
Пэйринг и персонажи
Описание
Они связаны невидимой нитью Судьбы с самого детства. Их связь, сперва на уровне ощущений, со временем перерастает в нечто большее. Они определенно нужны друг другу, но способны ли Леви и Т/и признать это и впустить в свои жизни такого родного и вместе с тем чужого человека?
Part 12: Hamlet and red lipstick
26 января 2022, 10:57
Брезжился рассвет. Комнату затопил синий полумрак, смутно вырисовывались очертания предметов. Леви по обыкновению проснулся рано; только вот утро отличалось от прочих, выбивалось из колеи и рушило его привычный порядок.
На смятых простынях, плотно прижавшись к нему лежала Т/и. Она тихо посапывала Леви в плечо, обвивала руками его руку. Так спокойно и безмятежно.
(Так странно, так страшно, так непривычно.)
На подушке золотом рассыпались её волосы. Легким движением парень убрал спадающие на её лицо пряди. Т/и сморщила носик и лишь сильнее уткнулась в изгибы руки.
Аккерман хмыкнул и осторожно высвободился из её плена.
За окном было пасмурно и серо: грозовые тучи нависали над городом, и деревья клонились от ветра. В его глазах отражался тот же вид. Взгляд, точно поддернутый пеленой сигаретного дыма, смотрел на всё и ничего не видел.
Леви сделал глоток кофе. «Как же так вышло, – были его мысли. – Когда?.. Когда она стала мне..?»
– Доброе утро, – его размышления оборвал голос вошедшей Т/и. Леви обернулся. Взлохмаченная, со следом от подушки на щеке она потирала одной рукой глаза, а другой наливала себе кофе.
Леви никак не мог понять, как так вышло, что она сидит в его свитере, на его кухне, пьет кофе, сваренный им, и борется со сном, который совсем недавно разделяла в одной постели.
– Спасибо тебе..
Т/и непонимающе вскинула голову и уставилась на Леви, но тот уже отвернулся, утратив интерес, и больше не смотрел на нее.
А за окном гулял ветер – единственный свидетель этой странной домашней сцены.
Т/и закончила заправлять постель, когда в комнату заглянул Аккерман. Он уперся об косяк двери и скрестил на груди руки.
– Т/и, – привлек её внимание Леви. – Нужно поговорить.
– Я тебя слушаю, – полностью обернувшись к парню, ответила девушка.
Он собирался с мыслями, не знал с чего начать.
– Я не могу предложить тебе остаться у меня. – Леви был серьезен, пристально смотрел в её глаза. – Понимаешь…я привык к другому. Привык, когда я один. Когда ответственность я держу только за себя, когда не связан с кем-то обязательствами. Я никого не хотел впускать в свою жизнь, а ты ворвалась в неё и порушила мой привычный мир. У меня была отлаженная система, а теперь в моей голове чертовы сбой и каша. Поэтому остаться тебе невозможно.
Т/и смотрела на Леви сосредоточенно, ловила каждое его слово. Пускай это и было еле заметно, но его привычная невозмутимость дала трещину; Леви был в смятении, и Т/и это явно подметила.
Она улыбнулась, чем полностью обезоружила Аккермана.
– Ты думал, я захочу остаться? – хихикнула Т/и. – Леви, мы оба не готовы к этому.
Он медленно кивнул. Это действие ничего не подтверждало и было выполнено скорее автоматически, чем осознанно.
– Мои вещи высохли? – внезапно перевела тему Т/и.
– Нет, оставайся в моих. Заканчивай, а я пока вызову тебе такси, – напоследок сказал Леви, выходя из комнаты.
Уже сидя в машине, девушка будет корить себя за ложные надежды и бороться с внезапным комом в горле.
В то время как Леви, проводив её и вернувшись в дом, почувствует, как внутри у него что-то оборвалось от вида отъезжающего такси. Он ни за что не признается себе в том, что ещё секунда, всего одна секунда, и он забрал бы те слова назад.
День они провели порознь: Леви – на работе, Т/и – постепенно пакуя чемоданы. На днях она покончила с исследовательской, посвященной истории Кромера. Её время подходило к концу, пора было возвращаться домой.
Оставалось совсем немного. Послезавтра самолёт, и холодные руки снежной России вновь спрячут под своим кровом блудную дочь.
Т/и бродила по улицам, пыталась запечатлеть в памяти высокие дома с красными крышами, цветочные лавочки и даже ту милую пожилую пару, которая переходила дорогу.
«Надо попрощаться с Ханджи», – думала Т/и, направляясь к кофейне.
Её встретили те же перезвон колокольчика, аромат кофе и крепкие объятия.
– Ханджи, задохнусь, – широко улыбаясь, глухо проговорила Т/и.
– Бессовестная, совсем про меня забыла! – всплеснула руками Зоэ и с упреком посмотрела на подругу. Упрек перерос в любопытство, а после в восхищение. – Надо же, как похорошела за это время… Признавайся, Леви причастен, м?
– Причастен хороший долгий сон, – равнодушно бросила в ответ Т/и.
Ханджи саркастически улыбнулась и заиграла бровями.
– Странно, а я думала, с Леви будет не до сна…
Т/и рассмеялась.
– Зоэ, мне кажется ты была бы отличной заменой Ларисы Гузеевой.
Ханджи уставилась в недоумении, но ничего не ответила. Подруги уединились за чашечкой кофе и долго разговаривали обо всем произошедшем с ними.
– Вообще, я пришла попрощаться, –сказала Т/и, когда перерыв Ханджи подходил к концу. Она улыбалась, пыталась держать лицо, но её глаза блестели, а подбородок дрожал. – Послезавтра я улетаю домой. Не думаю, что мы ещё встретимся, поэтому, скажу сейчас. Я рада, что встретила тебя. Рада, что ты стала моей подругой. Я очень благодарна тебе за твою поддержку, за твоё общество и энергию, которую ты излучаешь…
Улыбка меркла на лице Ханджи с каждым произнесенным словом. Смысл доходил с трудом, в голове сиреной, как при ЧС крутилось: «Пришла попрощаться…Улетаю домой».
– Да это же чушь какая-то! – Зоэ подскочила и ударила ладонями об стол. – Мы ещё встретимся, слышишь? И не один раз. Мы в 21 веке живём или в средневековье: для чего придумали самолеты по-твоему? Поэтому хватит тут прощаний, не прощаемся мы, а только расстаемся на время!
За стеклами очков горели глаза: такие обычно у людей, отчаянно ищуших выход из положения и хватающихся за последнюю надежду. Т/и притянула Ханджи к себе, и замок рук сомкнулся за спинами.
Вечером нахлынули скука и тоска. Т/и в очередной раз прошлась по комнатам и уже была готова сорваться на прогулку к морю, как в голове раздался мужской голос. «Точно, связь… Истинные. Я и забыла», – бездумно бормотала она.
– Т/и, есть планы? – по ту сторону спрашивал Леви.
– Планы?.. – она вновь окинула взглядом комнату. – Нет, я свободна.
– Тогда я заеду в восемь. И да, – прибавил он. – Оденься поприличнее.
Т/и посмотрела на время: у неё было в запасе чуть больше двух часов.
«Поприличнее? – мысленно возмутилась она. – Может тебе для начала «поприличнее» с девушками научиться говорить?» Т/и фыркнула. Это был вызов, и теперь она была готова сделать всё возможное и невозможное, чтобы выглядеть неприлично. Неприлично сногсшибательно. Чтобы даже Леви с его непробиваемой сдержанностью не смог отвести от нее глаз.
Взмах накрашенных ресниц и придирчивый взгляд в зеркало: волосы волнами перекинуты на одну сторону, макияж почти незаметен, только губы горят красной помадой. Ассиметричное черное платье в пол, закрывающее одно плечо и обнажающее другое, идеально сидит на фигуре. Привлекателен и цепляющ глубокий вырез, доходящий почти до бедра.
«Достаточно неприлично», – был вердикт Т/и. Она усмехнулась отражению и надела пальто. К дому как раз подъехала машина.
Дверь по-джентельменски открылась, впуская девушку в салон. Этот незначительный жест трепетом отозвался в груди.
– Куда едем? – поворачиваясь к Леви, с полуулыбкой спросила она.
– Мне показалось странным, что в исследовательской ты писала о театре «Павильон», хотя сама там не была, – Аккерман скользнул быстрым взглядом от алых губ до теплых глаз.
Трепет в груди разрастался.
На пирсе было холодно, с моря дул промозглый ветер, пробирающий до костей. Они ускорили шаг, желая скорее оказаться в тепле театра и скинуть с себя пальто.
Эффект, произведенный на молодого человека, тешил самолюбие. Он не стеснялся смотреть на Т/и, и пускай лицо его сохраняло вид весьма покойный, но довольная ухмылка на губах и возбужденный блеск жадных глаз говорили громче любых комплиментов.
Леви был… невероятен. Идеально выглаженные темно-серые брюки удлиняли и возвышали его тело. Жилетка, ослабленный галстук и белая рубашка с всё теми же закатанными рукавами, открывавшими обзор на жилистые руки, притягивали и выдавали уверенность и непринуждённую расслабленности. К тому же эти резкие, проницательные, холодные глаза на бледном лице, оттенённые смольными бровями и такого же цвета волосами, создавали образ аристократа, сошедшего с страниц истории.
С таинственными улыбками, сохраняя молчание, они поднялись в свою ложу. Сцена была небольшой, как и зал, вид открывался отличный. Стояли декорации типичного средневекового замка. Все предвкушали, волной пробегали шепотки.
– Шекспир? – с ироничной улыбкой Т/и вскинула брови и взглянула на Леви.
– Классика, – с легким прищуром и змеиной улыбкой прошептал беззлобно он.
– Какая неожиданность, – копируя тон, отвечала девушка.
Свет угас. Утихли разговоры. Все взгляды обратились к сцене, где уже разворачивался сюжет трагедии «Гамлета».
Т/и бросила мимолетный зачарованный взгляд на Леви; его лицо чуть подсвечивалось прожектором со сцены, глаза неотрывно следили за игрой актеров.
– Т/и, я не сцена и смотреть на меня не надо, – не поворачиваясь, сказал Леви издевательским шепотом.
– Сдался ты мне, – фыркнув, Т/и отвернулась и закатила глаза. – Свет пал на шрамик на лице, а мне сперва показалось, что к тебе прилипло что-то..
Теперь, когда сюжет унес её в трагичный мир, и внимание было поглощено жизнью на сцене, он повернулся к ней на доли секунды. Их руки находились в паре сантиметров друг от друга. Казалось, в пальцах сконцентрировалось всё электричество мира, а случайные воздушные прикосновения вызывали разряд, граничащий с напряжением в молнии.
Но «Гамлет» овладел ими, и всё перестало существовать.
– Безумие какое-то! Столько нравственных вопросов и вечных проблем поднять всего в одной пьесе!
Они шли по освещенной улице ночного Кромера и бурно обсуждали спектакль.
– Гамлет сделал смыслом своей жизни месть за родного отца. Его можно понять, он искал душевного успокоения и справедливости, его долгом было вернуть честь. Но месть сама по себе уже неблагородна, и то, на что опускался Гамлет – стоило ли оно того?.. – голову переполняли обрывочные мысли. Т/и была глубоко впечатлена, и слова не могли передать этого.
– Согласен. Но в пьесе не было хороших, одни несчастные, – задумчиво отвечал Леви. – Вспомни Офелию.
– Как думаешь, было бы у них будущее, если бы они подались с самого начала всепрощению? Замолить грехи невозможно, от них всё равно не избавиться…
– …Но многих жертв можно было бы избежать, – докончил Леви. – Тогда мы бы лишились признанного гения Шекспира, будь всё так просто.
Приятный вечер подходил к концу, на небе вовсю горели звезды. Неспешным шагом они дошли до дома Т/и.
– Может, зайдешь? Я приготовлю чай или что-нибудь существенное. Ты голоден? – она смотрела на него так глубоко, с такой светлой надеждой, что Леви не мог отвести взгляд.
– Мне уже пора… – слабая улыбка легла на его губах.
– Тогда обязательно приди ко мне завтра. Поужинаем вместе, – Т/и сделала шаг к нему навстречу. Они стояли в метре друг от друга, молчали, пытались удержать момент. – Спасибо тебе, – прошептала девушка.
В поцелуе она коснулась его щеки и оставила чуть заметный красный след от помады. Это невесомое, чувственное прикосновение губ длилось несколько секунд и несколько сотен жизней. Т/и отстранилась, улыбнулась на прощание и последовала к двери. Она не оборачивалась, но чувствовала этот пронизывающий взгляд серых глаз.