the bluest flame

[снежинки падают, а ты уходишь всё дальше, и я всё ещё скучаю по тебе] — то, куда ты направляешься – это забытая земля льда. они единственные два человека, оставшиеся в этом поезде. голос звучит удивлённо и любопытно. чонгук поднимает голову и встречается взглядом с незнакомцем. — если она забыта, — говорит чонгук. — как так получилось, что мы едем туда? снега становится всё больше по мере того, как поезд движется вперёд. долгое время не произносится ни слова. чонгук оглядывается на незнакомца – его одежда не подходит для холодной погоды, полностью изношена – тот сворачивается калачиком, чтобы избежать морозного воздуха. чонгук хочет спросить, встречались ли мы раньше? мысль не задерживается – незнакомец оглядывается на него, и чонгук быстро отворачивается, снова встречаясь лицом с окном. он достаёт маленькую зажигалку из кармана своего зимнего пальто и щёлкает ею; выключает и включает, и снова выключает. — этого будет недостаточно. чонгук прекращает своё занятие, но не сводит глаз с пейзажа. — ты же знаешь, что этого будет недостаточно, чтобы согреть тебя, верно? — повторяет незнакомец. — это пламя слишком маленькое. чонгук снова включает зажигалку и оставляет пламя плясать в воздухе, пока поезд не останавливается. * они оба остаются, чтобы посмотреть, как поезд уезжает. снег мягко падает вокруг них, возвращая каждый сон, каждое воспоминание. на другой стороне платформы видны отпечатки ног на снегу – остановка у рельсов. слишком близко. слишком бело. везде, повсюду белый. рядом с ним незнакомец пристально смотрит – выглядит потерянным, заблудшим; от него веет утраченной меланхолией, выходящей за рамки черт лица, будто испытывает дежавю. чонгук колеблется. — мне нужно кое с кем встретиться в замке, — в конце концов говорит он достаточно тихо, чтобы не полностью нарушить тишину, повисшую в воздухе. — может, нам пойти вместе? незнакомец пристально смотрит; он выглядит смущённым, как будто забыл, что чонгук всё ещё здесь. он никогда не отвечает. чонгук накладывает согревающее заклинание на чужое пальто, прежде чем быстро отвернуться. [мы находились в пламени, и я нуждался – я нуждался, чтобы ты пробежал по моим венам, как болезнь] — это тяжело? юнги, прислонившийся спиной к окну, выглядит усталым. он слишком долго сидел на полу, но мрамор холодный – ровно настолько, чтобы почувствовать себя уютно на нём. это действительно тяжело – и утомительно – но больше всего: — это холодно, — отвечает юнги через некоторое время. несмотря на то, что он не признаётся, он надевает маску улыбки – и в этом тоже есть доля правды; — всё плохо, не так ли? — оно продолжает распространяться, — говорит тэхён. — я не против холода. — это не просто холод–, — и это заставляет юнги вздрогнуть, слышится явное беспокойство в тоне его друга. — оно там, и оно цельное. тяжёлое. юнги закрывает глаза, вдыхает атмосферу зимы; иногда это причиняет боль, и знает, что будет ещё хуже. но у него нет ответа, он не знает, как остановить метель внутри своего тела. однако понимает, что если болезнь будет распространяться слишком долго, она заморозит всю его систему, и всё остановится. магия внутри него холодна – это лёд, находящийся прямо рядом с его сердцем. или, может быть, исходит от него; юнги не уверен. это не проклятие, оно идёт от самого юнги, от того, что он может делать и чего другие люди никогда не смогут достичь. температура тела юнги продолжает падать, и все при дворе настаивают на том, чтобы окна были закрыты, а факелы зажжены даже при дневном свете, чтобы в замке было как можно теплее. ему велят сидеть рядом с камином в каждой комнате, на каждом мероприятии, которое он всё ещё настаивает посетить. теперь люди осторожны с ним. их осторожность и вдумчивость никогда не были так заметны, даже для такого человека, как он. принц заболел зимой. с каждым вздохом юнги небольшое облачко видимой боли вырывается из его приоткрытых губ – он изо всех сил пытается правильно выдохнуть. все они лицемерны – беспокоятся за королевство. принц заболел. кто будет продолжать наследие короля и королевы, если принца больше не будет? ему запрещено практиковать магию – лёд, которым юнги управлял, и который, вероятно, заставил его тело замкнуться в себе. юнги ненавидит, что они могут быть правы, что это может быть из-за него – что что-то внутри него пошло не так. это пугает юнги больше, чем холод, и больше, чем каждый его судорожный вдох. потому что холод всегда был приветлив для таких, как он. чернота голых деревьев, выделяющихся на фоне белизны снега, приносит ему необъяснимое утешение. это заставляет его думать о прошлом и воспоминаниях, когда лёд приносил нечто большее, чем просто спасение. решение, которого юнги боится больше, чем потенциального результата, состоит в том, чтобы разогреть принца. общественные собрания, танцы, которые звучат дисгармонично, и все всегда ищут его – он закрывается от всего этого, неспособный держать своё тело в узде. речь идёт о руках, объятиях и пристальных взглядах, окружающих его, тянущихся, пытающихся приблизить к теплу и жару тела. юнги оказывается сломанным пополам, прижимая живот – чувствуя давление в лёгких – к двери ближайшей ванной, подальше от бальных залов. с этого момента становится только хуже. контакт становится всё более настойчивым, и юнги чувствует себя в большей ловушке, чем когда-либо. всё, что исходит от него – для него – кажется вынужденным и тяжёлым. его зрение становится красным от вина из всех тех бокалов, которые ему дают. вам станет теплее. ваша температура повысится. вам нужно больше тепла. выпейте это, до дна. * — один последний глоток, — говорит девушка. юнги вернулся в свою спальню – может быть, и не в свою. он не узнаёт ничего особенного; в замке всё выглядит одинаково. — я уже пьян. девушка настаивает: — давайте. научитесь отпускать. выпустите немного пара. он фыркает от этих слов, резкие вдохи воздуха до сих пор контрастируют с температурой в комнате, заставляя его кашлять. весь алкоголь неэффективен против ледяных шипов юнги на костях. — я хочу побыть один, — он немного спотыкается, вовремя спохватывается и прислоняется к стене, чувствуя, что ему не место рядом с жарой, которая постоянно охватывает его со всех сторон. — оставь меня в покое. — я уйду, если вы выпьете это. юнги слишком устал, чтобы протестовать; тянется за стаканом и проглатывает половину красного, которое в нём содержится. он снова кашляет – его тело пытается отвергнуть всё, что обжигает его вены. — до дна. она берёт стакан, пристально смотрит на него; юнги не допивает. — вам следует прилечь. — я думал, что сказал тебе оставить меня в покое. юнги почти падает на кровать; все его конечности отяжелели , а простыни покрыты холодным потом. он закрывает глаза, но тут же открывает их снова –плохая идея. она садится на кровать, улыбается ему – что-то тяжёлое и тёмное в её глазах. туман на окне быстро превращается в лёд. девушка поднимает глаза и хмурится. — вам не разрешается использовать магию. — я сказал тебе уйти. — ... мы всего лишь пытаемся вам помочь. и она подходит ещё ближе. юнги чувствует, как на него накатывает огромная волна тошноты, но ничего не выходит – всё остается внутри, готовое взорваться. — разве вы не хотите согреться? — спрашивает девушка – она, кажется, и правда не понимает – и в её голосе есть что-то, что заставляет юнги напрячься, даже несмотря на своё головокружение. — люди думают, что у вас холодное сердце. это не так, хочет сказать юнги, но до сих пор слишком далёк от происходящего; борясь со своим собственным мозгом, он думает, я не такой. это просто холод, а не моё сердце. — отпусти меня, — юнги едва слышит свой собственный голос. девушка замирает, на её лице написано замешательство: — но– я согрею вас. что-то в юнги ломается – он берёт её за оба запястья; серое борется с красным, когда на чужих руках медленно начинает формироваться лед. девушка в шоке отшатывается – в глазах юнги боль и так много красного– юнги отчаянно пытается отодвинуться от неё, но его движения слишком хаотичны, слишком смазаны. он слабо поворачивает голову – находит пустой бокал вина, который оставили на прикроватном столике, и видит собственное отражение расплывшимся зрением; с опозданием юнги понимает, что именно там был наркотик. они не просто хотят согреть его тело – они хотят, чтобы он растаял. они хотят, чтобы лёд исчез. сорвать с него всё, чтобы не осталось ничего, кроме пустой поверхности, лишённой смысла. когда всё взрывается, девушка продолжает лежать на кровати. но лёд поглощает кровь и вены; окно разлетается на миллионы хрустальных осколков, когда шторм уносит с собой красный. всё вокруг юнги становится ярко-чёрным. [холод никогда меня не беспокоил] чонгук прибывает в замок ночью, когда все спят. огонь, как он обнаруживает, встречается на пути редко; он бродит по тёмным уголкам своего прошлого. комната, в которой он остановился, та же, что была у него раньше – до его путешествия. спустя годы всё выглядит так же. как и многие вещи, несмотря на развитие и рост, корни остаются. (я всё ещё остаюсь собой; разве ты не видишь?) чонгук садится на пол перед камином, вытягивает руку, раскрыв ладонь; закрывает глаза и думает об аромате замёрзшей реки, наполненной тихими улыбками– в камине вспыхивает пламя, пронизанное ностальгией. в замке до сих пор обитают призраки, чонгук чувствует это нутром и краем затерянных пространств в своих воспоминаниях. это по-прежнему тайна, наполненная одиночеством. * (им обоим снились вечные потоки, расходящиеся в конце реки. в то время произошло невысказанное столкновение, то, что ты начинаешь осознавать только находясь на расстоянии, которое ты едва позволил себе в самом начале. вспышки скрытой честности, в юности смеха юнги тогда; в невинности горящей магии чонгука. юнги заставил реку замёрзнуть преждевременно не потому, что чонгук попросил его об этом, а потому, что испытал бы радость, увидев, как огонь младшего сталкивается со льдом, ему понравилось бы смотреть на кьяроскуро, которую картины в замке никогда не смогут передать. тогда чонгук всегда брал юнги с собой повсюду. река была их спасением; её поток – замёрзший или нет – позволял им брать время между пальцами и растягивать так, как им заблагорассудится. смотреть на серость между волнами, белизну свободной страницы, черноту глубин – и, прежде всего, на пурпурное небо, после долгих ограничений и запретов, окружавших их тогда. когда чонгук ушёл, это было для того, чтобы научиться использовать свою магию. естественно, единственным человеком, к которому он обратился, был ким сокджин – дальний друг, но, прежде всего, чернокнижник, способный управлять одной из четырех стихий: землёй. земля подразумевала гораздо больше, чем края одинокой планеты, то, что чонгук подозревал с самого начала – и, возможно, это было то, к чему они оба могли иметь отношение, будучи ограниченными сконструированной семантикой, которая на самом деле скрывала множество других определений на другой стороне айсберга.) * — чон чонгук здесь, чтобы увидеть вас. когда входит чонгук, дверь за ним закрывается – ему всё равно не к чему возвращаться. на лице юнги написано сомнение; тем не менее, это всего лишь отражение собственных чувств чонгука, только ему удаётся скрыть это за искренней улыбкой, так как вид юнги заставляет забыть о тех частях, которые могли бы у него быть – хотя бы на некоторое время. — прошло много лет–, — и это всё, что удаётся сказать чонгуку, потерянному в данный момент. юнги не злится на чонгука за то, что тот ушёл. чонгук не жалеет о своём собственном уходе. тут нет никаких обид. сомнения, возможно, страх перед обманом после стольких лет – но это свет; есть неоспоримое доверие, которое всё ещё существует, несмотря ни на что. юнги почти улыбается в ответ. — ты–, — изменился? не совсем. — повзрослел. атмосфера становится тяжелее. — ты выглядишь лучше, — отвечает младший. чонгук нервно теребит зажигалку. красные предупреждения мгновенно вспыхивают в сознании юнги. — ты здесь не потому, что боишься, не так ли? — голос юнги насмешливый, но слова жалят; он решителен, готовый уступить, защищающийся. — ты не первый, кто приходит в гости и пытается это исправить. я пугаю их. людям не всё равно только до тех пор, пока я их не замораживаю. я предполагаю, что именно поэтому они позвали тебя сюда. он поворачивается обратно к книжным полкам – движение слишком резкое; чонгук замечает это и перестаёт играть с зажигалкой. ариэль – первая книга, которую берёт в руки юнги. он пролистывает её, тяжело дыша; но хорошо это скрывает. обводит случайные слова своими холодными пальцами: — леди лазарус– — это была твоя мама, — тихо говорит чонгук через некоторое время. — твоя мама позвала меня сюда. юнги фыркает, зная, что ведёт себя как ребёнок – потому что доверие, которое они разделяют, до сих поор присутствует по необъяснимым причинам, – но отказывается признавать горечь, которая образуется в его горле; — имеет ли это значение? — ты же знаешь, что да. юнги помнит размытое прошлое, отдалённые мелодии и звуки в старых подвалах; где всё было красным, как вино. так же, как кровь и боль. чонгук щёлкает зажигалкой. юнги напряжённо смотрит на пламя – и яростно закрывает книгу; чонгук даже не начинает, поворачивается к нему, уязвимый и готовый столкнуться с чем-то, к чему юнги не смеет прикоснуться. — ты такой же, как все остальные, — огрызается юнги резким тоном и серым ужасом. — ты хочешь, чтобы я исчез, потому что так будет проще. — я здесь не за тем, чтобы подавлять тебя. — я мог бы потушить его, мог бы превратить в лёд, — юнги указывает на зажигалку; затем указывает на сердце чонгука: — я мог бы заморозить тебя до смерти, — я делал это раньше, я уже делал это– боже мой, я уже поступал так раньше. — я знаю, — говорит чонгук. — я тоже мог бы убить тебя одним движением запястья. сжечь всё дотла, — его глаза сверкают сдержанным гневом. — но– это не избавит от боли. — ты понятия не имеешь, насколько всё плохо. — а откуда знать тебе, юнги? чонгук делает шаг ближе; окно рядом с ним распахивается от силы шторма. — ... держись подальше, я не смогу это контролировать, если– но чонгук делает ещё один шаг, с огнем в глазах, который не совсем красный, но более мягкий и почти отчаянный: — я здесь только для того, чтобы помочь, не для того, чтобы сделать что-то большее, чем это. замёрзшее витражное стекло рядом с чонгуком разлетается вдребезги – вне контроля юнги. чонгук вздрагивает; осколок стекла пронзает его щёку. остальные лежат на полу у его ног, как охраняемые стрелы леденящего страха. чонгук перестаёт двигаться. — мне нужно пространство, — отчаяние в голосе Юнги на этот раз трудно скрыть. *

Умирание – Это искусство, как и всё остальное, Я делаю это блестяще. Я делаю это так, что это похоже на ад. Я делаю это так, чтобы это казалось реальным.

* состояние юнги резко ухудшается в ближайшие несколько дней. он не может двигаться, не может отдыхать; ему остаётся только чувствовать слишком много пустоты внутри. оставленный тонуть в нестабильных узорах полуснов – беспокойный красный цвет и поток чего-то потерянного– чонгук откладывает конфронтацию, пытаясь сдержать своё беспокойство в слабом пламени, в самых глубоких помещениях замка; тупик, отдающий смертью. это не продлится долго. — кто тебе сказал, — но юнги знает, — твоя мама, — чонгук колеблется, оставаясь под дверным косяком, на его лице непроницаемое выражение – в комнате слишком темно. — я могу уйти, если ты этого хочешь. юнги бы удивился, если бы это был не чонгук. но это то, что не изменилось; чонгук всегда уважает его границы, больше, чем догадывается об этом сам. — останься. когда чонгук подходит ближе к кровати, он видит, насколько ему стало плохо – чувствует холод, ощущает серый вкус чернил на пальцах после того, как слишком много рисовал. лицо юнги бледное, как у призраков на чердаке. — это было... это всегда так было? — становится хуже, — юнги едва может говорить. — я теряю голос– — ... не стоит. всё в порядке. чонгук сидит на стуле, одновременно близко и достаточно далеко от юнги; руки ласкают простыни и покрывала, которые замёрзли от недостатка тепла тела юнги и необузданного излияния магии. — расскажи мне, как это было трудно для тебя. когда ты ушёл. — тебе не надо– тебе нужно сохранять свой голос. — я допустил ошибку на днях. — я знаю, ты не это имел в виду, всё в порядке. побереги свой голос– — гук, — едва слышно; сердце чонгука замирает. — я действительно хочу знать. чонгук вздыхает, наклоняется вперед; локти на ногах, руки прижаты к лицу – пытается скрыть то, что может. внезапно он выглядит почти таким же усталым, как и юнги. — это–, — невыносимо. — трудно выразить словами. я– он чувствует холод, чувствует боль, исходящую от юнги – вот что делает его твёрдым, как деревянный осколок, горящий у него внутри, возрождающий боль. говорить это в открытую... действительно ли это сделало бы всё лучше? смысл сказанного, истории, которые несут люди, – ответственность за то, чтобы говорить правду. чаще всего чонгук задаётся вопросом, не следует ли уделять больше внимания невысказанному; задаётся вопросом, не имеет ли молчание большего значения, когда что-то скрыто под слоями сохранности и тайны, оставляя людей обдумывать это и требовать ответа, какой-то реакции; тем не менее, недосказанность — это трусость. фраза, которую чонгук слышал слишком часто; разрывающая его пополам, потому что он видит в этом долю правды. — я не могу сказать тебе, не сейчас. сейчас это слишком тяжело. взгляд юнги напряжён, но чонгук этого не замечает, до сих пор прячась за руками. есть магия, слишком необузданная, пытающаяся убежать от них обоих, пытающаяся соединиться с сущностями, которые могут дать больше света, больше счастья. чонгук вздрагивает, когда юнги теряется в очередном приступе кашля. он тянется к карману, — ничего, если–, — но он передумал. — не бери в голову, мне пора. — это зажигалка? — спрашивает юнги, и младший его почти не слышит. — это заставляет меня чувствовать– это делает мою магию более заземлённой, — удар. — неважно, — повторяет он. — ах. ты холодный. — я в порядке. всё нормально. тебе холодно. удар, полный тишины и ответов. — ты можешь ею воспользоваться, — настаивает юнги. — только не оставляй её включённой слишком долго. чонгук ждёт (зачем?); смотрит на юнги в ожидании свиста свежих волн кислорода, которые не приходят. он хватает зажигалку из кармана, держит её крепко, близко, надёжно. пламя – это маленькая деталь, которая означает больше, чем то, что они скрывают, – она выходит за рамки знаний и за рамки временных рамок. чонгук выдыхает; пламя гаснет. в комнате по-прежнему холодно, и всё же ни одна из форм магии не может быть отрицающей – только её замедление, подавление, контроль; никогда её отсутствие. чонгук начинает говорить ещё до того, как осознаёт это. — тебе нужно перестать отвергать это. не пламя – холод, лёд. тебе нужно перестать отвергать его. ты не можешь контролировать то, от чего постоянно убегаешь, — щелчок его пальца, и пламя появляется снова. — это то, что я сделал, когда уходил. я научился контролировать себя. я узнал свои границы, — огонь снова исчезает. — я совершал ошибки. я попробовал ещё раз. я всегда пытался принять это. и именно тогда, когда ты начинаешь принимать магию, ты становишься наиболее уязвимым. потому что люди могут использовать это против тебя, — что-то мрачное смешалось с его последними гласными; трудно проглотить. что-то невысказанное. юнги молчит, чонгук снова выглядит отстранённым. и это никогда не было так просто. это никогда не разрывалась на бинарные противоположности. — юнги, я– я не хочу тебя согревать. я не хочу проигрывать этой зиме, — и он почти смеётся, со слезами на глазах, я не хочу проиграть ей. — я никогда не отниму это у тебя. просто– позволь мне помочь тебе. [ты тот, кого ты так долго ждал] (они оба всегда ненавидели красный цвет. красный цвет всегда ассоциируется со жгучей любовью – романтической и сексуальной. если это не красное, то оно бессмысленно, вот что означает этот цвет.) * -- — у меня нет друзей–, — юнги останавливается, смотрит на свои руки. — только разрушение, смерть. — магия – это не смерть, — мгновенно отвечает чонгук. — магия подразумевает смерть чего-то. — твоя магия не пахнет лилиями. лилии – это символ смерти. это не то, в чём заключается твоя магия. — тогда как она для тебя пахнет? — фиалками, — немедленно отвечает чонгук и краснеет. — это... нежная любовь. юнги чувствует, что нежная любовь – это то, что он может дать чонгуку только наполовину. он смотрит, смотрит и смотрит... как звёзды падают вокруг них, превращаясь в снежинки, к которым они наконец-то могут прикоснуться. чонгук смотрит в ответ; выдерживает взгляд юнги – твёрже, чем удары сердца. мыслит курсивом и жалеет, что не может сосчитать все созвездия на небе. любит, не любит, любит– (любит.) — ... как река? — тихо интересуется юнги. -- * — ключ, — шепчет чонгук, и его прикосновение к пианино полно защищённых фрагментов воспоминаний. — это принять свою магию. и чтобы принять это, ты должен использовать её. нота разносится по комнате, ясная и громкая. почти прогоняя одиночество. внезапно чонгук отходит от пианино и открывает окно. — выйди- со мной наружу. скоро пойдёт снег. — я не могу. — почему нет? — мне не разрешают. они говорят, что слишком холодно. — с каких это пор ты слушаешь, что они говорят? контраст фигуры чонгука в его просторном пальто – всё в чёрном, чёрном, чёрном, на фоне ослепительной белизны свирепой погоды; дома юнги. слова не приходят. чонгук стоит на краю окна; фиолетовые занавески колышутся вокруг него, его волосы падают на лицо, скрывая любые признаки слабости, которые юнги мог бы найти в качестве точки соприкосновения – в этот момент кажется, что они оба пытаются держаться за старое воспоминание; — ... разве ты не скучаешь по этому? — спрашивает чонгук. холодно (как пианино в возвышенном трепете)? и это не должно иметь смысла для юнги, так как холод – то, чем он всегда окружён. но юнги следует, ступает на край вслед за чонгуком и забирается вместе с ним на крышу. они не могут видеть деревья у реки; только башни замка, расширяющиеся перед их потоком мыслей на вершине пустой крепости. но их дыхание чистое, и юнги вдыхает спокойствие, наблюдая, как чонгук опускается на колени на землю– большая часть снега начинает таять в идеальном, прозрачном круге. — проще, — объясняет чонгук с тревогой в голосе – он ещё не совсем уверен, что ему разрешено, — превратить воду в лёд. это ложь – они оба это знают. но магия чонгука оставляет след, оставляет знакомый аромат, который они могут и почувствовать, и попробовать, и использовать. чонгук помогает юнги не одним лишь способом. я доверяю тебе, внезапно хочет сказать юнги. но это кажется недосягаемым. — она пахнет по-другому, — говорит он вместо этого. это заявление заставляет чонгука остановиться. юнги видит, как он кивает сам себе, голова полна прошлых звуков и воспоминаний; есть открытость, которая кажется слишком незнакомой, как будто юнги мог бы расшифровать значение звёзд в глазах чонгука, если бы погода не была слишком пасмурной. (если бы младший не отсутствовал так долго.) — нам просто нужно усердно подумать, — отвечает чонгук, вставая. — сделать это правдой своим путём. шёпотом, почти про себя, совсем как мы привыкли. юнги улыбается, но улыбка маленькая и немного неуверенная. — это– эм– займёт некоторое время. — я знаю, — тихо отвечает чонгук. — всё нормально. в их фигурах есть волнение; в их словах, чертах лица и молчаливой признательности за то, что было раньше, на пути, так похожем на этот, под разными облаками возможностей. есть волнение с осознанием того, что то, что они делают, они делают в одиночку; они всё ещё понимают друг друга. чонгук стоит на противоположном конце крыши, их разделяет лужа воды. он не смотрит на юнги, кажется, не ждёт, что тот что-то сделает. может быть, он так же потерян, как и юнги. продуманное пространство, проведённое между ними. сначала юнги чувствует лёд на кончиках пальцев; покалывание, как блуждающие капли кислорода – он смотрит вниз на свои руки, соединяет их, и им холодно, холодно, холодно. но его движения быстры и свободны, и в это мгновение он чувствует, что в нём мерцает уверенность, которую никто, кроме него самого, никогда не мог дать. эйфорическое пятно слепой веры – в самого себя, после слишком долгого времени. именно смех чонгука, подобный кристаллам блаженства, брошенным в него, обеспечивает его победу; юнги знает, что крыша превратилась в мягкий каток, еще до того, как открывает глаза, чтобы удостовериться самому. но это не просто лёд у ног чонгука. это снег и формы – волшебные человеческие фигуры, танцующие вокруг младшего, когда он медленно наворачивает маленькие круги, широко улыбается и смотрит глазами, как два лунных полумесяца. призрачные фигуры движутся на фоне тёмного контраста его волос. юнги загипнотизирован звуками, атмосферой, снежными лепестками, сияющими в их собственном мире, который пахнет цветами– это становится немного чересчур, когда юнги выдыхает и его магия ослабевает. он падает на колени в такт слабым снежным скульптурам; смех чонгука затихает вместе с их танцем. — хён? чонгук покидает лёд и возвращается в снег, но между ними слишком большое расстояние; кажется, ему больно, что чонгук не сокращает его мгновенно. — юнги-хён. в воздухе слишком много магии. и, конечно же, они должны знать, насколько это может быть тяжело, носить её повсюду, как спасательный круг, как надежду, иметь ответственность за каждый вздох. юнги поднимает глаза, пытается кивнуть, но вместо этого вздрагивает. — когда ты в последний раз это делал? — чонгук подходит немного ближе, делает нерешительные шаги. юнги тяжело дышит. фиалки… и угроза алых слёз в воздухе (потому что чонгук знал – до сих пор). — очень– давно. — можно–, — заикается чонгук; и юнги чувствует, что его осенило, когда он снова начинает делать снег – чувствует необходимость быть уверенным, что чонгук собирается это сказать: — могу я?.. — да, конечно, — мгновенно отвечает юнги. чонгук присаживается на корточки рядом с ним и осторожно протягивает руку, почти так же, как он делал это перед огнём. юнги закрывает глаза, ждёт взрыва в своём мозгу, столкновения тепла со льдом – но всё, что есть… мягкая рука чонгука на его плече. она выводит крошечные круги, успокаивая. и юнги наклоняется навстречу прикосновению, чистому и сладкому. он чувствует ткань чёрного пальто чонгука на своих серых волосах, но контраст между холодом и теплом не так разителен, как обычно. — ты сдерживаешься? — спрашивает юнги, и в его словах слышится сладкая горечь. — ты сдерживаешь её? тело чонгука немедленно напрягается. — хён, — он поворачивает голову и своё тело так, чтобы юнги оказался лицом к нему: — юнги-хён– нет, — но юнги слишком напуган, чтобы оглянуться назад и увидеть ложь. — я никогда не сдерживаюсь с тобой. это не так. (контакт, впервые за целую вечность, кажется желанным; чистое и простое прикосновение, ради безусловного заземления.) рука, которая была у него на плече, перемещается к задней части шеи – и юнги позволяет. очень медленно голова чонгука наклоняется ещё ближе, снежинки падают между ними, — это не так, — шёпотом повторяет чонгук, прижимаясь лбом ко лбу. * (— он показывал мне сны. — сны? — я так думаю. они были отражениями на глади воды. всё было очень... далёким? казалось, трудно удержать конкретные картинки... — ... сокджин сказал, что это поможет мне контролировать свой огонь – контролировать свою магию. и это действительно сработало. хотя я думаю, что дело было не только в магии. от меня ускользнуло что-то гораздо большее– я не успел понять, что это было.) * чонгук напоминает юнги о снежных ангелах; о снеге, падающем с дверных проёмов, и смехе – ясном и отчётливом, и тёплом, может быть. чонгук подобен весне – когда снег горит от его прикосновения и превращается в тайну, когда ты должен вернуться туда, на поверхность. (где видно небо, а вселенная огромна); но остальное никогда не забывается – остаётся на месте на более устойчивые секунды по другую сторону ручья, после смены времён года. оно всегда возвращается. чонгук – вечно цветущий цветок; цветущий под дождём (что является парадоксом), лицом к ветру. такие бесстрашные цвета, раскрывающиеся миллионами ярких лепестков, которые юнги никогда не видел в полной мере. магия чонгука не пахнет пылающим пламенем, но с нотками возможной уверенности; может быть. * (ты заставляешь грусть звучать так просто, ) * — оставь зажигалку себе – она вернёт меня к тебе. —гук–, — страх и щелчки времени, звенящие вокруг воспоминаний, которые наконец завершены. — моё тело держится за кристаллизованную нить, которая готова разорваться. чонгук смотрит на юнги и сосредотачивается исключительно на нём. его голос глубокий, тянущийся к заключенной в кровоподтёках структуре, ведущей к самому существованию юнги; — есть тепло – даже жар – в любое время года, — одеяла сдвигаются под ними на кровати, и юнги ждёт. — оно повсюду. всегда разное, — чонгук проводит рукой по зажигалке, избегает пальцев юнги, но остаётся рядом. — оно прямо у меня в руке. зимой и весной; в оранжевых листьях, которые падают на землю, когда осень склоняется перед летом и забирает с собой всё остальное. они вместе на ощупь включают зажигалку. (пламя появляется и исчезает.) юнги встречается взглядом с чонгуком. (оно превращается в голубой.) — юнги– хён. там есть и лёд. в любое время года, — потому что ты здесь. — кубики льда скользят по моему горлу в июле, в начале октября идет снег... и–, — тихо. — и внутри, где всё ещё бьётся твоё сердце. чонгук останавливается и задумывается; смотрит вниз, открывая рот, но ничего не произносит. один лишь взгляд, и юнги, затаив дыхание, долго смотрит в ответ. он тоже звучит запыхавшимся. — хён, холод– холод не означает, что любовь мертва, — и в его голосе столько эмоций, что юнги в мгновение, полностью верит ему. самое голубое пламя – самое тёплое; лёд горит так же хорошо. * прими это. — я тоже боюсь, — бормочет чонгук. — почему? — спрашивает юнги. — я не думаю, что я правильно люблю, — какое-то время он выглядит противоречивым, пытаясь найти слова, которым нет названия. — романтика – это не то, в чём я силён. это не то, что меня интересует. не думаю, что я когда-либо интересовался этим. я не понимаю этого – не понимаю, что чувствую прямо сейчас. это пугает меня. — может быть, со временем всё станет лучше, превратится во что-то новое. чонгук выглядит потерянным. — ... может быть. — есть несколько способов правильно любить. -- — мне кажется, я влюбляюсь. — ... и какова твоя любовь? — нежная. [но можешь ли ты противостоять тому, чего боишься больше всего? можешь ли ты взглянуть в лицо тому, что знает река?] замок попадает в осаду – все эти годы они были в клетке, сделанной из страха, который внезапно появляется у них на глазах. люди часто задаются вопросом, что разрушает лёд; и это огонь – разве может быть что-то кроме него? огонь растопляет острую реальность холода, который обжигает незащищённую кожу, уязвимую жизнь. вот что они все говорят. возможно, есть ирония в том факте, что чонгук никогда не позволит своему огню разрушать существование юнги. чонгук стоит перед окном, смотрит на юнги на другой стороне, разговаривающим со своими советниками о крепостной стене замка – восточный фланг, где солнце уже потускнело; иногда он не может не задаваться вопросом, верит ли юнги им. не может не думать о том, как всё повторяется в виде цикла с востока на запад; огонь растапливает лёд, а лёд превращается в воду, возвращается к своему началу. они всегда будут законченными. чонгук думает, мы уже были таковыми однажды. так где же мы ошиблись? то, что рассказал ему сокджин, размыто из-за непонимания в тот момент – если бы чонгук знал тогда, он мог бы понять больше. но, (я нашёл тебя) мечтая о снах– юнги поворачивается, глаза автоматически – естественным путём – встречаются с чонгуком через стекло. поток мыслей младшего ломается, как туфелька золушки. (и мы снова потеряли самих себя) юнги улыбается, и это слабая улыбка, но она проникает во всё существо чонгука, точно так же, как голубое пламя зажигалки. * — давай устроим разминочный бой? для тех, кто слегка подзабыл. чонгук думает о том, что сказал незнакомец, которого он встретил в поезде, юнги думает о тэхёне и его матери; они оба думают о множестве призраков – о том, кто они такие, что они значат друг для друга и что это значит для всех остальных. — ... у меня есть твоя зажигалка, — эмоции в голосе юнги прослеживаются с заметной опаской. чонгук поспешно тянется вперёд – руки, стремящиеся обнять; юнги вцепляется в воротник чонгука с силой миллионов мягких снежинок, падающих на деревья. удары времени осмысленно текут в мгновения, которые длятся достаточно, чтобы быть значимыми. холод и тепло переплетаются, как воздух, выходящий из их лёгких. рука чонгука пробирается в волосы юнги, нежно притягивает его к себе– он целует его в лоб со всем пылом, от которого у него на глазах выступают слёзы. — у тебя есть я, — бормочет он. -- вот так. * это простой поцелуй, в котором нет ничего, кроме невинного обещания любви – той любви, которая может быть на полпути к чему-то другому, но которая наполняет собой так же глубоко, как и любая другая. и этого достаточно. * расходящиеся пути в разных крыльях замка, улетающие в разные концы друг от друга; но что это значит, когда всё готово снова сойтись в одно целое– (— в старом мамином магазине есть птичка, — сказано между нотами пианино. — она ранена, и я не знаю, как её спасти. — мы умираем. мы улетаем. мы освобождаемся. разве не так это происходит? юнги усмехается: — ... именно в таком порядке? он перестаёт играть. чонгук заснул на одном из столов. сокджин вздыхает, прежде чем ответить: — время мало что значит.) у тебя есть время. чонгук ненавидит смысл, который всегда подразумевает эта фраза. это означает: оно придёт. в конце концов ты найдёшь её – любовь. когда придёт время. но любовь, любовь. любовь – это не то, что она значит. для него – для таких людей, как он, и для юнги; больше нечего ждать. поэтому они продолжают бежать, продолжают сражаться. (каждый день). они держат себя [свою любовь] в безопасности. потому что настоящая любовь существует в разных фрагментах возможных вариантов. спрятанная под тёплыми укрытиями или под проливным дождем, посреди снежных боёв, в улыбке любимого человека и смехе друга. в постмодернистских структурах хаотической надежды. в существительных, которых ещё не существует. она существует тайно, эгоистично, от всего сердца. неосознанно. (однажды, у реки, юнги сказал: — я не хочу жениться. и это было для них самым естественным, логичным поступком. неоспоримым. — ладно, — ответил чонгук. — я хочу править самостоятельно. — хорошо. на улице было холодно, они держали волшебную музыкальную шкатулку с фиолетовым пламенем – пламя, созданное чонгуком, заменяло молодую пару, танцующую в такт мелодии шкатулки. — но... я бы не возражал, если бы ты всё ещё был здесь, — и щёки юнги слегка порозовели. — просто– вот так. как сейчас. ты, рядом со мной. если ты этого хочешь. — ... хорошо. тогда они ещё не знали. не заботились о том, какие знаки использовать – не заботились о том, что это означало для социальных конструкций и созданных норм. заботились только о волнах, об их собственных изгибах во времени, их собственном пространстве; с их собственными цветами и ароматами в воздухе, которые делали их принадлежащими друг другу. когда конструкции не портят твой разум нормами, единственной сущностью которых является стереотип – когда яд не распространяется, то вещи, как правило, имеют смысл сами по себе; есть некоторые вещи, на выяснение которых не должно было уходить так много времени, некоторые вещи, которые должны были оставаться пустыми, пока ты не был достаточно свободен, чтобы наполнить страницу своим собственным цветом и смыслом. есть ряд вещей, от которых чонгук хотел бы избавиться, но они останутся, как нежелательные чернильные пятна, выделяющиеся, заключающие себя в рамки сомнений и сожалений, которых не должно было быть. как и красных пятен, о которых он всё ещё не набрался смелости рассказать юнги, о нападках, о неправильном представлении людей об аромантическом и асексуальном спектрах, о чонгуке, являющимся асексуальным, но секс-позитивным; если в тебе горит огонь, если ты хочешь этого – если тебе это так нравится – тогда ты должен просто оставаться спокойным и принять это мы уже достаточно ждали– и чонгук слушал, слушал и слушал, пока его пламя не возродило его пылающую решимость.) война порождает страх и насилие, которые не знают границ, кроме самых возвышенных; когда конец рушит уверенность и любые другие убеждения, единственное, что выживает на войне, – это красный цвет крови, которая безжалостно разливается по всей земле; и это то, во что чонгук часто погружается – не в реальности, а в кошмарах и видениях того же красного цвета, который изменил его прошлое. он знает, что юнги тоже утонул в нём, не уверен, насколько глубоко, – однако контроль, который они имеют над тем, кто они есть сейчас, также исходит оттуда, и это неоспоримо, несмотря на то, что им не повезло. когда кто-то встаёт у тебя на пути, первым инстинктом является защита (не контроль, не тогда, когда тебе слишком долго причинял боль страх в багровых оттенках).; чонгук уклоняется от атаки нападающего – лезвие ножа не достигает цели. он поворачивается, его взгляд острый и сосредоточенный, чонгук поднимает руки и с идеальной точностью управляет своим дыханием. нож в руке воина нагревается и светится золотыми лучами света – и падает, едва издавая шум. чонгук только тогда понимает, что они добрались до одного из дворов. в атмосфере происходит сдвиг, как будто окружающая среда снаружи играет определённую роль в битве – и чонгук привык к магии юнги, обитающей в этом пространстве так долго, что он не видит ничего другого, что могло бы заменить её. но она также заставляет его сразу насторожиться, потому что ничто в воздухе сейчас не является знакомым. чонгук снова направляет свою магию. воин поднимает голову, и улыбается мерзкой улыбкой. — похоже, что принц гораздо лучше тебя в курсе всей ситуации, — угроза в его словах, но также и в его венах – полных магии, запоздало осознаёт чонгук – когда противник поднимает руку и сжимает кулак в воздухе– чонгук чувствует мгновенный сдвиг в своём собственном горле, в своих собственных лёгких– и больше нет воздуха, на который можно было бы положиться. -- это пламя зажигалки – красное пламя – предупреждает юнги и заставляет его обернуться в мгновение ока, почти стремительно плывя среди хаоса происходящей битвы. это красный цвет вина, красный цвет боли и красный цвет нехватки романтической любви в них, в которой люди винят их. когда юнги бежит к чонгуку, кажется, что он никогда по-настоящему не и покидал его – ведь они должны быть вместе, просто не так, как от них все ожидают. -- — знаешь ли ты, — продолжает воин перед чонгуком с пустой, жестокой улыбкой, нарисованной на его чертах. — что для распространения огня необходим кислород? чонгук чувствует, как его магия полностью поглощается стихией, которой управляет мужчина –воздух, высасываемый из него. больше, чем холод, – это боль, охватывающая всё его существо, когда он начинает задыхаться от пустоты, отчаянно пытаясь сохранить контроль. но огонь погас, чонгук не может дышать, и единственное, что он слышит, – панику, поднимающуюся в его собственных ушах, как тикающая бомба, готовая взорваться вместе с его сердцем. прежде чем он осознаёт это, он падает на землю, его лёгкие опустошаются посреди звуков войны и крови. разве ты не знаешь, что спички никогда не горят ярко слишком долго? зрение чонгука затуманивается. -- никогда не может быть отрицающих элементов магии; только её изменение. юнги использует воздух, который остался в воине, делает его густым, глубоким, пугающим и холодным, как камень. потому что юнги никогда бы не колебался, превратил бы всё вокруг в разбитые кристаллы, если бы это означало спасение себя; и спасение голубого пламени. когда воин вздрагивает и поворачивается лицом к юнги, становится уже слишком поздно. — а знаешь ли ты, — тихо говорит ему юнги, но его голос проникает сквозь фрагментированное пространство. — что человеческое тело в основном состоит из воды, которую я мог бы заморозить, как и жизнь в твоих венах; вода, которая, если её заморозить, может остановить твой мозг, сердце и твои лёгкие? и он уже делает это, не повышая голоса и не размахивая кулаком – сила юнги не сравнится ни с чьей другой, особенно когда дело доходит до защиты своего дома. воин пытается молить о пощаде, которую юнги почти бы даровал, если бы чонгук всё ещё не пытался отдышаться. теперь он знает, что такое контроль, уже узнал о своих границах. но все, чему чонгук научил его, не стоит даже наравне– магия юнги освобождает воздух, разрывает насилие в чужом теле на части; снежная буря, полная смысла, которая пролетает над людьми, недостаточно сопереживающими, чтобы заметить её. воин падает в обморок, когда падает снег. юнги подбегает к чонгуку и отчаянно зовёт его по имени. его хватка на зажигалке почти болезненна, но грубый звук, исходящий из горла чонгука, причиняет ещё больше боли; в его глазах стоят слёзы, прозрачные, как хрусталь, а его грудь тяжело поднимается и опускается – дыхательная система всё ещё борется с неожиданной остановкой поступления кислорода. юнги, не задумываясь, тянется к младшему; одна рука у него на щеке, другая лежит на сердце. — чонгук. на этот раз чонгук – тот, кто слишком холоден. на мгновение юнги начинает паниковать; тепло – это не то, что он может дать. он такой пустой, такой маленький, когда чонгук в конце концов пытается пошевелиться, до сих пор тяжело дыша: — хён– биение сильного, тёплого сердца под рукой юнги. — эй, тш-ш. вот– она здесь, гук. смотри, твоя зажигалка работает, — он щёлкает зажигалкой другой рукой, и это похоже на высвобождение надежды в буре, охватывающей их фигуры. — нужно выдохнуть, ты можешь дышать. твоя зажигалка работает, гук. но чонгук не смотрит на зажигалку; он смотрит на юнги, цепляется за его плечо, пытаясь приспособиться и следовать за звуком его голоса, перекрывающим хаос их окружения – он чувствует себя так далеко от всего этого, но в то же время в такой безопасности рядом с потоком, который юнги всегда удавалось создать. — хён. — просто дыши, хорошо? тебе нужно согреться. мне нужно отвести тебя внутрь, здесь я ничем не могу тебе помочь. — всё в порядке– — я не могу тебе помочь. — ... я не против холода… не когда я с тобой. * чонгук просыпается в окружении подушек и завёрнутый в большое тёплое пуховое одеяло. по всей комнате горят свечи. на окнах нет и следа инея. юнги сидит рядом с ним, положив голову на кровать, достаточно близко, чтобы чонгук мог погладить его по волосам, если захочет. он спит, держа чонгука за руку; в ней – зажигалка. когда чонгук просыпается во второй раз, юнги уже смотрит на него, всё ещё держа его за руку. — эй, — бормочет младший. и юнги повторяет за ним, улыбается с небольшим обещанием. половина свечей погасла. на улице идёт снег, совсем маленький. чонгук может нормально дышать. — я же говорил тебе, что не возражаю против холода, — говорит он. — это не значит, что тебе тоже не нужно тепло. (-- чонгук садится. — я думаю, что это пламя дракона – вот что поддерживает во мне жизнь. это то, что я чувствую с тех пор, как родился в этой реальности. это помогает мне оставаться в здравом уме. иногда это делает меня иррационально злым и одиноким – как будто огонь принадлежит не только мне... и в этом нет особого смысла, как и настоящего ответа; он просто сохраняет меня целым. как будто кто-то смотрит на меня сверху. я всегда видел в них стража — дракона или нет... охраняющего меня. — вода и огонь – сохранение одного от другого... ты когда-нибудь думал, что это может быть дух реки? это всегда было нашим безопасным местом. чонгук смеётся, это чистый звук среди тайн ночи; — унесённый призраками? — он, кажется, думает об этом некоторое время. — ... я думаю, что это может быть даже намного глубже. --) — на нас продолжают нападать? — снежная буря удержала их на расстоянии. они не вернутся, — юнги делает паузу, не сводя глаз с чонгука; и это ярко горит между ними, но мягко и незаметно. — ... я буду защищать тебя, — наконец бормочет он. (сны – это всего лишь сны, пока они не оживут это написано в одном из гримуаров сокджина – его почерком. книга заклинаний полна аннотаций, которые чонгук никогда не поймёт сразу.) (фениксы тоже птицы – только с магией. волшебные существа, которые получили смертельную рану и готовы возродиться вновь, сделать ещё один шаг вперёд; это последняя мысль чонгука, прежде чем он широко раскинул руки на крыше здания– до того, как юнги умер, он был огнём; и чонгук превратится в пепел.) чонгук начинает думать о том, чему он научился у сокджина, думает о горящих мотелях, таких далёких отсюда, неоновых огнях на обнажённой коже, следах вздохов, запечатлённых в воспоминаниях; о снах, которые, возможно, были забыты – снах, которые, возможно, были далёкими воспоминаниями, но теперь отделены от сознания. — хён, — рука юнги крепче сжимает руку чонгука; он в безопасности. — не дай мне забыть. не дай мне забыть тебя снова.