Новый год, эстетические принципы модернизма и биофак

      Никита шагал домой по заснеженной улице и слушал музыку. Почти стемнело, и в окнах многих домов было видно мигающие гирлянды.       Настороение было классным. Все-таки, не каждый день получается так здорово уделать школьную администрацию! На том судьбоносном уроке литературы, когда пришел директор, Аристолохия мигом пересказала ему свою обвинительную речь, предназначавшуюся маме Миренкова. Георгий Алексеевич приказал Никите немедленно извиниться, но Миренков сразу ответил, что заставлять его не имеют права. Не выдержав, Анастасия Петровна крикнула: «Вон из класса!». На что Никита максимально вежливо заявил, что выгонять ученика с урока учитель тоже не может. Эта была, кстати, чистая правда — Миренков специально спрашивал у одного из знакомых мамы, юриста.       На это ни директору, ни Аристолохии возразить было нечего. В повисшей в классе гробовой тишине прозвенел звонок, будто оглашая победу Никиты.       От приятных воспоминаний Никиту отвлек смартфон, пиликнувший в кармане куртки. Короткий «треньк» означал, что на почту пришло новое письмо. У Миренкова вспотели ладони, когда он увидел, что оно от приемной комиссии того самого биофака. Никита мигом выдернул наушники из ушей и дрожащими руками нажал на иконку с разноцветным конвертом.       «В связи с Вашей победой на Конкурсе юных химиков… бла-бла зачисление, бла-бла специальность «Биология», бла-бла право поступления на факультет без вступительных экзаменов, бла-бла финансирование за счет бюджета»…       Никита понял, что перепугался зря. Обычная формальность. Чё там дальше?..       «Если Вы выберете для поступления наш университет… документы… так… "       Никита пробежал глазами по короткому списку.       "Бла-бла паспорт, бла-бла справка, бла-бла рекомендация от директора школы…"       Ну, тут тоже ничего нового. Никита засунул смартфон в карман и опять врубил музыку. И тут до него дошло. Рекомендация. От директора. Ой…                         ***       Собравшись с духом, Никита постучал в дверь директорского кабинета. Перед тем как отважиться на этот незамысловатый поступок, Миренков минут пять курсировал мимо, от стенда с объявлениями до доски с расписанием. Конечно, после того разговора на литературе было немного неловко, но в конце концов Никита убедил себя, что написать рекомендацию ученику — прямая обязанность директора.       Надо поскорее покончить с неприятным. Никита и так откладывал разговор до последнего, но больше ждать нельзя — сегодня последний день учёбы. Уроки никто не проводит, увешанные дождиками пятиклашки в колпаках Санта-Клауса носятся по школе. Еще пару уроков отсидеть в радостном предвкушении, а потом каждый класс устроит у себя в кабинете праздничную вечеринку. Все веселились, а у Миренкова никак не получалось окончательно расслабиться, и все из-за проклятой рекомендации! Даже мигающие оленьи рога в кабинете больше не радовали — Никита явственно ощущал у себя над головой точно такие же. Ну, или ослиные уши.       Никита спохватился, стащил с правого уха блестящий ёлочный шарик (несолидно как-то), зачем-то постучал еще раз и, наконец, вошел.       — Какие люди! — радостно воскликнул директор, увидев Никиту. — Чем обязан?       Призвав на помощь все резервы наглости, которая, как известно, второе счастье, Миренков коротко обрисовал ситуацию.       — Рекомендацию? Это да, это можно, — кивнул Георгий Алексеевич и что-то черкнул на чистом листе.       Никита не поверил своим глазам. Что, правда так просто?       — Держи, — протянул ему лист директор. На нем значилось аккуратным почерком Георгия Алексеевича:       «Хам, неуч, невоспитанный мальчишка. Не имеет понятия ни о дисциплине, ни о вежливости».       Никита тяжело вздохнул. И на что еще он мог рассчитывать?       — Мне нужна другая.       — Ну, знаешь, какое поведение — такая и рекомендация.       — Георгий Алексеевич, — Никита добавил просительной интонации. — Ну это же был первый и последний раз! Меня нужно понять и простить!       — Знаешь, Миренков, будь ты моим сыном, я тебе за такое поведение мигом бы всыпал, — задумчиво протянул директор.       Никита поперхнулся от такой наглости. Забыв о собственном незавидном положении, Миренков выпалил свою любимую фразу:       — Вы не имеете права!       — На нет и суда нет, — примирительно изрек Георгий Алексеевич. На этом он, очевидно, посчитал беседу оконченной и начал перебирать документы.       Постояв с минуту, глядя на директора и покашливаниями безрезультатно напоминая о своем присутствии, Никита сдался.       — Хорошо, представьте, что я Ваш сын.       Теперь поперхнулся директор.       — Вот уж чего мне не хватало! Ты, наверное, просто хотел сказать, что просишь тебя наказать?       Никита покраснел. Зачем так издеваться? Миренков неопределенно пожал плечами. Чего только не сделаешь ради рекомендации.       Директор продолжал выжидательно смотреть на Никиту, поэтому Миренков, сгорая от стыда, озвучил:       — Я прошу Вас меня… наказать.       Да, так глупо давно себя чувствовать не приходилось.       — Я рад, что ты осознаешь необходимость наказания, — серьезно кивнул директор. Пфф, как будто у Никиты был выбор.       — Никита, тебя когда-нибудь пороли родители?       — Нет…       На самом деле, Никите один раз таки досталось, несколько лет назад. Но не от родителей, и вообще ту историю Миренков вспоминать очень не любил.       — Я так и думал. Видимо, это большое упущение, которое нужно исправить прямо сейчас!       Георгий Алексеевич энергичной походкой подошел к двери своего кабинета и закрыл ее на ключ. Никита вздрогнул. Было до ужаса неловко и чуть-чуть страшно. Может, не стоит оно того?       Но идти на попятную не хотелось. После того, как так смело послал в жопу Кафку, было глупо бояться порки.       — Обопрись о стол, — поторопил Никиту директор.       Первый удар был не очень сильным, но весьма ощутимым. Никита мигом вспомнил, насколько неприятно получать по заднице. Но унижаться и просить директора прекратить было поздно, поэтому Миренков только переступил с ноги на ногу. Следующие удары не заставили себя ждать. Георгий Алексеевич стегал ремнем сильно и довольно быстро, скоро Никита начал привставать на цыпочки после каждого удара.       — А теперь давай поговорим о правилах поведения на уроке, — предложил директор, делая паузу после пары десятков ударов.       — Ты понимаешь, что был не прав, когда хамил Анастасии Петровне?       — Я не хамил, а выражал свое мнение! Я имею на это право! — возмутился Никита. Да, было бы умнее покаяться и сказать, что все осознал. Но Миренков не собирался так просто сдавать свои позиции.       — Право ты имеешь, но можно было высказаться спокойно и аргументированно, а не целенапраленно доводить учителя до истерики! Анастасия Петровна старше и умнее тебя, поэтому имей уважение!       — Ой, знаете, насчет последнего я бы поспорил! Иногда ум приходит с возрастом, а иногда возраст приходит один… ай!       На саднящую задницу Никиты градом посыпались внушительные шлепки, намного сильнее, чем раньше. Или это так казалось, потому что удары приходились по нежной коже верха бедер?       Остановившись после полудюжины стежков, Георгий Алексеевич устало сказал:       — Арис… Анастасия Петровна, действительно, иногда бывает в чем-то не права. Но все равно, она — учитель, а ты — ученик. У нее есть мелкие недостатки, но она — прекрасный специалист. Поэтому, если тебя что-то не устраивало, ты должен был сказать об этом мне. А с учителями будь добр соблюдать субординацию!       Не услышав на этот раз возражений от Никиты, директор продолжил порку. Пожар на заднице начал доставлять Миренкову серьезный дискомфорт. Он героически старался не вилять задом, но сдерживать шипение уже не мог.       Отсчитав еще с десяток ударов, директор заговорил, на этот раз, не прерывая воспитательный процесс:       — Ты не можешь предугадать всё (удар!), поэтому не порть отношения с людьми (удар!), если больше не видишь в них (удар!) выгоды (удар!)       Миренков зашипел от боли. Очевидно, порка подходила к концу, и последние четыре удара, которыми Георгий Алексеевич отметил каждое слово, оказались особенно болючими.       — Никогда! Не сжигай! Мосты!       Никита тяжело дышал. Он обернулся на директора, не веря, что наказание наконец-то закончилось.       — Хватит с тебя, вставай.       Не веря своему счастью, Миренков мгновенно подскочил, поморщившись от боли в напоротых ягодицах, и тут же придал лицу невозмутимое выражение.       Дождавшись, когда ученик приведет себя в порядок, директор спросил:       — Между прочим, чем тебе не угодил автор «Процесса» и «Превращения»?       — Кто? — не понял Никита, в данный момент больше озабоченный состоянием собственной задницы, чем каким-то автором.       — Понятно… — вздохнул Георгий Алексеевич.       Он порылся в шкафу у окна и протянул Никите потрёпанную книжку. Увидев крупную надпись «Кафка», и, чуть помельче — «Превращение» на обложке, Никита закатил глаза.       — А, так Вы про это. Ну вот и зачем мне читать этот бред про жука, который превратился в мужика?       Директор с чувством хлопнул Никиту книжкой по заднице. Удар вышел не ахти каким, но по и без того саднящей коже — чувствительно.       — А, наоборот! — мигом прояснилась память Миренкова. — Про мужика, который превратился в жука. Но все равно, нафига?       — Чтобы быть образованным человеком! — строго сказал директор и, для закрепления эффекта, еще шесть раз припечатал книжкой Миренкову по заднице. Тот заайкал.       — Бери-бери, хоть время с пользой проведёшь, — хмыкнул Георгий Алексеевич, всучил Никите книжку, развернул Миренкова за плечи и шлепком отправил в угол. — И не зли меня, а то будешь здесь стоять, пока не дочитаешь до конца!       Никита с демонстративным вздохом открыл книжку.       Всё интереснее, чем пялиться в стену.       Директор, удовлетворенно кивнув, сел за стол и занялся Никитиной рекомендацией.       Незаметно пролетело время.       — Зачитался? — ехидно поинтересовался директор, закончив.       — Кто? Я? Зачитался? Этим?! — не очень убедительно возмутился Никита.       Решив, что уже пора, Миренков вышел из угла, на вытянутой руке протягивая директору книгу, которую брезгливо держал двумя пальцами за корешок. Георгий Алексеевич хмыкнул, но ничего не сказал, взял "Превращение" и вручил Никите рекомендацию с подписью и печатью.       Пробежав глазами по исписанному бисерным почерком листу, Миренков выхватил взглядом фразы «…вежливый и добросовестный мальчик, умеющий признавать свои ошибки…» и «…уделяет должное внимание всем предметам, особенно — литературе». В остальном, вроде, по делу и без иронии.       Никита пробормотал нечто среднее между «Сразу бы так» и «Спасибо».       — Давай, дуй к своим Новый год отмечать, — отмахнулся от Миренкова директор. — Но помни: ты не Прометей, печень не восстановится!       Никита на секунду замер. Вот это он сейчас к чему сказал? Не мог же Георгий Алексеевич узнать, что Мишка тайком пронесет на банкет бутылку водки? Нет, не мог, конечно, не мог. Это шутка такая была.       Хихикнув — чуть не спалился, дурак, — Никита выскользнул из кабинета. Задница побаливала, и Миренков трижды успел пожалеть, что напялил сегодня узкие джинсы. Лучше бы надел в школу широкие рваные, они тоже модные. Но это все — такие мелочи! Рекомендация получена, сейчас будет дискач (хорошо хоть сидеть не нужно), скоро Новый год, а потом — долгожданный биофак. Жизнь прекрасна!