I believe

Суетливая веселость затопила улицы Мондштадта. Среди водоворотов и завихрений толпы бродил выделяющийся силуэт. Он смотрел на людей с таким изумлением и пылом, что приходилось останавливаться в ожидании, когда земля под ногами прекратит плыть и можно будет продолжить путь. Несмотря на довольно ранний час и легкий дождь, людей была тьма, ведь все готовились к празднику. Кэйа торопился к таверне Дилюка, отпросившись у Джинн на целый день. Его беспечность на лице скрывало глубокое волнение в душе: он не знал, как Дилюк снова отреагирует на его появление, но он дал ему время. Тем более: почему бы не помириться при праздничных обстоятельствах и не выяснить все спокойно? Теперь и сам Альберих осознавал, что то признание было лишним. Кэйа был уверен, что Дилюк так и не начнет с ним общение, если рыцарь не сделает первый шаг и не будет очень настырным. Он знал, что Дилюка крайне раздражают напористые люди. И собирался это исправить. Дилюк смотрел в окно с отсутствующим выражением лица, провожая цепким взглядом прохожих под окнами внизу. Несмотря на несколько мрачноватую погоду, ему нравилось сидеть у открытого окна, держа одной рукой стакан с толстым дном с виноградовым соком, и ловить другой на протянутую ладонь капли дождя. От сырости его волосы начинали пушиться, а глаза приобретали и передавали всю глубину Вселенной, сокрытой в них. Затем, предавшись мыслям, он вставал, надевал что-то сверху и шел на улицу, прося Чарльза заменить его. Под легким моросящим дождем Дилюк шел по одним ему известным переулкам, где носились бродячие коты. В эти моменты он тоже чувствовал себя таким котом. Когда праздник для него уже не имел никакой значимости. Он не радовался ему, как все люди. Именно тогда мужчина сбегал из дома куда подальше, чтобы остаться наедине с собой. Тогда у него появлялась маленькая цель, которая значила для него слишком много. Миновав все переулки, он вышел на лесистую местность. Тропа за деревьями, покрытая скользкой от дождя травой и землей, ведущая в низину, была очень живописная. Она словно заводила в другой мир, стоило отодвинуть руками влажные ветки в стороны. Дилюк уже не первый раз был здесь, поэтому привычным жестом ухватился за ветку сверху, чтобы не свалиться в грязь. Каждый раз на одном и том же месте у него соскальзывала нога, но это только больше подстегивало его идти дальше. Когда молодой мужчина выходил на более-менее ровную дорогу, усыпанную ровными камнями, он растерянно вздыхал. Он осознавал всю абсурдность ситуации — заявляться сюда, когда только-только встало солнце и льет дождь… Дилюк понимал, что он безумец, но каждый раз снова и снова приходил сюда, к чистому обелиску. — Здравствуй, — низким, еще не восстановившимся ото сна голосом сказал он. Затем оглянулся, сорвал пару мелких цветков, растущих рядом, и положил у высокого памятника, — отец. Затем сел на колени, пачкая чистые брюки. Венти часто наведывался в таверну. Честно говоря, в последние дни не столько для того, чтобы просто выпить, сколько повидаться с Дилюком. Его красивая улыбка приносила в таверну невероятно много ясности, придавая интерьеру не такой хмурый вид. Чаще всего Венти приходил в хорошем настроении, поднимая его и окружающим в помещении своими песнями. Дилюк видел в этих песнях пустоту. Задумывался. — «А чем ты сломлен? Для чего ты поешь эти песни?» Он искренне не понимал обманчиво улыбающегося барда, но в каком-то смысле завидовал ему — у него отлично получалось создавать видимость, что ему действительно безразлична его никчемная жизнь. Либо он просто потерял всякое уважение к себе. К концу рабочего дня уже Дилюк терял уважение к себе. Обслужив каждого человека и выпроводив в стельку надравшихся мужчин, он закрывал таверну, сбрасывал фартук и прислонялся спиной к двери. О чем он думал? — ни о чем. Пустота глушила изнутри, как огромный снежный ком, стремительно катящийся вниз и забирающий весь снег на своем пути. Дилюк соврал бы себе, если бы сказал, что ни разу за день, пусть и мимолетно, не подумал о Кэйе. С раздражением, да, ненавистью, возможно, с неконтролируемой мимикой лица… Архонты, как же он его раздражал. Раздражал, особенно когда рыцарь маячил где-то недалеко от таверны, проходя мимо, но не заходил. Этот факт тоже выводил Дилюка. Когда он закрывал таверну, предавался ничего не решающим мыслям, Дилюк действительно разбирал мусор внутри себя. В голове крутилось столько всего, что было невероятно сложно решить что-то. Все из-за Кэйи. Каждая проблема Дилюка имела корни от рыцаря. Он и был корнем всех его проблем. Любить своего сводного брата, который совершил столько ошибок и продолжает совершать каждый день, было просто невозможно. Так проходил каждый его день — мелочи не стоили внимания. Дилюк снял с себя одежду, аккуратно сложив на полке, и забрался в душ. Он повернул кран и его тут же окатило горячей водой. Мелкими ручьями она стекала по его телу, пробегала по шрамам, оставленным на белой коже мужчины, а Дилюк дремал под струями душа, опустив голову. Он поморщился и выключил воду, напрягая слух — ему всего-лишь показалось, что в его доме кто-то есть — и снова включил воду. Как только он расслабился, как снова возникло впечатление, что кто-то ходит за дверью. Мужчина раздраженно прыснул, выключил воду и быстро накинул халат. Он приоткрыл двери, вглядываясь в темный коридор. Мужчина вышел из душа, оставив дверь открытой. Свет оттуда бледным маревом освещал помещение. Дилюк прошелся по коридору, прислушиваясь к звукам и собственным шагам, а затем остановился у стены с картиной. Он внимательно посмотрел на нее. Казалось, он видел ее тысячу раз, но каждый раз по его телу бегали мурашки. В центре портрета с тремя людьми возвышался статный мужчина с длинными яркими волосами. Рядом с ним стоял улыбчивый парнишка, которого он трепетно держал за плечо, прижимая ближе, а с другой стороны стоял другой парень, чуть смущенный, не похожий на них двух, но по-своему красивый, с милыми чертами подросткового лица. Его единственный глаз сиял так ярко, что выглядел живым на картине. Его чувственный взгляд смотрел прямо в душу мужчины. Дилюк промычал что-то под нос, шикнул, и отправился обратно в душ. И плевать ему хотелось, что этого портрета там ни разу не было. Когда он снова включил воду и полностью растворился в своем выдуманном мире, настоящий вдруг перестал существовать. Все звуки тонули в пучине. Поэтому не удивительно, что Дилюк не услышал, как дверь в комнату начала медленно приоткрываться. — Дилюк, я… — Черт! — мужчина действительно перепугался, ведь совершенно никого сегодня уже не ждал. Если это зашла Розария, чтобы взять пару бутылок вина, то он оказался в крайне неудобном положении. А с другой стороны — та никогда не заходила к нему. Он начал лихорадочно соображать, кто мог вломиться в его закрытую винокурню, пробраться на второй этаж и зайти в его душевую… — Кэйа?! — Я стучал! Мне нужно с тобой поговорить! Любое оправдание, скакивающее с его губ, было детским и абсолютно ничего не значило. Голый мужчина стоял перед ним в полном недоумении и ярости. В первые секунды он не мог сообразить, что ему сделать, но смущенно бормочущий извинения Кэйа вызвал у него неконтролируемый приступ гнева. Он схватил халат и быстро затянул на себе, когда заметил взгляд рыцаря, направленный на его тело. — Какого черта?! — Я правда не знал, я думал… — Как ты попал в мой дом? — Я всего-то хотел сказать… То есть, ты знаешь, что сегодня очень важный день для всего Мондштадта. — Как ты попал в мой дом? Кэйа сглотнул. — Я хотел увидеть тебя и все выяснить. Дилюк устало ударился головой о стену. — Сколько еще раз я должен повторить, что я не намерен разговаривать с тобой, гнусный предатель и мужеложец! Ты так мне противен, почему ты не дашь мне просто спокойно жить… Кэйа поднял ладони в примирительном жесте. Дилюк сорвался с места, схватив его за горло. Игнорируя рвущееся дыхание, он неслабо приложил его головой к стене, отчего Кэйа на несколько секунд начал терять сознание. Он мог, мог бы сопротивляться, дал бы отпор, но не предпринимал ничего, оттого выглядел в глазах мужчины жалко. Дилюк так сильно встряхнул его, что он одумался, схватив его за руки, которые препятствовали дыханию. Никогда еще мужчина не был так близок к его лицу. — Ненавижу в тебе абсолютно все. Каждая вещь, связанная с тобой, выводит меня из себя! Из носа рыцаря показалась бардовая дорожка. Но он не отводил кошачьего прищура от Рангвидра, который, впрочем, мог его убить. Голос, стылый и ломкий, звучал очень четко. Кэйа только усмехнулся. — Вечно ты думаешь о чувствах, а о моих ты подумал? — Я не думал. Я делал. Делал для тебя только то, что будет лучше. — Гнусная ложь! Дилюк ударил в стену кулаком рядом с лицом. Необузданная боль внутри растекалась по телу. — Давай, словами ранишь, ведь только в этом хорош, — съязвил Кэйа больше от бессилия. — Все твои слова — пустое место. Меня так бесит, что ты ведешь себя как ребенок. Я ненавижу тебя, Кэйа! Ненавижу. Ненавижу, ненавижу-ненавижу. Ненавижу. Где-то за окном раздались салюты в честь праздника. Дилюк отскочил от рыцаря, как от кошмара наяву, и посмотрел в его лицо так растерянно, что сам не знал, что так может. Темно-сизые клубы дыма закружили вокруг них.