Без души

      Инк не может самостоятельно чувствовать. Это факт. Это его норма. Но он, тем не менее, чувствует.       Он улыбается Эррору, но того уже не так легко выводить на эмоции. Теперь ему нужна или битва или нечто воистину экстравагантное, чтобы добиться его реакции. Идеи таковых поступков иссякают, но ничего он с собой поделать не может. Не хочет. Не может хотеть, ведь не чувствует ничего кроме жажды чужого внимания и тех чистых эмоций, что дают ему краски. В нём нет противоречия, нужного для того, чтобы хотеть. Как так вышло?       Однажды, Инк был никем, в заброшенном мире, среди пустышек, которым было плевать на всё. Включая Инка. И, когда он звал на помощь кого-нибудь, хоть кого-то, никто не приходил. Никому не было до него дела и вышло так, что ему не было дела до себя тоже. И, пытаясь добыть чужое внимание, он разрушил свою душу. Пускай он не был полноценным, как и его душа, его душа была настолько бо́льшим, чем весь остальной его мир, что куча набросков, в которой он жил, просто не выдержала того, что её сама целостная, а оттого самая главная, часть сломалась. И его мир сломался тоже, со всплеском энергии достаточным, чтобы он остался в живых. Насколько подобное вообще можно сказать по отношению к существу с лишь одной-единственной нерушимой частью души, не несущей никакой функции кроме накопления, содержания и выпуска энергии. Но его заметили. И в нём выросла благодарность, настолько бесконечная, что её не поколебало отсутствие души. Он был благодарен мирам, давшим его существованию Краски. Потому, он стал их защищать.       Тогда он впервые столкнулся с Эррором. Он увидел злость, какой он смерял миры, оберегаемые Инком, страсть, с которой он ненавидел и боялся, Инк увидел милейшую деталь — светящиеся и блестящие синие полосы-слёзы с нанизанными на них крохотными бусинами-звёздами, будто нарисованными космосом на его чёрном лице-небе и Инку нестерпимо хотелось его рисовать, Инку хотелось увидеть каждый оттенок злобы на чужом лице, Инк хотел этой злобы, этого отчаяния и страха, Инк хотел этой ненависти, направленными на себя. Инк видел, что эти эмоции делали Эррора счастливым. Или, по крайней мере, после их выказывания, он улыбался. А Инк хотел внимания Эррора и никого более.       Это не была любовь, Дрим сказал, что это даже не похоже на любовь, это даже не была эмоция, но это не спасло Инка от бледных цветов азалии, вьющихся по рёбрам, перекрывая татуировки, меняя их замысловатый, но не несущий никакого значения, узор под себя. Эррор замечает и он, похоже, обеспокоен. В ответ на этот взгляд, стебли на рёбрах лежащего на земле, придавленного к ней чужой ногой, Инка впиваются глубже в кости, прочнее укореняясь в нём, питаясь его чёрной, с вязким химическим привкусом, «кровью». Со временем, они принимают её цвет.       Он не может получить взаимность. Просто потому, что это не любовь. Потому что Инк не умеет любить, а любое живое существо, будь то Человек или Монстр, не умеет «любить» так, как любит Инк. Он не может получить этого пузырчатого, лёгкого, прохладного и жидкого чувства в ответ. Не от Эррора. Инк не чувствует по этому поводу ничего. Но он чувствует себя плохо, когда Эррор начинает поддаваться ему в битвах. Инк был слабым, но не мог найти никого сильнее себя, а Эррор, несмотря на то, что был слабым, был Сильным. И бил в полную силу, с полной ненавистью, и, теряя это, не чувствовал, как насквозь чёрные и пропахшие красками и чернилами азалии ползут по его лицу. Он уже несколько раз «умер» от них, но они не отправят его на тот свет окончательно. Также, как это не сделает ничто в этой вселенной. Он будет бороться, не игнорируя боль, но попросту не выказывая на неё никакой реакции, до тех пор, пока не победит. Пока не убьет Эррора и не лишится своей единственной мотивации двигаться. Благодарность в нём давно угасла, на её место встало новое чувство. Оно горькое и Инка от него тошнит. Оно впивается тонкими корешками азалий в его кровеносную систему всякий раз, когда Эррор поддаётся. Когда Эррор не вытягивает нити, с нанизанными на них звёздами, из глазниц в те моменты, когда обычно вытянул бы, атаковал бы, отрубил бы Инку голову, отправляя того на перерождение. Дрим говорит, что это обида. Чувство, знакомое Инку только по угасшим воспоминаниям жизни. Всякий раз, когда Эррор сдерживается, жалеет, Инка тошнит.       Эррор плачет. Иногда. Инк не понимает почему. А по позвоночнику Эррора поднимаются фиалки. Также, как и он, лагающие, то открывающиеся, то закрывающиеся, иногда исчезающие.       Инку до чёрных слёз на «глазах» обидно. Инк убивает Эррора, но совсем не так, как они оба того хотели.       …А все, кто следует после Эррора — слабые. Неинтересные. Не узнающие и не хранящие его секретов. Инк снова не чувствует ничего.