Янтарный Лис

— Та-а-к, как давно ты тут вообще живёшь? — протянул Танжиро, поправляя одну из прядей, что выпуталась во время потасовки. Да и рана на щеке не особо давала о себе забыть. Зудела. — Эм, ну…       Зеницу начал неуверенно осматривать различные шкуры, что смиренно томились на слегка заплесневевшим полу. Его указательный палец играл с ворсинками шерсти одной из тех, на которой он сидел, пока пушистые хвосты самовольно, словно морские волны, плавали в воздухе.       Танжиро поймал себя на мысли, что они выглядели…волшебно. Как что-то из сказки. Со стороны они казались такими мягкими, золотые волоски, словно действительно были сделаны из золота, переливались с каждым своим волновым движением в лучах заходящего солнца. Хотелось бы их потрогать, почувствовать насколько они мягкие между грубой кожей ладоней…       Но, боже правый, это было бы так не культурно с его стороны! Он же не маленький мальчик, чтобы лезть на каждую понравившуюся ему вещицу и начинать её бесцеремонно лапать. Да и тем более, кто его знает, что именно хвост означает для вида Зеницу, может, это как грудь для девушек, а может даже что-то более интимное… Танжиро морально ударил себя по обеим щекам. «Боже, о чём я вообще думаю, как дитя малое, ей богу! Хотя, может в этом и нет ничего странного… В конце концов передо мной сидит настоящий кицунэ. До сих пор не могу это переварить. То есть, все те рассказы были правдой? Хотя, не факт. То, что что-то одно и является, не означает, что и остальные также окажутся правдой, но…всё равно не могу поверить…» — Эм, Танжиро…? — аккуратно спросил блондин, пододвигаясь ближе к лицу витающего в облаках парня, задумчиво прижав при этом правое ушко. — А? Да, я здесь! — выпалил брюнет, испуганно отодвигая своё лицо от массивной фигуры, что незаметно накрыла его своей тенью. — Ты что-то выпал из мира… Тебе со мной скучно? — Вовсе нет, Зеницу, — виновато улыбнулся юный Камадо. — Просто думал о том, что ты выглядишь очень волшебно. — Ч-чего? В-в-в-всмысле? — Ну, пойми меня правильно, я никогда не встречал нечто подобное… Мне нужно какое-то время, чтобы принять это, и я не могу перестать думать о том, насколько ты выглядишь волшебно, будто придуманно сумасшедшими старцами, пишущими на старой бумаге о кровожадных демонах и добродушных богах. — О-оу…       Всё лицо кицунэ приобрело розоватый оттенок, покрывающий не только его щёки, но и уши вместе с открытой частью груди. Его хвосты заплясали в более агрессивном темпе, поднимая с пола крупицы пыли и маленькие обрубки нитей со старых тканей, пока уши встали во всю длинну, показывая пушистые комочки шерсти, что находились внутри них: — Ты, эмм… — смущённо залепетал блондин. — Хотел, вроде…узнать, как долго я здесь жил…       Танжиро невольно подавился на собственном воздухе. Чёрт, и верно же. Он же сам задал Зеницу вопрос, а в итоге выпал из разговора, самым что ни на есть некультурным образом. И после этого он ещё и старшим сыном семьи называется…: — Да-да, извини… — не менее смущённо ответил брюнет, прожигая в мужчине дыру своими алыми глазами. — Н-ну… Я думаю, что давно, — неуверенно начал Агацума, но после небольшой паузы продолжил.— Раньше я думал, что сижу здесь не так долго, но… Когда ты сказал, что та девушка уехала отсюда двадцать лет назад, я… Меня… Я не думал, что прошло уже…столько времени. — Ну… Почему ты, эм… Почему ты этого никак не почувствовал? Извини, если не хочешь, то можешь не рассказывать. — Всё нормально, Танжиро. Я хочу… — неуверенно улыбнулся Зеницу в ответ, снова взяв один из своих хвостов в руки. — Я давно ни с кем не разговаривал… А ты… Ты мне нравишься. У тебя очень доброе сердцебиение… Я хочу с тобой поговорить побольше.       В ответ на это заявление, что явно шло от чистого сердца, Танжиро до невозможного тепло улыбнулся. Но даже несмотря на это, в его чертах проскочила нотка скорби. Он думал о том, насколько же Зеницу было тут одиноко, его слова звучали так будто он был готов довериться первому человеку, что покажет ему хоть немного доброты и заботы. Вроде бы, он являлся нечистью, неизвестной сущностью огромного размера с острыми, как лезвие катаны, когтями, и не менее острыми клыками, что могли разорвать бы его на куски, но… Танжиро видел лишь человека. Одинокого и сломленного. Тянущегося к нему, как к спасительной руке, что могла достать тебя со дна самого глубокого болота: — На самом деле, я понимаю… — немного замялся блондин, но продолжил. — Всё таки такие существа, как мы, живём вечность… А я был «рождён» совсем недавно. Наверное… Наверное, я просто ещё не привык.       Танжиро слабо понимал, что ему на это ответить. Что он понимает его? Нет, это будет последней ложью. Ему никогда не понять Зеницу и что он сейчас чувствует. Всё таки он был обычным смертным человеком, что вряд ли когда-то сможет ощутить на себе гнёт пролетающей мимо глаз жизни бессмертного существа.       Брюнет задумчиво хмыкнул, окинув кицунэ взглядом с ног до головы, после чего не менее задумчиво спросил: — А почему ты до сих пор не покинул это место?       Уши и хвосты Зеницу отреагировали на этот вопрос не шибко радостно, подняв желтоватые ворсинки вверх, застыв при этом в воздухе, после чего, буквально через какое-то мгновение, прижались к телу своего хозяина: — Не могу… — тихо выдавил себе под нос Агацума, отвернувшись от парня. — А? Я не услы- — ВОТ НЕ МОГУ И ВСЁ! ДА И КАКАЯ РАЗНИЦА ВООБЩЕ? К ЧЕМУ ТЫ МЕНЯ ЗАСЫПАЕШЬ ЭТИМИ ГЛУПЫМИ ВОПРОСАМИ, БУДТО Я КАКОЙ-ТО ПЛОХО ПРОПИСАННЫЙ ВТОРОСТЕПЕННЫЙ ПЕРСОНАЖ ИЗ КНИГИ, КОТОРЫЙ ВКРАТЦЕ ДОЛЖЕН ОПИСАТЬ ГЛАВНОМУ ГЕРОЮ ВАЖНУЮ СЮЖЕТНУЮ ИНФОРМАЦИЮ, А ПОТОМ УМЕРЕТЬ ЗА БЛИЖАЙШИМ УГЛОМ, А, ЧЕЛОВЕК?! — Зеницу, Зеницу, тихо, ты чего вдруг, успокойся! — слегка повысил тон брюнет, пытаясь закрыться от визжащего, как какой-то резаный заяц, блондина, что тыкал ему в грудь своим острым когтем и рвал перепонки на куски. — Ты же сам сказал, что хочешь поговорить! — И ЧТО, ЧТО СКАЗАЛ, ЭТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТ, И ЭТО ЯВНО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО НУЖНО УСТРАИВАТЬ МНЕ ТУТ ДОПРОС И ДО- «Чёрт, у меня сейчас мозг взорвётся от этого крика… Нужно как-то его успокоить. Давай, Камадо, ты же старший сын… У тебя что, не хватит мозгов, чтобы успокоить кого-то? Своих братьев и сестёр ты вполне смог утихомирить, когда они были крохами, с ним-то уж точно справишься!»       У Танжиро совершенно не было времени подумать, поэтому он сделал самое логичное, что пришло в его тупу- твёрдую, как камень, башку.       Зеницу же лиса? Лиса. А лиса — это животное? Всё верно. Что любят животные? Когда их гладят. Успокаивает ли их это? Он не знал. Но попробовать стоило: — -КАНЫВАТЬ МЕН-ГХЬЯ?! *гладь*гладь*       Глаза Зеницу широко распахнулись, а узенькие, лисьи зрачки самовольно расширились, заполняя собой почти что всю радужку. Он не мог поверить. Ну вообще никак не мог поверить, что этот человеческий мальчишка просто взял, и нагло, без каких-либо раздумий, положил свою руку ему на голову, и начал нежно чесать за ухом: — Танжиро. *гладь* — Слушаю. *гладь* — Какого чёрта, позволь спросить? *гладь* — Я думал, что это тебя успокоит. *гладь* –… *гладь* –… *гладь* –… *гладь* — Видишь? Помогает) *гладь* — Руку убери. –…хмм… *гладь*гладь*гладь*гладь* — ДА, БЛ*ТЬ, ТАНЖИРО!       Лис недовольно дёрнул головой, после чего прикрыл её своими лапами. Его глаза невольно скользнули вниз, а на краюшках начали образовываться полупрозрачные кристаллики слёз. Персиковые губы слегка приоткрылись, пытаясь связать еле слышные, будто не поддающиеся, звуки в предложения: — Я сказал…что не могу. Это…это моя тюрьма.       Глаза Танжиро широко распахнулись. Тюрьма? Как этот старый, забытый самим богом, дзиндзя мог быть тюрьмой для полу божественной сущности? И по какой причине кто-то решил заточить такого нерешительного и боязливого кицунэ, как Зеницу, в таком пустом и печальном месте? Это были люди? Другие существа подобные ему? Кто бы это не был…это было непростительно. Никто не имеет права отнимать у живого существа свободу и запирать его в подобном месте…       Пальцы брюнета крепко вцепились в грубую ткань его штанин. Нить злости электрическим импульсом прошла по его мозгу, он, даже на секунду не задумавшись, максимально чётко выговорил: — Как я могу тебя освободить?       Уши Зеницу снова встали перпендикулярно земле, а лицо застыло в каменной гримасе, он, будто не понимая или же считая слова Танжиро последним бредом, медленно повернулся к брюнету. Золотые волосы соскользнули с белоснежной рубашки, упав на напряжённые чёрные когти, а белоснежные клыки отблеснули от алого луча солнца, из-за чего могло показаться, что они были залиты кровью: — Ты хоть понимаешь о чём ты говоришь, человеческий мальчишка?       Голос блондина сошёл на более низкий тон, обжигающий лёгкие и заставляющий мышечные ткани сердца начать сокращаться быстрее. В его словах не было слышно страха, не то презрение, не то гнев. Зеницу медленно выпрямил свою сильную спину, из-за чего его фигура теперь густой тенью нависала над проигрывающей в размере формой Камадо. Танжиро невольно упёрся подушечками пальцев в шкуру у себя за спиной, слегка выгибая последнюю, словно пытаясь отдалиться. Будто за секунду солёный запах слёз, что висел в воздухе, куда-то испарился, а переменчивое, как горные ветра, состояние кицунэ стало обжигающе холодным. Сейчас от Зеницу пахло как от настоящего зверя.       Когтистая рука вытянулась вперёд, пройдя по оголённой коже шеи брюнета, после чего острый коготь медленно скользнул к подбородку, оставляя на парне холодную невидимую дорожку, и приподнял его: — Тебе так хочется поскорее умереть?       Танжиро не знал, что ответить. Он мог лишь тонуть в расширенных зрачках Зеницу, что отдавали медовым золотом в лучах уже почти ушедшего солнца. Такой холодный оттенок. Такой…божественный: — Если ты попробуешь, то он узнает. И, поверь, ты не хочешь знать, что происходит с людьми, которые идут поперёк воли Бога Грома и Молний. — Бога…?       Танжиро был точно уверен, что сейчас тонул. Взгляд Зеницу нельзя было описать словами, что были созданы человеческим разумом. Они горели неким неописуемым холодом и холодели тело обжигающим жаром. Танжиро чувствовал, что не мог сдвинуться с места. Он не мог назвать это страхом. Нет, он чувствовал, что его будто поглотило. Подчинило чужой воле и сознанию: — Верно. Я здесь сижу не просто так, Танжиро. А человеческому мальчику у которого есть семья не стоит говорить таких опрометчивых вещей. Иди домой. Тебе нельзя быть здесь ночью. — Почему…? — Думаю, тебе это тоже не захочется узнать.       Зеницу медленно убрал свою руку, а брюнет почувствовал как мурашки дружным хороводом прошлись по его телу. Словно его только что достали из тисков медвежьего капкана. Воздух начал снова циркулировать по венам, а лёгкие раскрылись от свежей порции кислорода. Он смог выплыть. Точнее, Зеницу ему позволил. Камадо невольно сжал собственные губы. «Слабак»       Эта мысль пролетела в его голове, словно стрела. Он был очень слабым. Всё, что у него было, так это добрые намерения и желание помочь…но… Зеницу не был человеком. Для кицунэ он был, как муха, которую можно спокойно сжать между пальцами, разламывая каркас и панцирь, оставляя на коже перемолотые в кашу кровь и внутренности. Слабый человечишка. А он решил, что сможет что-то сделать, за что был в ту же секунду захвачен в тиски одним лишь взглядом и запахом Зеницу, словно наворожденное дитя.       Да и Зеницу был прав. У него была семья. Рисковать ей ради свободы неизвестной, только встретившейся сущности…было бы высшей степени неуважением. Но…он не мог оставить Зеницу здесь. Он знал, что не мог. Он не мог себе этого позволить, зная, что может хоть как-то помочь этому печальному, заточенному в гнилую клетку из просыревших досок, существу: — Хорошо… Я уйду… Но завтра я вернусь, хорошо? И буду приходить каждый день. Обещаю. — тихо проговорил Камадо, поднимаясь с коленей и засунув деревянную ручку топора за чёрный пояс своего хаори. — Тебе не нужно этого делать, — холодно, но с некой ноткой горечи, ответил блондин, поглаживая один из своих хвостов, при этом сжав густые брови в районе переносицы. — Нет, Зеницу, я приду. Я не оставлю тебя здесь одного. И по твоему запаху я могу сказать…что ты сам этого не хочешь.       Зеницу лишь сильнее нахмурился, продолжая поглаживать густую золотистую шерсть. Его уши снова припали к голове, а золотые радужки заплыли охрой.       Танжиро тоже ничего не сказал, лишь тихо направился к отверстию, что вело в главную часть дзиндзя, всё ещё ощущая на коже фантомную остроту чужого когтя. Однако, прямо у прохода, брюнет повернулся и, тепло улыбнувшись, промолвил: — Ты хороший человек, Зеницу. Я знаю это. Поэтому я тебя здесь не оставлю. Мы найдём выход. Я обещаю.