быть подлинным.

Август, 4-е число. Напился в очередном трипе в бесконечных поисках хоть чего-то полезного до состояния, в котором начал думать создавать экспедицию по спасению амурских тигров. Пока мочился с балкона, Дима с Серёжей угорали рядом, подначивая ебануть сальтуху с пятого этажа. Шутники от бога, но именно через них удалось познакомиться с половиной моего окружения — как с классными мальчиками, так и с сумасшедшими девочками. Статус отпетого алкоголика клеймом высечен на желудке ещё в четырнадцать. И этот бесконечный круг сансары был прерван только тобой — забитым пшеничным полем, в котором под корень сорваны все колосья. Прыгнуть с разбегу будет равняться самоубийству, и потому лучше скатиться по камням в пустой овраг, едва ли не разбившись. Робость в движениях, робость в сексе, робость в лишнем слове, но при том твои ебанутые шутки, от которых я сыпался, сгибаясь каждый раз пополам. За одну только ночь мне начало казаться, будто мы знакомы уже больше пяти лет, и как Неразлучники всё время таскаемся вместе. Всегда рядом. Десноватая улыбка стала роднее всего, случайные касания вызывали по моей огрубевшей коже рой мурашек, и даже без слов парней я понял, что бесповоротно и так быстро отнёс себя к части высокого худощавого мальчишки, только-только окончевшего школу. Но всё заканчивается. И утром, когда действие алкоголя почти пропадает, ты, уснувший со мной в обнимку на хозяйском диване, обложенный ещё несколькими людьми, не видишь во мне ничего знакомого. Даже намёков не подаёшь. А ведь ночью называл меня своим солнцем и едва ли не в любви клялся. Сентябрь. Переступаю порог шараги, по-детски грезя стать хотя бы актёром массовки. Только все мечты разбиваются с одной мыслью о тебе, будто стёртым с лица Земли — сколько не спрашивал, никто ничего о тебе не знает и контактов никаких нет. А ведь скрытность всегда была моей стезёй. Уже начинало казаться, что в тот день я допился до делирия, и ты — всего лишь приятная галлюцинация, созданная мозгом в поисках никогда не виданной нежности. Кажется до тех пор, пока по левую руку от меня в большом актовом зале ты не поворачиваешься, самодовольно улыбаясь при виде моего комично открывшегося до пола рта, как в мультиках. —Прости, у меня были незаконченные дела, —шепчешь на ухо, дабы не прерывать ведущую, вещающую про важность нашего поступления для страны. Забавно, что двумя парами назад она назвала нас потерянным поколением. Мурашки от шёпота с шеи переползли на спину, и я стараюсь сдерживаться из последних сил, лишь бы не повернуться к тебе и не укусить в наказание за пухлую губу у всех на виду. —Неприятные бывшие знакомства? —шепчу в ответ, стараясь смотреть на сцену и только на неё. —Следишь за мной? —Если попросишь. И ты просишь. Одним своим взглядом буквально умоляешь не отпускать от себя ни на метр, переплетая тёплые длинные пальцы с холодным металлом колец на них с моими узловатыми и кривыми, крепко сжимая ладони. Тогда я точно понял: геолокация нужна не только для ориентирования в больших городах, а твои глаза зеленее любой июньской травы. Октябрь. Пишу за тебя сочинения и помогаю с уроками, обнимая худое бедро на своём плече, пока ты ругаешься на препода по физике, что гасит всю группу. От физики у тебя представление только о притяжении тел и диффузии, и то, до практики ещё не дошло, потому что боишься. Я же всё понимаю и не давлю, ставя чужой комфорт выше своего стояка от мокрых поцелуев, когда ты своими длинными пальцами намеренно трогаешь эрогенные зоны, после невинно хлопая глазками. Издеваешься. Выматываешь и ломаешь выстроенную стену неприкосновенности и недопустимой нежности к партнёрам. Вся моя спесивость рушиться на глазах от одного твоего растёпаного вида после сна с красной полосой от подушки в половину лица. Вместо пар езжу к тебе. Совершенно плевать, когда есть деньги. За такое образование я не обязан платить. Жду в курилке или в раздевалке, если времени больше — бегаю до магазина. Всегда с подарком, всегда работал тот эффект неожиданности. И ты улыбался мне. Всегда был рад. Ноябрь. До знакомства с родителями ещё не дошло, и твой страх проецируется на меня при любом упоминании отца. Идея остаться на ночёвку без разрешения не кажется такой безумной до тех пор, пока в коридоре не слышатся шаги, а ты не подскакиваешь на мне, переваливаясь на кровать. —В шкаф, долбоёб! —указываешь громким шёпотом, и я, чувствующий, как сердце начало биться в жопе, открывают дверцу, забираясь внутрь. —Тош, ты чего не спишь? —в ту же секунду дверь комнаты открывается, и твоя мама заходит, садясь на место, где парой секунд назад мы забвенно целовались. —Да это... переписываюсь, вот... Она многозначительно хмыкает, растирая заспанные глаза своими худыми пальцами, и зевает, прикрыв рот рукой. Страх своими длинными лапами цепляет нас обоих, сжимая тощие тельца, пока бошки не вылетят. Затыкаю себе рот рукой, стараясь вообще не дышать, но замечаю на кровати собственный телефон, лежащий рядом с поясом от аляпистого халата. —Давай не засиживайся. Завтра опять до обеда проваляешься, отец ругаться будет. И в момент, как она поднимается, деревянное дно старого шкафа слетает под моим весом с саморезов, падая на пол с оглушительным по моим меркам грохотом. В комнате повисает молчание, уже вижу, как ты роешь себе могилу. —Что это было? —голос уже строже. —Вешалка, наверное, уп-пала. Нет, стой! Дверь отодвигается, и я, стоящий в одних трусах среди твоих вещей, натянуто улыбаюсь, словно отстаю в развитии. Слова не связываются в предложения, от страха спина обрастает панцирем мурашек, а пальцы становятся деревянными. Совершенно не знаю, как действовать в таких ситуациях, но твоя излюбленная импровизация в любом удобном случае помогает выкрутиться. —Здравствуйте... Я Арсений. Женщина средних лет сначала с ног до головы осматривает меня, потом то, на чём стою, и поворачивается к тебе, натягивающего на голову одеяло, пытающегося спастись от испепеляющего взгляда. —Ну ты совсем дурной? —негромко упрекает, не меньше, чем мы, боясь разбудить мужа, которому завтра на работу в самую рань подниматься. —Языка нет, что ли? Спросить не мог? И подаёт мне руку, помогая без ранений выбраться из пыльного заточения, представляясь весенним именем. —Вам чай, может, сделать? Мы замираем, кто как есть: я качаюсь одинокой в поле берёзой посреди комнаты, не успев лечь обратно, а ты с зависшей в воздухе рукой, которой отодвигал угол одеяла. Сглатываешь густую слюну, киваешь головой, ибо на протяжении часа ныл, как сильно хочешь есть. —Придурки, —по-доброму смеётся Майя, растирая лицо руками. —Не прячь больше своих друзей по углам, а ты, Арсений, чувствуй себя, как дома. И тихо давайте, взрослым людям скоро вставать нужно, пока вы тут из шкафов выйти пытаетесь. Не знаю, что именно это значило, но этот день я обозначил успешным знакомством с твоей матерью, а после и с отцом, когда вы с родительницей видели десятый сон, а я курил на балконе, после обсуждая с Андреем за тарелкой каши строение магнитолы в ладе девятке. Декабрь. Наш новый год за одним столом с твоими родителями, мои уговоры отпустить тебя на час посмотреть салюты и резко изменившийся в пути курс до квартиры Димы. Твоё до сих пор неизвестное мне тепло разливалось под сердцем и перетекало в живот, плотным узлом скручиваясь над пахом. Дарю тебе набор юного химика с синими жидкостями в бутылочках, на коробке перманентным маркером написав «ты — моя химия». Ход маркетологов сработал на ура, ведь этот жест ты принимаешь совсем не так, как надо, и заводишь меня в пустую ванную, пока остальные открывают третью бутылку водки. Ебаться в ванной старой блочной хрущёвки, в которой ещё и окно на кухню есть. И не заниматься сексом, тем более — любовью, а как кролики дёргаться, пытаясь рваными движениями дойти до разрядки, потому что звенящее в яйцах желание быть выебанным ещё с утра, как только проснулся, довело тебя, вытащив из зоны комфорта. Ты судорожно водишь рукой по члену, чтоб не падал, пока, пристроившись со спины, я размазываю смазку крупной головкой члена по нерастянутой дырке. Рывок, и ты вскрикивает от боли, сгибаясь пополам. Теперь вместе с рукой под тобой ходит ещё и стиральная машинка, баночки и косметичка матери, от каждого толчка стремящаяся к краю. —Тебе ведь не нравится, —констатирую, и от этого хриплого голоса у тебя бегут мурашки по спине. —Не нравится, —киваешь в ответ. —Я просто люблю, когда ты грубо берёшь. Цокаю и закатываю глаза, но темпа не сбавляю — наоборот, с бóльшим остервенением втрахиваю напряжённое оголённым проводом тело в машинку, сжимая ладони на боках до белых пятен. Ты же прогибаешься похлеще любой течной суки, самостоятельно меняя темп и впиваясь в мои губы, мыча в поцелуй. Кажется, после этого твои родители больше никогда не доверят тебя мне. Январь. Не можем встретиться из-за ссоры с твоими родителями. Никогда не думал трахаться по вебке, но твои идеи будут актуальны всегда. Мне голову сносит от вида твоей голой задницы на экране телефона, и добивает, когда, потратив два часа на дорогу, приезжаю к тебе на десять минут, лишь бы увидеться. И ты снова рад даже малейшему вниманию, зацеловывая мои обветренные губы. Февраль. 14 число. Кидаю всех, лишь бы полностью отдаться тебе. Уродливую розу в целлофане меняю на целый пакет еды из кфс. Полностью тону в этом чувстве неописуемого тепла, в курилке раскуривая одну сигарету на двоих. Даже не знаю, что о нас думают твои однокурсницы, когда я, смеясь, скидываю их сообщения тебе, а потом просто отшиваю, пока ты выносишь мозг своей «не ревностью». И снова рад, засыпая со мной в автобусе. Март, апрель, твой день рождения. Распечатали наши глупые фотографии и развесили над твоей кроватью на нитку, закрепив деревянными прищепками. Подростково и глупо, но, засыпая, каждый раз теперь смотрю на нас. Подарил тебе кофту. Ты, расстерявшись, отдал мне свою. Счастье кипит и не хочет заканчиваться. Со временем половина гардероба магическим образом оказывается у тебя, а на все вопросы отца ты лишь отмахиваешься, говоря, что обязательно отдашь. Мне же смешно, и я прячу улыбку в твоей любимой кружке, из которой никому нельзя пить. Видимо, я приятное исключение. Лето. Поругались. Пытаюсь держать лицо камнем, когда из общаги от однокурсников доходят слухи про твой потрёпанный вид. Отказываешься от любых пьянок, сводишь общение с окружением на нет, и я просто не могу слушать всё это, проглатывая, будто вкус у обиды не горький. Ком застревает в горле, и я сдаюсь, снова срываясь к тебе. Баллончиком под окнами пишу тебе заезженные строчки из песни, пока не получаю по хребтине от бабки из твоего подъезда, что едва ли не угондошила своей авоськой. И ты, идущий мимо, звонко смеёшься от этой картины, даже не пытаясь сдерживаться. Позже узнаю, что твои окна находятся левее надписи, и мои строчки посвящены не тебе, а маленькому мальчику Антону из десятой квартиры. Август. Годовщина знакомства, но считаем её как за год отношений. Проходит год. Проходит полтора. Проходит наша весна, ты стал ещё красивее и счастливее. Я счастлив, что ты рядом. Вижу малейшие сходства между твоим отцом и собой, которые замечаю даже не я. Мы с тобой всё такие же друзья для окружающих и тем более родителей, но я вижу, как горят твои глаза, стоит взять тебя за руку в метро. И точно горят не от страха. Лето. Встречи реже, но когда случаются, мы не отлипаем друг от друга, цепляясь, как утопающие за круг спасения. —Алло, это служба спасения? Позовите Арсения, —смеёшься от каламбура, и я целую тебя в родинку на носу, которая как пазл подходит к моей ямке, которой стеснялся весь подростковый период. Август. Крым. Ты отдыхаешь с родителями, пока наш идеал разваливается на глазах от ссор. Я по-прежнему забивают почтовый ящик твоей квартиры шоколадками и сигаретами, тем самым показывая: я рядом. Я всегда буду рядом, ведь твоё отсутствие самым блядским образом язвит во мне кратеры. 19 сентября, ты рвёшь со мной все контакты. Не уберёг от смерти. Круг сансары на то и круг — он бесконечен. И я в который раз поднимаю стопку за тебя, заперевшись в ванной. Служба спасения не спасла. Меня не было рядом.