Парень с той заброшки

      Прикусив язык так, что изо рта течёт кровь, он рисует на обваливающейся штукатурке толстой кистью, набирая фон для волос Винеры Боттичелли. Тонкие руки, словно паучьи лапки, медленно передвигаются из стороны в сторону, создавая шедевр. Кровь тонкой полузасохшей струёй течёт из его приоткрытого рта, красивыми каплями падая на пол, украшая его мелкими брызгами. Голубые глаза с расширенными зрачками лихорадочно следят за каждым движением ворса кисти, мелко трясясь. Его голова наклоняется в сторону, а потом резко возвращается в прежнее положение. В неряшливом пучке из ярко-рыжих тонких сухих волос торчат пять разномастевых кистей, образуя что-то наподобие нимба. Они плотно держатся на его голове, а потому даже не выскальзывают, когда он наклоняет голову вниз, чтобы окунуть кисть в краску. Он рисует Боттичелли в одной из комнат заброшки и уже изрисовал весь подъезд. Жаль только, что никто так и не оценил его художеств. Но зрители ему не нужны — он сам восхищается своими шедеврами. Он часто бредит о Рафаэле, представляя себя на его месте. Он знает каждые мазки, каждый оттенок и полутень на картинах великих художников, словно сам их писал. Он может даже повторить их все, не открывая глаз — во сне, к примеру. Его глаза, когда он берёт первую кисть в руки, пылают безумным огнём увлечённости. Краска плохо ложится на штукатурку, он буквально втирает её в стену, разглаживая жирный слой. Он самоучка, но чувствует себя богом живописи, ведь у него получается даже лучше, чем у великих творцов. Самовлюблённый эгоист.        — Олег, ты хотя бы взгляни...       Парень, которого он зовёт, едва шевеля губами, лежит на бетонном полу и курит, прикрыв одной рукой глаза. На нём только чёрное рваное пальто и джинсы с кроссовками. Недалеко от него догорают угольки костра, испуская тонкий струящийся дым. Олег отрывает руку от лица и поворачивает голову к источнику звука, тёмными пустыми глазами смотря на Серого. Он будто не понимает, что тот хочет от него услышать, а потом пытается сфокусироваться на плоском лице Венеры Боттичелли. Не живая она, даже у самого Боттичелли.        — Неплохо, — только и говорит Олег после минутной паузы, а потом вновь принимает прежнее положение.        — Тебе не нравится, значит, — как бы удивлённо спрашивает в ответ Серёжа, но звучит данная фраза как утверждение. Потом его лицо чуть-чуть меняется и он берёт с пола толстую малярную кисть и окунает её в банку с рыжей краской. — Ну и плевать я тогда хотел на твоё мнение.       С размаху он делает всего лишь одно движение: рука взвинчивается вверх и в мгновенье на некогда красивом лице теперь красуется толстый след рыжей краски. Она также пересекает голое плечо. Согнувшись, Серый с открытым ртом пялится на испорченный шедевр и кажется не выкупает, что натворил. А потом клацет зубами и поворачивается к Олегу, нервно вскинув одну бровь, будто спрашивая, что только что произошло. Подходит к нему, наклоняется и тянется костлявыми пальцами к догорающей сигарете, зажимая её между указательным и средним пальцами и пытается вытянуть из сдерживающих её губ.        — Слушай, дай закурить, а, — просит он, меняясь в лице. Теперь он выглядит как ребёнок, просящий у родителя шоколадку. Теперь его глаза, расширившиеся из-за нового наркотика, напоминают огромные щенячьи глаза.        — Тебе нельзя, — сухо отвечает Олег и удерживает сигарету.        — Ну хоть разок, я ведь никогда не курил.        — От одной затяжки твоя голова взорвётся как петарда на Новый год, а я сдохну как великий мученик. Да и вообще, курить вредно.       Этого хватает, чтобы Серёжа заткнулся, оправляя свои рыжие волосы, как бы проверяя, не горят ли они. Он садится рядом с Олегом и босыми ногами залезает ему под одежду. Того это особо не волнует, он даже не вздрагивает, когда ледяные ступни, усыпанные бетонной крошкой, касаются его тёплой кожи. Так они и остаются в этой позе на ближайший час, думая о своём.

***

      На него началась охота ещё со времён первого побега из заброшки. Серёжа тогда лежал на операционном столе, всем телом чувствуя, как волосяные луковицы на его голове накаляются и пускают энергию по всей длине волос, вплоть до кончиков. Его голова горела в самом что ни на есть прямом смысле. Страшно было руку запустить в собственные волосы. Потом в его светлую как летний день головушку забралась мысль о побеге. Ничего личного, просто в один из будних дней стащить мастер-ключ и взломать всю систему заброшки оказалось провальным делом. А всё потому, что он не готовился, а сразу решил действовать. Позже его заперли в карцере, но "исправившись", он смог сбежать ещё раз, на этот раз подорвав целое здание и едва сам там не погиб.        Ему пришлось долго скитаться. Тело не выдерживало таких изнурительных нагрузок, ему приходилось выживать как в средневековые времена. Прятаться по подвалам и заброшенным заброшкам, воровать еду и как-то жить. Это было трудно, он не имел никаких связей, никто ему не мог помочь, он чувствовал себя одиноким. Ему было даже страшно показаться кому-нибудь на глаза: за ним охотились. Он был ценным экспериментом и каждый из руководителей заброшек старался его заполучить. Но он не хотел возвращаться в этот ад, где его кололи всякими веществами и вскрывали его даже без наркоза.       Он зашёл в заброшенное здание кругообразной формы и остановился на пороге. Никаких отличительных знаков на нём не было, но Серый знал, что это за место. Ведь куда бы он не шёл, нутро приводило его в одни и тоже места. В заброшки. А теперь это же нутро подсказывало ему, чтобы он как можно меньше здесь находился, а по возможности — бежал. Заброшка пустует, возможно, ему показалось, что здесь кто-то есть. Некогда белые стены коридора теперь покрыты слоем пыли и чем только не заляпаны. На полу то и дело попадаются колбочки, шприцы, чьи-то, разъедаемые мелкими жучками, вещи, словно кто-то в спешке покидал это помещение. В воздухе витает смрадный запах, напоминающий вонь разлагаемых тел и химикатов, от которого уже начинает тошнить. И здесь он решил перекантоваться? Лучше бы в морге тогда, там хоть и трупы сжечь можно и напугаться с неожиданных скримеров, ну и провести ритуал по воскрешению мертвых. И даже сбежать не хочешь, потому что некуда.       Вот коридор уже позади, а впереди главный зал. Серый поднимает голову вверх, видя многочисленные этажи, выстроенные кругом, как у Пизанской башни. В середине зала на полу виднеется мозаика, на которой изображён цветок гладиолуса. Серому он кажется смутно знакомым. Дабы разглядеть рисунок чуть ближе, он проходит вперёд. Но едва он перешагивает круг, внутри которого изображён этот цветок, как откуда-то сверху раздаётся взрыв и пыль с осколками стекла и бетона падает вниз на его голову. Пыль заполняет всё пространство и Серый закрывает лицо руками, начиная кашлять. Сердце внутри него начинается учащённо биться, чувствуя опасность. Пыль разъедает слизистую оболочку носа и рта, отчего он начинает едва ли не задыхаться. Он не понимает, что происходит, а в голове он пытается выстроить картину происходящего и как-то связать её с цветком. Получается плохо, если так подумать.       Постепенно пыль начинает рассеиваться, а где-то невдалеке от него вырисовываются чьи-то фигуры. Всё, что он может пока сказать: это люди и они явно к нему. Ну а может просто так подловили. Своих у Серого не было. Он опускает руки и выпрямляется, вглядываясь в новоприбывших. Когда же пыль полностью оседает на пол, а тени становятся настоящими людьми в чёрной армейской униформе, ему становится по настоящему страшно, а в голову неожиданно ударяет адреналин. Да и нашивки на ткани говорят сами за себя: на них изображён точь в точь такой же гладиолус, как и на полу. А это значит, что это люди этого места и они знают кто он.       Все эти люди восточной расы и только один из них не похож на остальных. Это старик с белоснежными длинными волосами и одетый в какой-то нанокостюм, чья поверхность покрыта рельефом, чем-то схожим с драконьей чешуёй. Эти люди ему не знакомы.       Но глаза его такие глубокие и пронзительные, что заставляют замереть на месте.       Внешне Сергей спокоен, но внутри бушуют эмоции. Он не должен попасться им в руки. Не в этот день. Он сосредотачивается на лице старика, но оно совершенно спокойно. Он чувствует каждую клеточку своего тела и посылает хоть какие-то импульсы себе в голову, чтобы он смог как-то отреагировать на грозящую ему опасность. Но видит Бог, тело его пока что не готово к такому, ведь он буквально ещё вчера находился под ножом учёного. Эти люди не стараются напасть на него, лишь молча ждут дальнейших указаний от своего хозяина, который наблюдает за Серым, словно за зверушкой. Серый не может и слова сказать, он словно заколдован и не может сдвинуться с места. Ещё немного и он может и вовсе упасть на пол, ведь ноги его так устали от долгой ходьбы и бега, что ощущаются как ватные. Взгляд старика его словно запрограммировал.        — Схватите парня. Только аккуратно, он опасен.       Эти люди, словно неживые, сдвинулись с мёртвой точки и направились к нему. Двое из них уже достали шприцы с тонкими иглами. Судя по цвету жидкости в колбе, это даже не снотворное, а какой-то сильный наркотик, который невесть что может в нём вызвать. Его нутро орёт и бесится, призывает бежать, но Серый просто стоит. Он сам не знает почему, лишь сильнее цепляется взглядом за неподвижные глаза старика.       Но едва между ним и людьми остаются всего на всего пара шагов...       И тут происходит нечто.       Словно примагниченный, он медленно поворачивает голову в сторону и, скосив взгляд, замечает как маленькая пуля, словно в замедленной съёмке, приближается к его голове. Она сталкивается с его волосами и вроде бы должна была пробить его голову. Но нет. Едва пуля коснулась его волос, как его тут же оглушил мощный взрыв. Он чувствует как голова горит, как кожа покрывается сажей и тоже горит. Но он чувствует, что это его стихия, что всё нормально и он не сможет сгореть в собственном огне. Мышцы лица расслабляются, перед глазами всё полыхает, он даже не прикрывает глаза, чтобы защитить их от испепеляющего огня. Здание крепкое, выдержит мощь, а вот люди, находящиеся в нём — вряд ли. Он слышит их испуганные голоса, слышит как они в прямом смысле сгорают заживо. Он чувствует огонь справедливости и этот огонь ему нравится. Ему плевать, что происходит со стариком, который несколько минут назад взглядом манипулировал им и, собственно, плевать на всё остальное.       Воздух раскалён и трудно дышать, но Серому всё равно. Ему нормально и даже слишком хорошо. Но происходящее здесь и сейчас ошибочно верно.        — Ops.. — только и выдавливает из себя на английском Серый, когда открывает глаза. С ним всё в порядке, он чувствует себя вполне прилично. Осматривает себя: на руках сажа. Проводит по волосам: они наэлектризованные и встали дыбом по направлению динамической волны. Как он их потом причешет чёрт знает.       Поднимает взгляд. Старика нет, а по всему залу валяются обожжённые тела людей. От пола ничего не осталось, только кусок мозаики с цветком, на котором он стоял. Стены будто вот-вот развалятся, а сверху всё ещё падает пыль. Выдыхает и даже улыбается. Но кто ему помог? Ведь он не мог сам взорваться.       Он поднимает взгляд наверх и замечает на первом балконе одиноко стоящего парня в тёмном пальто. В руках у него пистолет. И в этот миг он спускается вниз, съехав по колонне. Подходит к Серому. Он не боится его, а наоборот, больше заинтересован в нём.        — Привет, — говорит парень. Он достаёт из кармана сигарету и спичку. — Дашь огонька?       Сначала Серый не понимает, о чём он, пока парень не чиркает по его волосам спичкой. Она тут же загорается и он подносит её к сигарете и начинает преспокойно курить. Серый с минуту удивлённо пялится на него, а потом, как бы задумчиво проводит по волосам. Ничего не изменилось.        — Прости, если тебе не понравилось. Коробок я забыл, а твоя голова прям чудесная тёрка для зажигания, — как-то самодовольно продолжает парень, с насыщением куря сигарету.        — Это ты меня подорвал?        — Как видишь.        — Откуда ты вообще знал, что я могу взорваться? Это был первый раз, а мог быть и последним.        — Чуйка. Да и если бы ты не взорвался, согласись, ты всё равно бы умер от прямого попадания в голову. Быстрая смерть, что может быть лучше. Ну а так как ты не умер, то я тебя поздравляю, твои мучения продолжаются. Ещё вопросы?        — Кто ты и как тебя зовут?        — Олег Волков, я с той заброшки, которая занимается изучением оборотней, — он махнул рукой куда-то в северную сторону. — Я неудавшийся эксперимент и на данный момент я человек, не представляющий никакой угрозы для человечества и окружающего мира. Обо мне все забыли. А вот ты достаточно интересный экспонат для коллекции заброшки. Неудивительно, что даже Дагбаевы открыли на тебя охоту.        — Ты знаешь этих людей?        — Так себе. Советую убираться отсюда. Эти камикадзе может и мертвы, а судя по их догорающим трупам это так, но вот старик вряд ли на тот свет отправился. Такие как он не спешат туда в последний вагон. Кстати, умеешь рисовать?        — Ну допустим. А что?        — Не хочешь оставить автограф для его внучка?        — С хрена мне это сдалось? — выгнул бровь Серый и вопрошающе посмотрел на Олега. Тот усмехнулся.        — Для завершения картины. Малыш любит разговаривать с авторами понравившихся ему работ. Только никаких сатанинских кругов и звёзд, а то подумает, что ты из тела его дедушки дьявола вызывал.       Серый чувствует подвох, но эта идея начинает ему нравится. По одной его расплывшейся улыбке Олег всё понимает и ведёт куда-то по этажам наверх. Прыгать оттуда будет больно.

***

      Они лежат вместе на холодном бетонном полу и в принципе их ничто не волнует. Они не знают, сколько сейчас времени, как долго они лежат и куда им идти. Их знакомство на этом не остановилось, а Олег уже знает о нём всё, а вот Серый о нём ничего. Но вот смотря на очухавшегося старика, который каким-то чудесным образом выжил, они вместе думают об одной мысли:       Кажется, пора по съёбам.