Часть 1
31 Декабря 1987 год Он читает эти строки на концовке жизни измятого и исписанного листа: «…Новый год совсем скоро. Я готов побыть ребенком, попросить у старика в красном желание и искренне верить, если это поможет нашему чуду свершится, и мы встретимся в наступающем 1988»
Буквы плывут, потому что в глазах копится влага. Юра знает, Новый год уже сегодня, а его Володя по воли той самой силы, что заставляет разжимать любимые руки и отпускать на другой кусочек страны, все еще там, в далекой и неведомой Москве, в окружении людей, с которыми вырос, в привычном запахе квартиры и с одним и тем же новогодним фильмом.31 Декабря 1988 год Переписка без срока годности за 1988 заметно отбирает пространство у полки Юриного стола: «…Я такой дурак. Все дети знают простую истину, о которой я, глупец, позабыл. Нельзя ведь говорить свое желание другим, иначе оно не сбудется. Прости, Юра, нашему чуду помешал я, но в оправдание пусть будет то, что ни дня после нашей разлуки я не переставал верить. Я верю и жду нас».
Юра прижимает письмо к груди, прикрывает глаза и смотрит как скачут буквы под веками: «Я верю и жду нас». И не пишет после, что тоже загадывал желание встретиться с ним, но оно не сбылось. Новогоднее волшебство, сплетение судеб, стихия случайности, удача или та неведомая сила, что поменяет свое направление и прикажет сойтись им, а не мучиться на расстоянии тысячи километров, когда сердца бьются в унисон и в атомарно мизерном промежутке — ничего не помогает их маленькому чуду свершится.31 Декабря 1989 год Письмо приходит с другого адреса, вместо привычной Москвы — символы военного отделения. Володя первый год в армии. «…С Новым Годом, Юра! Прошло три года, как мы с тобой не виделись. Жутко соскучился, а еще донимает последнее время частые сны с Т. Хотя бы в моих снах мы сидим около ёлки, едим салаты, строим планы на будущее, и я чувствую себя живым. Скучаю. Надеюсь, следующий год будет лучше»
Юра хмурится, улыбается, закусывает губу, чтобы не дать слезам появиться на лице, и перечитывает, перечитывает, перечитывает. Он свыкся с тем, к чему невозможно привыкнуть. Разлука и боль спутываются, превращаясь в сплошное месиво чувств — в изнаночную сторону неподдельной любви.31 Декабря 1990 год «…Очередной Новый год и ты не рядом. Боюсь, это стало привычкой. Будь счастлив — это единственная мысль, что позволяет мне жить без тебя»
Юра уже ни о чем не думает. Пустота внутри ширится, а он, перечитывая мантру их болезненных отношений «жить без тебя», глушит в себе волну сопротивления. Четыре года в разлуке, а чувства продолжают мучить. Время проигрывает в схватке с тем, что всего лишь человеческое — ограниченное, непостоянное, самовольное, но с духом силы и победы.31 Декабря 1991 год
Письма нет. Юра идет в четвертый раз тщательно осматривать почтовый ящик, возвращаясь в квартиру с ничем. Письма нет. Юра ходит из одного конца комнаты в другой и шепотом ругается, проклиная почту за то, что она потеряла такое важное для него. Письма нет. А вдруг Володя его и не отправлял? Юра не может в это поверить. Неужели это все? Неужели время пришло и отобрало то, что следовало отобрать пять лет назад? 31 Декабря 1991 года письмо не приходит. Юра принимает это как мужчина, и старается делать вид для родителей, что все в порядке, когда внутри — пионерлагерь и детство рушатся и впиваются осколками во все светлое, что теперь погребено в эфемерном прошлом. 31 Декабря кажется сущим адом. Юра помогает матери резать салаты, хорошо справляется с тем, чтобы никому не портить настроение и полностью проваливается в том, чтобы перестать думать о Нем. Из анабиоза вытаскивает отец: — Юра, пора просыпаться, Новый год на дворе, а ты как сонная муха! — и не дожидаясь ответа, суетливо продолжает. — Матери с салатами уже не помогай, она с остальным управится, а ты давай за мной, надо в гараж перенести старый ковер. Юра помнит этот ковер — в детстве он часто служил спасением его коленкам, когда он носился, бегал по комнате и бесстрашно падал. А сейчас, весь пыльный и истасканный, потрепанный по краям и запятнанный каракулями пролитых напитков, лежит около двери неприкаянный и одинокий. Юра неохотно одевается и старается не смотреть на ковер, иначе, он уверен, жалость и тоска вырвется из него потоком, который он уже не сможет пережить. Они с трудом вытаскивают ковер из квартиры, поражаясь внезапной тяжести. Юра едва не роняет его, когда руки стремительно слабеют, и лишь помощь соседа помогает удержать частичку прошлого, не оскорбив еще больше. — Спасибо, — Юра поднимает взгляд, желая улыбнуться соседу с площадки, но взамен утыкается им прямо в до боли знакомые очки. Володя. Вовочка. Живой, перед ним, протяни руку и коснешься пальцами холодной куртки, подойди ближе и почувствуешь тот особый приятный запах. Его Володя прямо здесь. И Юра не может поверить своему счастью. — Новогоднее чудо немного запоздало, но все-таки свершилось, — первое, что говорит ему Володя. И то, что Юра украдкой будет вспоминать многие годы их совместной жизни.