Песни костяной свирели

Купол неба на севере вспорот верхушками ёлок, пасть полночная скалится пиками снежных гор. И бежит от вороньего роя недоучка-вёльха, отвергая судьбу наречённых своих сестёр. Будешь мыкаться, знать, на границе людского мира, изгонять из крови́ колдовской нежеланный дар. Ух, несёшься на верном коне ретивом в поля бранного самый опасный безумный жар. Совайо Йоре — из двух нитей сошьётся имя, так судьба разделила ведьмы и воина сплав. По какой дорожке поедешь, какую проскачешь мимо? Грубый лён стелет гладью, порхает в руке игла. Вот глаза — на болотах мёрзлая голубика, взмах волос — у́гля росчерк на ткаческом полотне, и багрово-тёмный, — то каждый тобой убитый, синий месяц рисуют на правой худой щеке. Не бывать в этой жизни ни матерью, ни женою, и любить до дрожи в коленках совсем нельзя. Зато чувствуй подробно оттенки и вкусы боли, что поделать, — человеческой доли таков изъян. Бог с ним, ты выдержишь беды стойко, перестроишь себя, по косточкам соберёшь. Ну подумаешь, воздух от гари горький, ну подумаешь, плоть рассекает под рёбрами ржавый нож. Потерпи, и ты выйдешь на диво цельной, зацепись за скользнувший белесый взгляд. Ей ты можешь, конечно, беспечно верить, у вас прошлого схожий и прóклято-трудный склад. Под грозою и в лютую злую бурю, когда явь похожа на страшный паучий сон, на пороге застынь и под шёпот в тени фигуры назовись ломко-хлёстким как свист — Совьон.