Элизиум для благоверных

« Подари мне любовь, разбивая руки в кровь – Я готов быть твоим ветром попутным. Приручи мою душу. Я прошу тебя – послушай сердца зов. Ты – всё, что мне нужно » © Miyagi & Andy Panda «Бонни» Серёжа не хотел ничего решать, он хотел спать, долго и упорно. Теперь он как никогда понимал Валеру, находящуюся в вечном состоянии просранных дедлайов. На столе сгрудились пустые чашки, пахнущие позавчерашним кофе, на полу неаккуратной кучей валялись разноцветные баночки из-под энергетиков: Гимли упоённо грыз одну из них. Звук его зубов, вгрызшихся в жестяной бок тары громовым раскатом отдавался в наливающейся болью голове Разумовского. Прозвенел будильник – мерзким дребезжанием нагло выдрал мужчину из бесконечных строк кода. Рыжая собачья морда тут же потеряла интерес к банке и уставилась на Серёжу. Тот закатил глаза. – Да пойдём, пойдём. Гимли подорвался мгновенно, заскакал волчком и уже через минуту стоял перед человеком Хозяина с поводком в зубах. Пёс был твёрдо убеждён, что без Хозяина этому странному рыжему не выжить. Даже он своими небольшими собачьими мозгами понимал, что выглядит мужчина ужасно, а чувствует себя ещё хуже. Развлекать активного юного пса человек Хозяина тоже не спешил – тыкал целыми днями по кнопочкам, пил что-то омерзительно воняющее и чах немилосердно. Если бы не тренькающий периодически кусок железа, он бы оставался за столом сутками, уж в этом-то Гимли бы твёрдо убежден. Серёжа прошёл мимо, ненадолго скрываясь в ванной, пошуршал, постучал чем-то, заглотал какие-то круглые штучки – Гимли был уверен, что на вкус они мерзкие. Когда он болел Хозяин закидывал такие же ему в рот и грозно смотрел, заставляя глотать. Гимли этого взгляда ни капельки не боялся, но расстраивать Хозяина жуть как не хотелось. Зачем человек Хозяина сам себе в рот заталкивает противные кружочки, он не очень понимал. Гимли многое не понимал из того, что делал рыжий человек, но он чувствовал, как сильно Хозяин к нему привязан. Ещё впервые увидев его в парке, он позавидовал тому, что странный человек потрепал по голове не его, а Хозяина – но то, как сияли их глаза, он увидел прекрасно. С тех пор он был точно убеждён, что этот рыжий теперь их семья: как и тот, кого Хозяин называет Игорем. Гимли был не против – рыжие должны держаться вместе. Серёжа потрепал собаку по голове, вырывая из задумчивости и щёлкнул карабином поводка. Гимли тут же подорвался, забывая все свои мысли: на первом месте сейчас была прогулка, а после он собирался ненавязчиво привести человека Хозяина к ресторану, чтобы тот хоть что-то поел. Тем более, Хозяин приказал охранять его, во что бы то ни стало. * * * Олег ввалился домой под утро, устало потрепал подбежавшего зевающего Гимли по голове. Тихо повесил ключи в ключницу, разулся и пробрался в спальню – нахмурился, увидев пустую постель. Гимли ткнулся мокрым носом в его ладонь и выжидательно уставился на приоткрытую дверь серёжиного кабинета. Волков подавил яркое желание выругался или хотя бы приготовить салат и пробрался к Разумовскому, по пути едва не споткнувшись несколько раз о разбросанный по всей комнате хлам. Он с неудовольствием отметил, что в хламе преобладают банки из-под энергетиков и пустые блистеры с говорящей надписью «кофеин». – Всего четыре дня меня не было, – полушёпотом пробормотал Волков себе под нос. Серёжа спал, уткнувшись головой в колени и неудобно подобрав ноги в компьютерном кресле; Олег не знал, как вообще организм может функционировать в такой скрученной позе. Перед ним горел тускло экран ноутбука, по которому бегали зелёные строчки кода – совсем как в «Матрице», хмыкнул про себя Волков. Он присел на край стола, осторожно коснулся щеки мужчины кончиками пальцев – тот привычно ткнулся носом в ладонь, мигом расслабляясь от знакомого запаха. Морщинка между бровей медленно разгладилась, на лице появилась едва заметная тень спокойствия. Волков медленно сполз со стола и осторожно просунул руку под серёжиными коленями, второй обхватывая торс. Олег вряд ли в здравом уме посчитал бы себя слабым физически, но Разумовский был почти равен ему по комплекции и габаритам, так что мышцы на руках Волкова взбугрились от напряжения. Олег отнёс Разумовского в спальню и мягко опустил на кровать, закутав в одеяло – тот издал тихий блаженный стон. Волков вернулся в кабинет, закрыл ноутбук и, тихонько пробравшись в спальню, аккуратно пристроился в постели рядом с тяжело дышащим Серёжей – стоило ему на минуту отойти, как на веснушчатом лице снова проявилось беспокойство. Волкова тут же обвили лианами крепкие руки, в ключицу ткнулся ледяной нос, на шее почувствовалось мягкое дыхание. Олег дотянулся рукой до тумбочки и выключил на телефоне Разумовского будильник. Завтра Серёжа непременно будет ругаться, но в вопросах благосостояния своего возлюбленного Волков, вполне оправдывая свою фамилию, вцеплялся мёртвой хваткой: заставлял есть трижды в день, вытаскивал на улицу и следил за режимом даже в самые лютые дедлайны. За окном взвыла пожарная сирена, быстро уносясь прочь, начинали свои утренние вопли противные чайки. Они, вообще-то Олегу нравились, напоминали что-то из далёкого детства: иногда он специально выходил на болкон, едва занимались утренние сумерки, чтобы в тишине и компании сигаретного дыма сливаться с далёкими резкими криками и белыми крыльями, мимолётными точками разрисовывающими рыжеющий рассвет. Серёжа, ощутив холод постели, обычно выбирался следом за ним: укутывал непривычно прохладные плечи одеялом, подлезал под руку и бурчал что-то нечленораздельное о нежелющих спать идиотах. Олег обычно только хмыкал, оглаживал ласково крепкие плечи и зарывался носом в безбожно растрёпанные рыжие волосы, с наслаждением втягивая привычный запах. Они стояли так ещё пару минут, прежде чем Олег с тихим вздохом тушил сигарету о край пепельницы и утягивал сонного мужчину досыпать. ...Однако сейчас Волкову очень хотелось самолично свернуть шею каждой чайке в радиусе слышимости, чтобы она не дай бог не потревожила сон его рыжего чуда. Он закрыл глаза, слушая тихое дыхание в плечо, обнял в ответ и с наслаждением почувствовал всем своим существом, как расслабляются мышцы во всём теле Серёжи. * * * Разумовский проснулся от взгляда. Не открывая глаз, едва почувствовав чужое присутствие, он еле заметно улыбнулся, счастливо растягивая губы. Веснушки смешались с мелкими пятнышками солнца, пробирающимися из окна. Серёжа чувствовал себя очень отдохнувшим, почти младенцем. Он на ощупь лениво тыкнулся носом, попав в тёплую кожу; прямо под ухом раздалось неслышное фыркнье. «Щека», – лениво подумал мужчина, припадая губами к теплу и ощущая приятно колющуюся утреннюю щетину. – Доброе утро, – тихо шепнули в ухо, знакомо вызывая рой мурашек вдоль хребта. Он не нашёл в себе сил ответить, только промычал что-то неосознанное и лениво потёрся утренним стояком о чужое бедро. Просыпаться совсем не хотелось – хотелось только руку Олега там, ниже. Серёжа благодарно простонал, тихо-тихо, на грани слышимости, когда теплая мозолистая ладонь накрыла член, проходясь по всей длине. Олег мягко провёл рукой до основания, огладил одним слитным движением потяжелевшие яйца, губами нашёл участившийся пульс не шее. Разумовский никак не мог выплыть из-за грани сна, барахтаясь где-то между, и откровенно наслаждался длинными, с оттяжкой, прикосновениями по всему телу. Руки Олега мягко ложились на чувствительные соски, оглаживали плечи и бока, чуть придавливали горло – почти неощутимо, так, как Серёжа любил больше всего, – чутко надавливали на венки на члене, собирали нежно капли предэякулята, размазывая по поджарому животу: и всё это, кажется, одновременно. Серёжа почти не двигался, только утыкался согревшимся носом в скорый пульс на чужой шее, стонал тихонько, измученно-чувственно, высоко и мелодично, и улыбался незаметно, сонно-лениво. От особо пронзающего прикосновения пальцы у него на ногах поджались, стон сорвался на пару тонов громче, и он излился в ласкающую ладонь, почти сразу опять проваливаясь в сон. * * * Второе пробуждение случилось намного позже. Серёжа лениво открыл глаза, не соображая, где он, кто он, зачем он, и почему не прозвенел будильник. В голове было блаженно пусто, спокойно и уютно. Разумовский потянулся всем телом, разминая мышцы от шеи до поджавшихся пальцев на ногах. Утреннее воспоминание о ласкающих его руках пронзило отдохнувшую память, и мужчина ласково улыбнулся потолку. – Олееж... – голос со сна был сиплый, тихий и ленивый. Разумовский осознал, что на кухне происходило шевеление, только когда привычное мягкое месиво звуков затихло и послышались торопливые шаги босых ног – а следом клацанье собачьих когтей по полу. – Доброе утро, – тихо бросил Волков, укладываясь рядом и окружая Серёжу своим вниманием. Гимли запрыгнул на кровать и ткнулся мокрым носом в руку – Разумовский на ощупь погладил его, не отрывая ласкового взгляда от умиротворённого лица мужчины напротив. – Доброе утро... снова, – Серёжа поцеловал уже выбритую щёку и словил хитрую усмешку в Волковских глазах. – Так ты всё-таки не спал? – Наполовину, – хихикнул Разумовский, наконец обвивая мужчину руками и ногами. Он блаженно зевнул, провёл носом по шее – пульс Олега на секунду сбился – и оставил засос на его шее. – Серёж...? – послышалось удивлённое сверху. Разумовский только крепче сжал руки вокруг Волкова. – Тебя долго не было, почти не видно уже, – как самом собой разумеещееся ответил мужчина. Олег мягко усмехнулся и за волосы ласково оттащил рыжую голову от себя, в свою очередь припадая губами к тёплой шее.