презрительным взглядом. — Злой вы, Сасори-сан. — Товарищ командир. — Говорю же, злой вы, — усмехнулась Лана, докуривая сигарету, — Строите из себя всемогущего господина японской армии, а сами уже глубоко внутри сломаны. — А я смотрю, что ты, рядовой Браун, в психологи заделалась? Может быть, в психиатрический госпиталь тебя отправим? Будешь поднимать боевой дух сумасшедшим, как тебе такое? — раздражённый Акасуна не слышал ответа девушки. Рассеянно вскочил с бревна, на котором сидел и кинулся в свой штаб. Ворвавшись в комнату, Сасори ещё долго не мог прийти в себя. Отношение этой пигалицы выводило его из равновесия, заставляя нервничать все больше и больше. — Соберись, Акасуна, ты же командир батальона, какого хрена ведёшь себя как юнец! — Сасори хлебнул воды из давно остывшего чайника и опустился на стул. Он давно хотел закончить один проект, но времени в последнее время катастрофически не хватало, да и какое время, когда идёт война? Акасуна тяжело вздохнул, вспоминая счастливые дни, когда никакой войны не было. Тёплый дом, живая бабушка Чиё… Сасори махнул головой, отгоняя тоскливые мысли. Что было, то прошло, впереди только победа, вопрос лишь как скоро это будет.

***

— Эй, Хозуки! — Лана прикурила сигарету, ожидая, когда парень подойдёт к ней. — Ну, чего тебе, Браун? — парень недовольно поморщился, отрываясь от поедания риса. — А ваш командир всегда такой? — Какой «такой»? — Ну, хмурый, неразговорчивый. — А тебе-то какое дело? Втюрилась что-ли? — вмешался в разговор высокий плечистый парень Джуго. — Нет, кретин! Просто интересно, почему он такой. — Да ты не обращай внимания, милашка, у него год назад лучший друг умер на поле, вот он и бесится, — усмехнулась одна из немногих девушек их роты, Карин Узумаки, поправляя очки, — Оно и понятно. — Кто тебя за язык тянет, Карин! Нельзя нам об этом толковать, ещё услышит, потом заставит ночью по сугробам носиться! — шикнул Хозуки, отправляя в рот очередную порцию риса. — Заткнись, немощный! Очевидно же, что Браун никому болтать не будет, — возмутилась Карин, отвешивая блондину мощный подзатыльник. Браун болтать, естественно, не собиралась.

***

Сасори не понял, в какой момент Лана начала приходить к нему в кабинет и просить бумажную работу. Оказывается, девчонка раньше была бухгалтером. К слову, Браун была очень умна в свои-то двадцать лет и справлялась со всей этой бумажной волокитой на ура. Правда, бесить она его не переставала, но, по крайней мере, докучать тупыми вопросами не собиралась, что было огромной победой для воспалённого мозга Акасуна. За подобной работой они просидели ещё месяц, а потом случилось чертово пепелище, которое унесло одну из трёх рот по численности погибших людей. Ребята бились как могли, да и сам Акасуна смог перестрелять, по меньшей мере, человек шестьдесят, так точно. За весь день битвы он видел Лану раза три, с неконтролируемым облегчением понимая, что она в порядке, но в какой-то момент Сасори понял, что враги начали скрываться, а это был очень обманчивый манёвр. Опершись о ледяной пригорок, сидя в сыром овраге, Акасуна молился, чтобы никто из его солдат не спасовал, потому что именно сейчас нужно было затаится, не высовывая свой нос, но как говорится, дерьмо случается. Довольный Суйгецу кинулся туда, где ещё недавно происходила полнейшая вакханалия, крича победные слова и оскорбления в адрес сбежавших противников, а за ним, как по закону жанра, побежала Браун. — Черт тебя дери, стой! — крик Акасуна смешался с криком Ланы, которая резко потянула Хозуки на себя и, под оглушительный взрыв, парочка покатилась вниз по спуску к реке. Враги окончательно отступили, оставив после себя заминированное поле, а Сасори уже вовсю нёсся за своими нерадивыми подопечными. Хозуки, явно не понимавший, что происходит, уже стоял на ногах рядом с тяжело дышавшей Браун. — Совсем одурели?! — сорвался Сасори, хватая Лану за локоть, — Хозуки, твою мать, чтобы до завтрашнего утра помогал на кухне, придурок! А ты, — Акасуна едва взглянул на девушку, — Пошли со мной! Дорога до лагеря была немаленькая, но Лане показалось, что прошла всего минута. Акасуна яростно затащил Браун в свой кабинет закрывая его на замок, а затем со стуком открыл шкаф и достал портновские ножницы. Чик! Длинные косы девушки упали на пол, оставляя ювелирно подстриженный срез длиною по плечи. — Черт тебя подери, рядовой Браун, какого хрена ты туда поперлась?! — ошалевшие глаза девушки наполнились слезами, когда командир швырнул её к стене, — Ты хоть понимаешь, как это было опасно? — А…А вам-то… Вам-то какое дело, командир? Вам же все равно на меня и мое существова… — пронзительный крик девушки прервался горячим поцелуем. — Я ненавижу тебя Браун! Я терпеть тебя не могу, меня от тебя тошнит! Тошнит, потому что ты так на меня похожа, — шептал Акасуна, прерывая поцелуи, — Я не могу смотреть на тебя, ты причиняешь мне боль, потому что я никогда никого не любил, потому что я боюсь тебя потерять также, как и своего друга год назад, потому что война не создана для того, чтобы любить, Лана… И Лана понимала его, как никого другого, потому что сама потеряла семью, потеряла брата, отца, мать, любимого жениха. Война забрала у неё всех и не оставила ничего. И эти срезанные волосы, что лежали на полу кабинета её командира вместе со слезами, что стекали по щекам, говорили о том, что боль, наконец, начала утихать, что Сасори дал ей настоящую свободу. Она не помнила, как оказалась без привычных форменных штанов и куртки, как горячие пламенные губы покрыли её тело, что не удалось затронуть ни одной пуле. Лана видела только его яркие оливковые глаза, горящие таким желанием, что девушка плавилась как воск в его сильных руках. Он вошёл в неё не церемонясь, но Браун точно знала, что это лучшие ощущения за все время войны, которые не сравнить ни с чем. Сасори был великолепен во всем, начиная от военной службы, заканчивая сексом, но в этот раз все было иначе. Хотя бы потому, что Лана ему безумно нравилась. Сасори знал, что впереди у них вся жизнь. Они обязательно пройдут эту чёртову войну и убьют ещё сотню врагов, а потом он уйдёт в отставку и купит дом, где-нибудь в Италии, чтобы до конца жизни видеть упрямый блеск её зелёных глаз. Он не понял, в какой момент она поселилась в его сердце, но, кажется, на календаре значилось двадцатое декабря.