Happier than Ever

Прохладный ветер опаляет горло слегка неприятным покалыванием, заставляя откашляться и вдыхать свежий запах травы носом. Весна пришла относительно недавно, отчего раннее утро было не таким тёплым как летом, а капли росы на листве постоянно цепляющихся за хвосты веток и то казались настолько ледяными, что без шерсти в обличье лисы бегать становилось просто невыносимо. В преддверии течки хотелось носиться по лесу: то ли чтобы найти подходящее место для гнездования, в котором необходимости не было, то ли ради физической подготовки к долгожданной организмом сцепки, в чём уже был небольшой смысл. В любом случае, Феликс практически всегда слушал внутреннее чутье, поэтому не отказывал себе в желании резвиться днями по ближайшим окрестностям, находя себе цели в виде диких мышей или проворных белок. Вот и сегодня он подорвался ни свет ни заря, почувствовав прилив энергии и хотения её куда-то деть. Ползущая живность в такое время ещё спала, но ранние только-только вернувшиеся с юга птицы будто специально приманивали своим пением, из-за чего шесть добытых с большим трудом синиц, по мнению Ёнбока, послужат отличным завтраком для них с мужем. Тот, к слову, прямо сейчас прожигает прибежавшего лиса недовольным взглядом, тяжко вздыхая и всё-таки забирая добычу с рук успевшего переобличиться юноши. — Почему ты снова убежал ничего не сказав? — Чана можно понять, он волнуется от того, что не сможет быть рядом во время начала течки, или, ещё хуже, Ёнбок попадёт в какую-то передрягу и наткнётся на незнакомых альф. Таких в прошарстанных им окрестностях особо не водится, но на запах кто-то прийти да сможет, отчего беспокойство старшего более чем оправдано. — Ты же понимаешь, что у тебя скоро начнётся течка и тебе не стоит отходить далеко от дома. Феликс всё понимает. Поэтому смотрит в пол, стыдливо потупив взгляд и теребя длинные рукава светлой юкаты, пока Крис разделывает птиц, дабы приготовить на хибачи: не смотря на отсутствие более современных для простых смертных людей приспособлений для готовки, есть сырое мясо совсем не хотелось. Обычно они бы позавтракали несколькими персиками, но в сезон течки младшему требуется что-то более весомое в качестве пищи, ибо такие пробежки требуют намного больше сил. Чан намного быстрее сможет поймать штук пятнадцать таких синиц самостоятельно – он с радостью это и делал бы, если в таком случае Ёнбок будет сидеть в обжитом ими храме и не отходить от него больше, чем на пять метров – только пятихвостому все равно нужно куда-то девать энергию, отчего охота за мелкой живностью напрашивается сама собой. К тому же, это ещё и помощь старшему, которого Феликс совсем не хочет как-либо лишний раз напрягать. В периодах между сцепкой набегается, ища и готовя что-то на быстрый перекус для восстановления сил, а сейчас, пока Ёнбок может самостоятельно что-либо делать, он хочет помогать мужу, даже если тот не совсем с этим согласен. — Прости, — ему стоило хотя бы предупредить о своём уходе в лес, но будить Криса совершенно не хотелось: если младший от приближающейся течки становился более неусидчивым и чувствительным, то Бан от слегка усилившегося запаха партнёра стал хуже спать и резче двигаться, чем иногда мог даже немного напугать. — Ты просто и так плохо засыпаешь, поэтому будить тебя не хочется. Чан снова тяжко вздыхает, раскладывая кусочки уже разделанной птицы. И как на Феликса можно злиться? Фактически, он и до этого не злился, и оба это понимают, как и то, что им обоим сложно ужиться без небольших недопониманий и конфликтов в такое время. Крису из-за того, что он не привык даже к такому незначительному непослушанию, а Ёнбоку – из-за обострившегося чутья внутреннего зверя, которому неизвестно что в голову взбредёт. Младший, видя как его без слов подзывают, сразу же устраивается в кольце чужих ног, облокотившись на крепкую грудь и щекоча взъерошенными волосами шею Чана. Наблюдая за готовкой ароматного мяса, он невольно засыпает в тёплых объятьях любимого, который даже удивляется такому быстро сменяющемуся уровню энергии в молодом организме. «Молодом», конечно, по меркам лисов – пятьсот лет для человеческой жизни слишком много и невозможно, в то время как лесные духи такого возраста считались в самом расцвете сил и красоты. Крис, заимев аж девять пушистых белых хвостов, в которые так любит укутываться Ёнбок во время сна, прижимаясь к ним как к мягким подушкам, тоже совсем не считался старым или «древним», как их любили охарактеризовывать люди, но был многоуважаемым даже среди неугомонных некомата, что вследствии своей гордыни могли нагрубить кому-то более сильному и влиятельному, чем они сами. Хвосты – одновременно и самая могущественная и самая уязвимая часть тела духов, отчего позволение касаться их кому-либо – наивысший показатель любви и доверия. Не будь они с Феликсом отшельниками, а как и большинство состояли в своеобразных стаях, каждый бы приходил в недоумение и шок от того, как часто его муж зарывается в них пальцами, расчёсывает и обнимает во сне, даже не спрашивая разрешения, что по отношению к настолько высокопочтённым существам просто немыслимо. Безусловно, у них были в друзьях несколько духов из подобных стай и даже такие же отшельники, с которыми можно и на охоту сбегать и отпраздновать за бутылками рисовой водки чьё-то «повышение», но большую часть жизни всё-таки хотелось проводить наедине с любимым, полностью посвящая тому свои заботу и внимание. Свет дневного солнца красиво ложится на рыжие пряди, заставляя те будто отблескивать золотом, в то время как веснушчатый носик слегка морщится, когда мягкая шерсть белоснежных хвостов забирается под юкату, щекоча и отрывая от сна: Чан почти всегда будил младшего только таким образом, не желая делать это слишком резко. — Просыпайся, солнце, уже всё готово, — шепчет Крис в макушку, целуя ту и прижимая разморенное дрёмой тело ещё ближе. — Ты сегодня хорошо постарался на охоте. Рыжие уши заинтересованно дёргаются, когда их обладатель чует аромат жаренного мяса, а щёки заметно алеют, стоит сквозь сон услышать похвалу в свой адрес. Феликсу даже спустя столь долгое время проживания вместе всё ещё непривычно чаново желание поощрять его за самые простые поступки, что и так входят в их ежедневные обязанности. Хочется ответить, что это Крис выполняет большинство дел по дому, будь то охота на более крупную дичь, уборка повалившихся деревьев около их храма или уход за мужем во время болезни – сам он, казалось, никогда не болеет, будто после получения максимально возможного количества хвостов даже это невозможно, – но тот на любую попытку похвалить в ответ снова переводит стрелки, отчего Ёнбоку остаётся лишь выражать свою благодарность иначе: нежными поцелуями на рассвете, расчёсыванием и чисткой светлых хвостов, тёплыми объятьями в холодные зимние ночи и напоминаниями о еде и сне. Птицы оказываются весьма вкусными: Феликс не видел, но Чан наверняка добавил каких-то трав, чтобы аромат был прянее. Завтрак, уже успевший перетечь в поздний обед, завершился достаточно быстро, ибо оба лиса успели знатно проголодаться. К удивлению, после дрёмы и трапезы на пятихвостого накатывает не новый прилив сил и успевшее стать привычным рвение носиться по лесу, а лёгкий жар, как зимой после горячего куриного супа, небольшая усталость и лишь желание укрыться белоснежными хвостами, вдыхая их запах. — Ох, дорогой, похоже у тебя начинается течка, — тело пока не настолько чувствительно, чтобы от каждого прикосновения кожа покрывалась мурашками, но прохладная рука на горячем лбу и поцелуй в висок заставляют Феликса что-то невнятно проскулить, зарываясь носом в светлую шерсть. — Мне сбегать за водой или чем-то ещё? — Не нужно, — голос почти не дрожит, но это только пока. Предположительно, Ёнбока накроет в ближайшие полчаса и за это время нужно побеспокоиться о всех удобствах на первый день течки: расстелить футон, дабы было удобнее, принести одеял и ткани для возможного гнездования лиса и собрать по дому побольше мягких подушек – Феликсу они просто очень нравились. Запастись едой на весь период можно и в перерывах между сцепками, когда младший будет крепко спать от усталости, а запах альфы не развеется настолько, чтобы кто-то другой учуял течного омегу. Обычно чужих лисов, не знающих, что храм принадлежит девятихвостому и его мужу, здесь не водилось, но на всякий случай Чан предпочитал находиться рядом как можно дольше и оставлять младшего максимум на двадцать минут, даже если тот только-только заснул. Подготовив достаточно мягкое и удобное для Ёнбока место, Крис, завернув того в одеяло, аккуратно поднял мужа и мягко уложил на матрац с подушками. Рыжему совершенно не хочется, чтобы Чан уходил, отчего он протягивает заметно ослабевшие руки вслед поднимающемуся альфе. — Я никуда не ухожу, солнце, — ласковый поцелуй в костяшки пальцев и Феликс расплакаться от всей этой нежности готов. При обычном своём состоянии, он бы, безусловно, наградил возлюбленного заботой и объятьями в ответ не задумываясь, но сейчас, казалось, не только его тело становилось в стократ слабее и чувствительнее, а и душа – сентиментальнее и нежнее. Старший, как и обещал, никуда не уходит, а лишь взбивает перья на нескольких подушках и придвигает их ближе, стараясь обеспечить максимальный комфорт. Хочется лишь обнять, уткнуться носом ему в шею, вдыхая любимый аромат, и слушать успокаивающий шепот на ушко, пока пушистые хвосты мягким одеялом укрывают их вдвоём. Это далеко не первая течка Ёнбока, которую они проводят вместе, но каждый раз в груди что-то трепещет, отдаваясь жаром внизу живота и неприятной сухостью во рту. Чан бережно развязывает пояс на чужой юкате и медленно стягивает ту, попутно расцеловывая открывающиеся ключицы и поглаживая разгорячённую кожу. Хочется накрыть губами каждую веснушку, каждую родинку на теле возлюбленного, слизать языком небольшие росинки слёз в уголках глаз и доводить до крышесностного оргазма. Он готов поклоняться Феликсу не только в такие моменты: за одну его сияющую улыбку, что дарит тепло своим видом, Чан готов поспорить с самой богиней Аматэрасу, что её места достоин лишь Ёнбок и никто более. Пятихвостый на такие заявления обычно краснеет и отводит взгляд, мягко ударяя старшего в плечо и говоря что-то из разряда «А от проклятья за эти слова тебя кто исцелять будет?». Испачканная и ненужная в данный момент ткань откидывается недалеко, а самого Феликса переворачивают на живот, подкладывая под низ одну из подушек и успокаивающе целуя в шею: рыжий практически скулит от недостатка – по мнению внутреннего зверя – внимания к себе, отчего Крису приходится таким образом постоянно умеривать его пыл. Он совсем не против, и только рад чаще касаться, обнимать и убаюкивать Ёнбока, но этого не получалось делать во время каждой секунды процесса, из-за чего у Чана сердце болело от попыток внутреннего зверька привлечь к себе внимание. В немой просьбе простить часто-часто целует чуть ли не всю веснушчатую спину, попутно стараясь не глядя найти колечко мышц. Сделать это крайне легко, а от обилия смазки два пальца запросто проникают внутрь по самые костяшки, не причиняя никакого дискомфорта, но заставляя Феликса дрожать в ожидании. Хочется большего, но даже несмотря на не совсем трезвый рассудок, он прекрасно понимает, что без предварительной подготовки Чан никогда не позволит себе этого, как бы много смазки он не давал. С одной стороны, ему очень нравится забота и предосторожность со стороны старшего, а с другой – омежья сущность расплакаться готова от своей вероятной ненужности, раз альфа даже во время течки медлит. — Потерпи немного, милый, — внутри тихо поскуливающего лиса уже три пальца, отчего Крис, дабы облегчить ожидание младшего, осторожно трёт чересчур чувствительное основание всех пяти хвостов, заставляя Феликса хныкать и метаться по матрацу уже от этого. В любой другой ситуации он бы использовал это для того, чтобы извести Ёнбока сверхчувствительностью во время обычного секса или забавы ради взглянуть на смущающееся лицо возлюбленного, когда тот не ожидает такой «подставы», но сейчас это был хороший и действенный способ отвлечения внимания лиса от другой проблемы, поэтому это было как нельзя кстати. — Как ты себя чувствуешь? В ответ следует неразборчивое и приглушенное подушкой предложение, в котором Чан вроде как расслышал «Хуёво, но если не трахнешь меня сейчас, будет ещё хуже», что не могло не вызывать улыбку. Феликс понабрался таких словечек у людей из относительно недавно посещённых деревень, используя их лишь в таких случаях, и в стаях такое сквернословие – да ещё и в храме – считалось если не непростительным, то по крайней мере весьма невежливым и некультурным, в то время как Чан с такого лишь умилялся, приступая к выполнению просьбы. Аккуратно вынимает пальцы, перед этим несколько раз скользя внутрь четырьмя, чтобы убедиться в качестве растяжки и не так сильно переживать за состояние мужа. Собственная одежда сразу же летит в груду ткани, в то время как руки слегка разводят чужие ноги, дабы пристроиться было удобнее. Мягкая, напоминающая фарфор кожа будто создана для того, чтобы Чан сжимал её почти что до синяков, вбиваясь в гибкое тело, а прекрасный голос Ёнбока слишком подходит для то и дело меняющих тональность стонов. Иногда это даже слегка пугает Криса: когда охрипший примерно на третий день течки голос неожиданно звучит у самого уха, с просьбой ускориться или поменять положение. Сейчас же по храму разносится протяжный стон, стоит Чану войти разом наполовину, отчего и так ослабшие ноги младшего подгибаются и совсем не держат, вынуждая их немного изменить позу для общего удобства: теперь Феликс практически лежит на подушке под собой, путаясь икрами ног в светлых хвостах, пока бёдра удерживаются на весу чужими руками. Младший всегда восхищался выносливостью мужа, в особенности в моменты, когда тот мог держать его таким образом в течении часа, если не двух. Долгожданная заполненность ощущается непривычно – с прошлой течки прошло достаточно много времени, из-за чего к многому нужно привыкать заново, но уже и это заставляет глаза подкатываться, а что-то внутри трепыхать от предвкушения того, как старший будет ускорять темп; он уверен, что если Чан положит руку на его живот, то сможет почувствовать как сам же двигается внутри него, и это прекрасное чувство. Весь воздух в груди будто заканчивается, стоит Крису войти полностью и замереть, давая привыкнуть. Спустя минуту Феликс сам насаживаться начинает, без слов разрешая двигаться. Первые толчки слишком медленные, тягучие, ведь Чан хочет полностью и в последний раз убедиться в подготовке рыжего, но уже на втором десятке тот во весь голос стонет, цепляясь за подушки и с последних сил выгибаясь навстречу. Крис, заметив это, успокаивающе накрывает чужую руку своей, не полностью опираясь на неё, а предплечьем второй всё ещё удерживая Ёнбока за талию. Рычит что-то в красное от жара ухо, только Феликс уже почти не соображает, прикрывая глаза и полностью отдаваясь ощущениям. Распирающий его изнутри член кажется просто огромным, отчего ему кажется, что он кончит дважды, если в него вгонят ещё и узел, который если не в два, то в полтора раза больше в диаметре. Как нельзя кстати мысли об узле прерывает Чан, головкой члена коснувшийся простаты, что в совокупности заставило сверхчувственного Ёнбока излиться на подушку под собой. На несколько мгновений Крис, шепча смущающую похвалу, останавливается, чтобы дать младшему время опомниться, насколько это возможно, после оргазма. Лижет обновлённую метку и бережно поглаживает разгорячённую кожу хвостами, пока Феликс не приходит в себя, всё ещё тихо скуля и тяжело дыша от чувствительности. Когда Чан с разрешения возлюбленного возобновляет действия, перед глазами появляются звёзды, а тело невольно дрожит, вынуждая быть ещё более аккуратным и нежным, чем раньше – каждая клеточка организма будто пронзается разрядом тока, что в кратчайшее время снова доводит рыжего до грани. Крис вновь налаживает темп, периодически прерываясь лишь для того, чтобы аккуратно перехватить концы пушистых хвостов Ёнбока, которые тот во время пика порой сжимает чересчур сильно, заставляя старшего беспокоиться об их состоянии и болевом пороге Феликса. Чан настигает собственный оргазм, когда полностью изнеможенный на ближайшие пару часов Ёнбок кончает уже в третий раз, сжимаясь чересчур сильно, из-за чего девятихвостый еле успевает выйти, не вогнав узел – это лучше делать по окончанию течки, чтобы не изводить организм в самом начале настолько, да и быть в более трезвом уме тоже, в принципе, не помешало бы. Внутренний зверёк омеги, конечно же, не удовлетворён неприятной пустотой внутри, но усталость берёт своё, вынуждая младшего упасть на более-менее чистую сторону футона сразу, как только крепкие руки перестают его держать. Крис облегчённо вздыхает, когда видит, что возлюбленный удачно приземлился на одну из кучи подушек, разложенных вокруг временного спального места, и изливается на уже испачканную ткань. Феликс впечатлённо вздыхает, видя количество альфьей спермы, и старается не думать о том, что вся она могла оказаться в нём – если у него снова встанет, четвёртый оргазм подряд доведёт его до потери сознания. Чан умиляется с очарованного – и очаровательного одновременно – лица лиса, заваливаясь сзади и обхватывая того за талию, чтобы прижать к себе. Ёнбок чувствует, что тот находится на самом краю матраца и почти что на холодном полу, но на любые возражения получает лишь поцелуй в макушку и прохладное одеяло, что заставляет его упасть в сон окончательно. Вероятно, он проснётся ещё до рассвета, как и сегодня, только не от резкого желания поохотиться, а от жара новой волны течки и тёплых прикосновений возлюбленного под боком.