my dear soulmates

Он помнит тепло матери и ее накрахмаленные воротнички. Помнит, как отец трепал по голове и говорил: «Неплохо, сын, так держать!» - и улыбался. А еще он помнит скрип тормозов, скрежет металла, невыносимую боль во всем теле, горячую кровь и осколки повсюду. Сознание ускользало в тот момент. Хотелось закрыть глаза и больше не чувствовать всего этого. Последнее, что мальчик видел – искореженное тело матери, зажатое креслом машины. Последнее, что он слышал – писк аппарата жизнеобеспечения и слова доктора, как приговор: «Похоже, выжил только мальчик». Выжил… «Почему? - без остановки крутилось у него в голове. – Почему в тот день я не умер вместе с вами?» В тот день он осознал, насколько хрупка человеческая жизнь. Насколько беззащитно физическое тело перед обстоятельствами судьбы. Вот был человек: жил, любил, ненавидел, страдал, был счастлив, - и вдруг ему пришел конец. И стал он призраком в памяти немногих, лицом на фотокарточке знакомых и мутным воспоминанием. Кенни приютил Леви. Обеспечил необходимым и научил всему, что знал сам, но заменить семью так и не смог. Да и не пытался. Он сказал сразу, что на роль отца не годится. Ни о каком «семейном очаге» и речи не шло, понятия «дом и семья» постепенно утратили смысл для них обоих. После Аккерман мало что помнит: жизнь стала бесконечным днем сурка. Лишь однажды, всего на долю секунды, его мир стал ярче. По телу разлилось тепло и на миг стало так хорошо-хорошо, прежде чем всё вновь не потонуло в темно-серых тонах. Они шли по безлюдной улице. – Кенни, что это было? – в носу защекотало: послышался еле уловимый запах больницы. Леви глубоко втянул воздух, но момент уже был упущен. Серые глаза мальчика, обычно тусклые и пустые, светились. Он смотрел так наивно и радостно, так доверчиво, как и должен смотреть на мир ребенок. Так, будто эти самые глаза никогда не видели ни смерти, ни грязи, ни жестокости. – Что «это»? - мужчина понял всё сразу, но принципиально хотел побесить мальчишку. Тот задумался, нахмурил бровки. – На миг мне показалось, как будто, я увидел всё немного по-другому. Ярче. А вот здесь, – он положил ладошку себе на грудь, – стало так спокойно и тепло. Понимаешь? – Истинный твой. – Кенни замолчал, Леви с недоумением посмотрел на него, но ничего не сказал. Мужчина тяжело вздохнул и продолжил скрипучим голосом. – Знаешь выражение «каждой твари по паре»? Сейчас это реже встретишь, но раньше все люди рождались с особой, предназначенной только им половиной. Таких прозвали «истинными» или же, по-нашему, соулмейтами. Я не знаю, у меня никогда его не было, но говорят, такие люди связаны невидимой нитью. – Кенни, не моргая, смотрел в одну точку и проводил рукой по щетине. – При желании они могут укрепить связь и обмениваться ощущениями. Сперва на уровне запахов, после вкусов, прикосновений, слуха и зрения. Соулмейтам даже слова не нужны, чтобы понимать друг друга. Говорят, это высший уровень связи. Они дошли до школы. – Слышь, мелкий, если тебе не сдалась никакая связь, то лучше разорви ее пока не поздно. Лишние привязанности еще никому не приносили ничего кроме боли и неудобств. – Я уже всё решил, – серьезно сказал Леви, смотря на возвышающегося небритого мужчину в черной шляпе. «Ни за что тебя не брошу. Всё сделаю, чтобы только защитить тебя и сделать счастливым». Кенни криво усмехнулся, небрежно махнул рукой, не оборачиваясь, и вскоре скрылся из виду. *** Соулмейт долго не выходил на связь. Леви уже начал сомневаться, не показалось ли ему тогда? Но он запомнил слова дяди и упорно продолжал добиваться ответа. Аккерман не делился с Истинным той частью мира, которая его зачастую окружала. Преступность района, грязь улочек, крики соседей – всё это он игнорировал или, правильнее будет сказать, пытался игнорировать. Зато Леви глубоко вдыхал запах мокрой земли, пытаясь передать половинке ту прелесть свежести, наступающей после дождя. Незаметно нюхал воротник белой рубашки, пахнувшей порошком и им самим. А ещё страницы старых библиотечных книг и фиалок со школьных подоконников. Леви сидел на уроке, когда аппетитно запахло хлебом. Так пахнет в пекарне на углу, когда из печи достают пышный румяный каравай. Он огляделся, но никто даже не поднял головы посмотреть, откуда идет запах. Аккерман сделал еще вдох: теперь к хлебу добавилось что-то еще – какао? Губы сами расплылись в улыбке: соулмейт откликнулся спустя столько лет молчания. Его Истинный наверняка желал наверстать упущенное и передавал весь букет запахов, окружавших его. Леви теперь всегда сопровождал аромат крепкого кофе, новой бумаги, чернил и чего-то сладкого. Он (или она, парень пока не понял) вероятно живет возле воды, а ещё имеет пушистого кота. Порой Аккерману запахи казались незнакомыми и странными, и он даже не знал с чем их можно сравнить. Сам же парень делился редко и был в этом отношении избирателен. Но факт, что где-то в мире есть человек, который только для него обнюхивает всё съедобное и несъедобное, забавлял его. Леви не был романтической натурой. Реализм и четкое виденье мира душили мечтательность и прочую чушь (он с презрением смотрел на влюбленных, считая их теми же больными, ведь что те, что другие лишались рассудка и собственной воли). Его мысли не занимал образ соулмейта, он не томился и не желал скорейшей встречи. Принимал как данность и жил своей жизнью. Главной задачей для него было вырваться из цепких лап бедности и ни за что не опуститься на социальное дно, поэтому он работал и учился, как помешанный. Он не позволял себе быть слабым, поддаваться ненужным эмоциям без отчета разума. Надел броню и превратил сердце в лед, и только невидимая связь с далеким соулмейтам ещё поддерживала в нем огонек душевного тепла и надежды.