Всё плохое оставь позади

      Аромат ели наполнял просторный зал. На кончиках зелёных иголок блистали маленькие капли тающего снега, а в них — целый мир из позолоты, картин, арочных окон, изгибов на мебели. Вот в бесчисленных мирках на кончиках еловых лап появилась молодая девушка в чёрном платье с белоснежным воротничком, белом переднике и накрахмаленном чепчике на голове. Она промелькнула в прошлых мирах, задержалась в серединных, чтобы убрать выбившуюся русую прядку, и осталась в мирах передних около чёрного рояля. Немного помявшись, девушка села на низкий табурет, размяла длинные пальцы и опустила их на клавиши.       Запах хвои переплетался в воздухе с нежными, как пух одуванчиков, звонкими, как клич сокола, морозными, как сосульки с Драконьего хребта, и тёплыми, как камин в хозяйском кабинете, нотами.       В маленькие водные миры, быстро перемещаясь из одного в последующий, вторглась яркая, как пламя, вихрастая голова. Её даже не успели разглядеть духи Гидро измерения, куда уж увлечённой игрой на рояле горничной.       — Мисс Аделинда! — громкий мальчишеский голос раздался за спиной. — Это ель, да? Огромная ель!       — Молодой мастер, — прекращая игру, произнесла горничная, — конечно, настоящая ель. Вот только-только занесли с улицы, — она улыбнулась мальчику.       — О-о-о! Пахнет так! Она даже больше прошлогодней или я стал меньше?       — Больше, больше! Вы выросли из всех прошлогодних штанов, где здесь меньше, — легко рассмеялась Аделинда.       — Конечно я знаю, что стал больше. Я проверял тебя! — ухмыльнулся мальчик и задрал ровный нос. — А сыграй что-нибудь праздничное. Вот эту: ту-ту-ту, тру-ту-ту, ту-туру-ту-ту.       — А-ха-ха, не знаю, что это за ту-ту-ту, но сыграю что-нибудь для вас, мастер Дилюк.       Горничная развернулась обратно к роялю, быстро пробежала пальцами по клавиатуре, и из-под тонких рук полилась новая мелодия: ещё более звонкая, теплее, полная радостных нот. Захваченный гармоничным звучанием, Дилюк присел рядом с Аделиндой на край табурета и начал следить за перестановкой рук, движениями пальцев. За своим занятием он даже не заметил подошедшего сзади высокого рыжеволосого мужчину.       — А я так не могу ещё, — пожаловался Дилюк горничной, — но обязательно научусь играть так же! А что это за музыка?       — Обязательно научитесь, — улыбнулась Аделинда, поворачиваясь лицом к мальчику, а боковым зрением заметила хозяина особняка. — Эта музыка... Её играла моя мать — она же и научила меня играть.       — У тебя была крутая мама! Ты же её помнишь, да? Она жива, да? — Голос Дилюка звучал весело, но взгляд оставался на клавишах, а руки легонько теребили пижамные штаны.       — Да, — аккуратно ответила девушка, поглядывая на старшего мастера за спиной.       — Везёт. Я вот свою маму не помню даже. Интересно, она умела играть на рояле? А может на скрипке?       — Наверное, молодой мастер. Уверена... — Аделинда заметила, как мужчина помотал головой. — Уверена, что вы должно быть голодны! Сегодня вы встали раньше обычного, поэтому приготовить вам шоколадные блинчики?       — Да-да, — закивал Дилюк, быстро переключаясь на тему еды. — Самые шоколадные и сладкие!       — Будет исполнено, мастер. — Горничная встала с табурета, легко поклонилась и поспешила из зала.       Мальчик, думая, что остался один, начал хаотично стучать по клавишам, но его окликнул голос сзади:       — Что за ужасные звуки, Дилюк!       — Отец! Подло так подкрадываться! — Быстро повернулся на табурете мальчик.       — Не ослаблять защиту. А если бы это был враг?       — Я бы его заморозил, или поджёг, или заковал в каменную клетку! — восторженно представлял мальчик, размахивая руками.       — Глаз Бога — большая редкость. Всегда полагайся на свои силы, сын, — вздохнул Крепус и подошёл к Дилюку. — И почему ты в пижаме, не умыт, не расчесан? Молодой человек, подарки положены только хорошим мальчикам.       — Я хороший мальчик! Честно-честно! Эх, просто увидел из окна, что огромную ель тащили в дом, поэтому и побежал посмотреть. Но я сейчас переоденусь, правда! — уверял Дилюк. — Я ведь заслужил подарок? — Он посмотрел из-под чёлки на отца.       — Заслужил, — Крепус потрепал лохматую голову, что помещалась в ладони. — А что бы ты больше всего хотел?       — М-м-м... Не знаю. Настоящий меч? — Он наклонил голову, выбираясь из-под широкой ладони.       — Хороший выбор, сын. Это всё?       — Даже не знаю, — замялся Дилюк. — У меня всё остальное есть. — Он начал теребить ткань пижамных штанов.       — Ну же, говори.       — Хочу... Хочу маму! Как у Аделинды, — решился сказать мальчик.       — Мать бывает только одна.       — Но её больше нет. У всех есть мамы, а у меня нет. Вот у Джинн и мама, и папа, и сестра есть. Барбара очень глупая, но очень-очень смешная. Она пугается всех моих страшилок и постоянно обо всё спотыкается. А ещё она такая маленькая, но петь умеет здоровски! А я всегда один... Ну, то есть с тобой, но это всё, — не поднимая взгляда, высказал Дилюк.       — У тебя есть не только я, сынок. У тебя есть все люди в этом поместье и на винокурне, которые тебя очень любят. У тебя есть такие друзья, как Джинн. Ты не один, Дилюк. — Мужчина опустился на колени перед сыном и обнял его. — А твоя мама всегда будет присматривать за тобой во снах, в трудные моменты, когда меня не будет рядом.       — Ты всегда рядом, — выдохнул Дилюк в плечо отцу.       — Вот и славно, — довольно произнёс Крепус и подхватил мальчишку. — А теперь поскакали в ванную комнату! — Он забросил сына на плечо, помогая тому забраться на шею. Поддерживая уже не такого лёгкого Дилюка за ноги, Крепус пошёл в сторону холла к лестнице на второй этаж.       Со стороны кухни доносился аромат не только жарящихся блинчиков. Чуткий нос дразнили более сложные запахи будущих на праздничном столе блюд. Здесь уже не чувствовались хвойные нотки, но последние капли на еловых лапах успели сохранить отражение счастливых отца и сына в памяти воды.