Касита умеет хранить тайны

      Только-только первые лучи солнца успели обогнуть зелёные холмы вокруг Энка́нто, как где-то в глубине Каси́ты заскрипели дощатые полы, зазвенели колокольчики и будильники. Мадрига́ль всегда просыпались раньше, чем город, это позволяло потратить лишнее время на себя и друг друга. И если для всех членов семьи одно другому не мешало, то Ками́ло уже которую неделю не мог слезть с «на себя». Атмосфера в их доме немного изменилась: А́льма больше не пускала взглядом холодок по спине Мирабе́ль, Луиза перестала пытаться прыгнуть выше головы ежедневными тренировками по причине и без, а Исабелла сумела раскрыть настоящую себя, не боясь осуждения главы семьи. Вместе с тем она смогла и избавить себя от навязанного брака с Мариа́но Гузма́ном — обладателем титула «самой красивой мордашки среди мужчин Энканто». Он-то и был штрафной колодкой, которая не позволяла Камило выкатиться из комнаты раньше положенного. Первое время он думал, что всё дело в непривычке; даже имея не особо тяжёлый характер, Камило было не легко принять нового человека, который прописался в их доме стоило перескочить с его кузины на его старшую сестру Доло́рес. Она, как твердил Мариано почти каждый день за столом, и была катализатором столь частых его появлений, а та лишь хихикала на радость старшим. Их отношения были благословлены в первый же день после отстройки Каситы. Для остальных молодой мужчина быстро стал частью их быта: Мирабель и Исабелла изредка обменивались с ним парой фраз, старшие вели с ним диалоги о проблемах города, так как семья Гузма́нов стала звеном между населением и Мадрига́лями, и все просьбы доносились в первую очередь к первым; Долорес влюблённо смотрела на него в любое свободное время, а Анто́нио начал воспринимать его за одного из своих питомцев. Действительно, — думал Камило каждый раз, когда Мариано катал его младшего брата на плечах, — животное. Только Бру́но был менее радушен к нему, и виделось в нём не столько отторжение к гостю, сколько смятение и некая настороженность. Иногда он мог часами и до самого утра пребывать в своей комнате, после чего выходил с новым предсказанием, которое, стоило зазвенеть смеху Гузма́на со двора, хрустело у него в руках. Камило, честно, много раз пытался узнать что же там каждый день видел дядя: он не раз перевоплощался в Альму, чтобы разговорить нелюдимого предсказателя, но тот заведомо знал кто под обличием его матери; пытался под видом тёти Джулье́ты взять некоторые осколки из мусорки на кухне и собрать воедино, но предсказание вновь и вновь исчезало оттуда за мгновения. Конечно же его утаскивали крысы Бруно, которые, в отличии от своего хозяина, с самого начала поняли намерения юноши. Сам Мариано никогда не обращал внимание на отсутствие младшего брата своей девушки за общим столом — так думал Камило, так как гость никогда не упоминал его имя. Они мало общались, одним Мадригалем больше, одним меньше — разницы не было, тем более учитывая то, что юноша по жизни был лишь заменой любого в городе. Этим он и занимался каждый день: кто-то не хотел идти на именины тёщи, кто-то хотел посмотреть на себя со стороны, кто-то нуждался в крепыше, похожем на себя для работы на стройке. И парень не особо жаловался на то, что вся необходимость в нём на этом заканчивалась, но с недавних пор желание и силы крутиться среди людей начали угасать. Он испугался: неужели магия исчезала снова? Ответ он осознал только когда при очередном патруле по улочкам наткнулся на гулявших Долорес и Мариано четыре раза подряд. И снова он лезет в мою семью, даже за пределами Каситы, — думал юноша каждый раз. В это утро Камило на радостях выскочил из комнаты, день обещал пройти позитивно. Секретом этого счастья было то, что за окном пели птицы, во дворе звенели небольшие ручейки, шедшие с холмистых склонов, а Гузма́ны отправились в ежемесячный поход в лес. Que alegria!¹ Будущий зять с кузенами и кузинами ходил на охоту за живностью за пределы холмов на несколько дней, разрешение на это лично передавала Альма, чтобы они смогли пересечь установленный пятьдесят лет назад аванпост, ограждавший город от внедрения внешних угроз через узенькую дорогу между непроходимыми холмами. Не замечая привычной суеты во дворе, Камило сел на своё место за столом, семья уже была здесь. Первой внимание на парня обратила Луиза: — В честь чего праздник? — она пальцем толкнула к нему с одной стороны стола тарелку арепас², Исабелла с другой подтянула свежие ло́зы и подлила абрикосовый сок в стакан, Мирабель, сидевшая рядом, передала чашу ахиако³. Старшие ещё не сели, родители Камило крутились в танце где-то около (так можно было предотвратить внезапный утренний дождь над светлой головой Пе́пы, переживавшей по причине и без), Джульета с Августи́ном обсуждали новую облицовку Каситы, которая радостно сту́кала черепицей, а глава семейства ещё не спустилась вниз. Бруно они не ждали, тот снова пропадал в своей комнате, Антонио катался на своем большом коте Парсе вокруг дома. — Да так, — Камило довольно потянулся на стуле, разминаясь. — Сегодня Сатурн в благосклонной ко львам фазе. — Ты дева, милый, — вмешалась подоспевшая Долорес. — Кстати о львах, вы говорили о Мариано. Камило уставился на старших кузин, которые перестали шептаться между собой. Исабелла была отличной лгуньей, но врать Долорес не было смысла — та уже с другого конца дома успела услышать их разговор. Под её рукой внезапно начала цвести белая роза — признак смирения. — Мы обсуждали его семейный поход. Парень не мог поверить ушам. Он знал, что кузины не были в полном восторге от избранника Долорес (особенно Исабелла, которая испытывала неловкость из-за того, что пыталась воспользоваться Гузма́ном в угоду бабушки), но не ожидал, что и они жили на одних подсчётах дней. Одна Луиза не обращала внимания на их реконструкцию испанского сериала. — Его не будет, — внезапно раздалось прямо над полулежавшим на стуле Камило, из-за чего он чуть не упал вместе с ним, но пришедший во время подхватил стул сзади, после чего уже сел рядом. Мариано, черт бы его побрал, и сегодня он был по-особенному другим: вместо привычной голубой рубашки и джинсовых брюк была чёрная свободная рубаха с большим во́ротом, заправленная в широкие штаны хаки на высокой талии, закреплённой ремнями, а на них висели охотничьи ножи и крючки для маленьких кожаных сумок. На его широкой челюсти пробивалась щетина, а смоляные волосы волнами спадали назад, на лбу выбивались пара прядей, которые юноше хотелось с силой выдернуть. Хорошее настроение Камило быстро испарилось, но возвращаться обратно в дом было нельзя — слишком явная реакция. — Что-то случилось? — обеспокоено поинтересовалась Исабелла, знавшая, что Гузма́ны никогда не пропускали семейное мероприятие. — В окрестностях холмов завёлся андский медведь, — пояснила только показавшаяся из дома Альма. Как только она подошла во двор, все старшие тут же подтянулись к столу. Завтрак был объявлен открытым. — Я не могу дать им разрешения туда пойти. — А я думал, он может и медведя голыми руками побороть, — прыснул Ками́ло, зыркая на сидевшего рядом. — Неужели все легенды о тебе — лишь выдумки твоих поклонников? — Обо мне много баек ходит, но ты только попроси, и я принесу тебе шкуру этого медведя, — не менее ехидно ответил Мариано, передразнивая его искривлённое выражение лица, из-за чего Долорес захихикала и легонько стукнула его по плечу. Отвратительно. — Я слышала, что андские медведи очень редкие… — кинула Пе́па, а после мысль подхватил Феликс: — Разве можно убивать редкое животное? — Именно поэтому мы с семьёй просто пройдемся по западной части города до вечера, вряд ли что-нибудь опасное поймаем, — пояснил Мариано, после кидая взгляд на юношу рядом. — А шкуру медведя, малой, я тебе достану в следующий раз. — Лиши меня этих сюсюканий, то́шно уже, — Камило недовольно оттолкнул от себя тарелку и встал из-за стола, — Было вкусно, спасибо, тётя Джульета. Больше он ничего не сказал и скрылся в доме, И́са пошла за ним со словами: «Я с ним поговорю», оставив после себя неловкую тишину, прерываемую только редким звоном ложек. Паузу через какое-то время сбила Альма: — Прости его, — она снисходительно посмотрела на окно комнаты Камило на втором этаже. — Мальчик растёт, скоро он опомнится. — Я понимаю, — Гузман не был сильно огорчён поведением Камило, однако на мгновение в голове зародились не озвученные сомнения, которые быстро затерялись в других мыслях. — Возможно, он видит в нём угрозу, — размышлял вслух Августин, а когда заметил на себе взгляды всей семьи, начал пояснять: — Наш дорогой Мариано самый близкий по старшинству мужчина в доме с совершенно иной моделью поведения. Будем честны, я, Феликс и тем более Бруно не являемся эталоном брутальности, которую детям вбивают в головы фильмы, — он окинул взглядом сидевших, после чего из окна башни предсказателя прозвучало: «Как грубо!». — А тут внезапно рядом оказался человек-«мужчина», который на его территории. — Брось, отец, — Мирабель недовольно прервала поток бреда старшего. — Камило не настолько глуп, чтобы думать о таких вещах. Какой ещё мужчина? — Высокий, широкоплечий, сильный, такими мир хочет видеть мужчин. На секунду вновь повисла тишина, после чего младшая хмуро кивнула в сторону раскрасневшейся Луизы. Мирабель была единственной, кто знал о её чувствах и переживаниях, совсем недавно та была помешана на том, чтобы выдержать все тягости, и тут все её старания пытались перечеркнуть какими-то взглядами всего мира на то, «кто каким должен быть». Даже сам Мариано негодовал от этих слов. У Энканто мало что было от внешнего мира, только техника, которую успели унести пятьдесят лет назад, и та, которую добывали очень долгими походами к другой цивилизации. Ближайший городок, откуда все местные были родом, обходили за километры — таким был наказ Альмы, не желавшей, чтобы беды того места пришли в их новый дом. — Ох, Луиза, я не хотел, — поспешил оправдаться Августин, — Я не имел ввиду, что так должно быть в действительности и ты заняла не то место… Ой, я… Ну, то есть массовые медиа не транслируют реальность, а лишь выгодные модели! — Мы поняли, дорогой, — вмешалась Джульета. Завтрак закончился на всё такой же неловкой ноте, и только Антонио не был угрюм. Он был занят чуть более интересным — игрой с осколком зелёного стекла, которое ему дали крысы.

***

— Я долго тут стоять не буду, открой, — уже в третий раз попросила Исабелла, и только после этого дверь в комнату Камило открылась. Она не бывала здесь больше одного раза, но знала, что всё в этом месте не постоянно. Менялся облик Камило — менялась под него и комната, что позволяло влиться в быт тех, в кого он перевоплощался. Это было его маленьким секретом. В обычном состоянии это был зал с множеством окон, у одного из которых стояла кровать, а всё остальное место заполняли сувениры от тех, в чьей шкуре он успел побыть, вроде игрушек или семейных фото. Они сами оказывались здесь, этот процесс парень не мог контролировать. Думая об этом, иногда у него проскальзывала мысль, что его бесполезный по факту дар это настоящее проклятье. — Что с тобой происходит? — Исабелла прошла внутрь и села на его кровать, после чего уставилась на Камило, который лежал в гамаке, подвешенном на высоком потолке. — А что с тобой происходит? — почти рявкнул младший, после чего спрыгнул с гамака и съехал вниз по подвешенной рядом верёвке, оказываясь прямо около кровати и кузины. — Что с вами всеми происходит? Почему вы делаете вид, что всё в порядке? — Тебя огорчает то, что все мы счастливы? — девушка огорчённо взглянула на него, сжимая в ладони своё фиалковое платье. — Ты хочешь, чтобы я стала прежней собой? Идеальной Исабеллой Мадригаль, пригодной лишь для брака? — Н-нет! Не в этом дело! Ты изумительная такая, какая есть! — Камило замахал руками и стыдливо отвёл взгляд. — Просто… Я не знаю… — Братец, — старшая похлопала по месту рядом с собой. — Ты можешь поделиться со мной своими переживаниями, я никому не скажу. Камило устало выдохнул и сел, прислонив голову к её плечу. Столько мыслей сейчас было в голове, он толком и не мог сказать в чём же была причина его вечно плохого настроения и что именно изменилось в семействе — всё или ничего? — Я с самого начала был не очень рад твоей, даже если и фальшивой, влюбленности в сына Гузманов. Я не ожидал, что наша семья так быстро начнет расти, не ожидал, что в неё так быстро придёт чужой человек. Подумай сама, Исабелла, мы — семья Мадригаль! — он приподнялся на месте и начал жестикулировать руками в такт словам, — Мы обладаем магией! Для других это странность, но наш быт, наша норма — нечто невообразимое для обычных людей! Почему мы должны делиться собой с другими? На нас стоит весь этот город, разве этого мало? — А как же мой отец и дядя Феликс? — уточнила девушка, давя смешинку. Камило был по-смешному рассерженным, на юном лице ещё не было изъянов, только крупный нос забавно морщился когда он хмуро сводил брови. — Они тоже когда-то вошли в эту семью, как Мариано. — Это другое, ты не понимаешь, — парень отмахнулся и снова присел, отведя взгляд, после чего Исабелла повернула нежной ладонью его к себе. — Нет, это то же самое. Ну, — она усмехнулась, — разве что наши родители не виделись шесть раз на дню. Послушай, Мариано не такой плохой, как тебе кажется. Да, я сама на самом деле мало о нём знаю, но он точно не из тех, кто всадит нож в спину. — И поэтому ты выбрала именно его? — Тут сыграла роль его привлекательность, — она усмехнулась, — Думала, что у нас были бы симпатичные и здоровые дети. — Боже, меня сейчас вырвет, — Камило закатил глаза и фыркнул, после чего старшая начала щекотать его бока, заставляя заливисто захохотать, из-за чего он бесконтрольно начал превращаться в совершенно разных людей разных возрастов. Иса всегда умела развеселить парня, с ней у него была более тесная связь, чем даже с Мирабель, которая после неудачной церемонии вручения дара пыталась сблизиться со всеми членами семьи. Может быть всё было дело в том, что эта кузина видела переживания за широкой улыбкой без каких-либо намёков?

***

      Сразу после завтрака все разошлись по городу. Близился большой праздник — День Дружбы, потому даже Исабелла, которая обычно (с момента, как осознала свою силу не только в красоте цветов) помогала с огородами и садами, была вся в оформлении города вместе с Мирабель. Альма регулировала общую политику, Джульета, Августин и Феликс раздавали на улицах лечебные пирожки, Луиза отстраивала с горожанами сооружения на площади, а Долорес с Пе́пой и Антонио занимались мелкой работой вроде лёгкого дождя для полива, поиска друзей на другом конце города и уговоров стада мулов вернуться в загон. Камило тоже нашёл себе работу — он помогал собирать фрукты, превращаясь то в высокого дядьку, то в ребёнка, чтобы уместиться на ветке. За таким досугом время пролетало незаметно. Закончив сбор на трёх небольших полях, парень попрощался с рабочими и пошёл обратно в сторону города, чтобы найти ещё одно задание, однако уже у ворот его встретил Мариано, который с подозрением озирался по сторонам. Заметив Мадригаля, он подозвал его к себе. — Камило! — почти воскликнул он, но после вспомнил, что Долорес обладала острым слухом, и продолжил тише: — Я искал тебя, хотел ещё утром с тобой поговорить, но ты не дал и шанса. — Слушай, мне не интересны твои попытки сблизиться с будущим шурином, — сразу отрезал тот, продолжая идти в город. — Нет-нет, мне нужна твоя помощь, — продолжал Гузман, обогнав юношу и идя задом наперёд. — Но я не мог сказать об этом за общим столом. — Я не буду превращаться в тебя, чтобы ты оценил свой зад, уволь, — Камило снова обошёл его. — Мне нужно, чтобы ты стал Альмой. Мадригаль остановился и взглянул через плечо, из-за чего длинные кудри спали ему на глаза. — Что тебе нужно? — уточнил он, не решаясь говорить громче. Теперь и для него Долорес стала главной опасностью. — Это очень важно. Мне действительно нужно, чтобы ты стал Альмой, вопрос жизни и смерти. — Вот уж надеюсь, — Камило обернулся и сделал несколько шагов к нему. Какая вообще важность могла быть у этого типа? В его жизни, как ему казалось, из важного были лишь часовые самолюбования в зеркало и поддержание физической формы. А тема Альмы так вообще была под красным цветом. Та ещё в день его церемонии почти десять лет назад дала понять, что принятие именно её облика — воровство, за которое придётся нести ответственность. Но он не мог сказать, что не было в нём хотя бы капли любопытства. Понимал ли Мариано на какой риск его взывал? — А что мне за это будет? — Всё, что попросишь, — уверенно ответил старший, и было в его тоне нечто, что заставляло поверить в правдивость слов. Мадригаль действительно мог запросить что угодно, и этим «что угодно» в первую очередь стало расставание с его сестрой. Бо́льшего ему и не надо было. И он согласился кивком, чтобы лишний раз не рисковать. Старший сразу потянул его за собой, приговаривая: «Превратись в кого-нибудь, чтобы нас не увидели вместе», и Камило тут же обратился в одного из кузенов Гузмана. Последний не переставал удивляться тому, как семья Мадригаль ловко пользовалась своими дарами, творя немыслимые вещи за считанные мгновения. Озираясь на наличие лишних глаз, они прошли к небольшому охотничьему дому из дерева на окраине города. Дверь отпиралась большим ржавым ключом, внутри места было человек на пять, а все полки были заве́шаны охотничьим угодьем. Мариано начал наспех собирать в кожаную сумку ножи, фляги с водой и свёртки с сухофруктами, пока младший, всё так же в образе взрослого мужчины, наблюдал за ним. Тот явно сильно переживал и искал что-то в суматохе из хлама. — Где же оно… — бурчал он под нос в поисках. — Что ты ищешь? — Штука, которая выглядит как спаянные вместе подзорные трубки. — Ты об этом? — Камило превратился в Луизу и потянулся к потолку. Там на крючке за ремешок висело нечто, похожее по описанию. Подхватив его, он заглянул в большие линзы, и Мариано, который был для Луизы по грудь и стоял в полуметре, переместился на все десять и стал размером с него. — Что это такое? — Это бинокль, — пояснил Гузман, встав на носки, чтобы забрать прибор. — Я нашёл его в реке за пределами города, название было на коробке. Видимо, упал в море с грузового корабля и проплыл до самого Энканто. — Он не отсюда? — Камило восторженно забрал бинокль из рук старшего, образ кузины позволял, и начал ходить по домику, рассматривая. Он мало что «чужого» видел, за подобным горожане не выходили уже десять лет, так как всё нужное добывалось в пределах этих земель. — Поверить не могу! Почему ты ничего не рассказал нам? — Я не мог. — Просто не захотел делиться, — юноша снова принял свой облик и подкинул бинокль Гузману, после чего развернулся в сторону выхода. — Эй-эй, — тот потянул его обратно, не задумываясь толкая к вбитому в стену столу. Двадцатилетний Мариано был выше него на десять дюймов, из-за чего почти нависал, когда говорил с ним. Камило, смотря на старшего снизу вверх, невольно вжался в стол, словно пытаясь с ним срастись. — Не считай меня таким гнусным человеком, откуда это вообще взялось в твоей маленькой голове? — Хочешь помериться головами? — рыкнул младший, в миг превращаясь в самого Мариано и отталкивая от себя с силой. Тот сначала растерялся, но решил не влезать в конфликт. — Я не мог рассказать из-за Альмы, — Камило вопросительно уставился на старшего и вернулся в нормальное состояние. — Если бы я рассказал о находке, мне пришлось бы отдать её. — Бабушка Альма не настолько суровая деспот. — Ты ещё мало понимаешь, Камило. Младший недовольно закатил глаза. По жизни он это слышал множество раз, но услышать от него было как получить оскорбление, каждый член Мадригаль был чем-то бо́льшим, чем любой другой. Кем вообще был Мариано, чтобы искрить таким пафосом? — Забудь, нам надо идти, пока не наступил вечер. Они покинули охотничий дом и направились в сторону восточных холмов Энканто, туда, где «завёлся андский медведь». И в какой-то степени Камило начал понимать, зачем он был нужен здесь, но тем не менее не всё становилось на свои места. Идти в компании Гузмана было не особо радостно, тот молчал и прислушивался к шелесту деревьев, но чем-то стоило скрасить путь. — Так значит, ты хочешь поймать медведя? — не выдержав тишины, начал Мадригаль. — Какой идиот. — Да, полнейший идиот, — подтвердил старший, не желая лишний раз ссориться с тем. Предстоявшее было гораздо важнее, если вспыльчивый Камило подорвёт образ Альмы, то ничего из задуманного у него не получится. — И где твои кузены? Хочешь в одиночку всем всё доказать? — Как же много ты болтаешь. — Ну уж извини, не моя вина, что ты такой скучный! И что Долорес в тебе только нашла? — Я хорошо готовлю, — Мариано решил ухватиться за эту тему, это позволяло избежать разговоров о том, к чему они шли. — И всё? — почти давя петуха в горле, вырвалось у Мадригаля, из-за чего он на секунду стыдливо закусил губу. — Пою, умею поддержать разговор, я весёлый, ответственный и красивый. — И тем не менее? — А ещё у меня огромный… Гузман не договорил. Он остановился и через плечо хитро усмехнулся всему красному от возмущения Камило, у которого почти пар выбивался из ноздрей и длинные кудри прикрывали полные гнева глаза. Это была совсем не та вещь, которую ему следовало знать, особенно если касалось Долорес. От одной мысли о такой пошлости у него волосы дыбом вставали и бросало в пот. Конечно, он сам не был абсолютно безгрешен, почти шестнадцать лет за спиной, однако все его кузины и сестра были теми, в личной жизни которых он не должен был копаться, хотя на парне сестры он и сделал исключение. Сейчас оставалось надеяться, что старший просто пошутил назло, да и ещё не известно что именно он хотел сказать — не договорил! — Пришли, превращайся, — приказал Мариано, когда тропа начала резко сворачивать направо, ведя прямо к аванпосту. Вот они и достигли «края земли», за который не ступала нога горожан уже столько лет. — Раскомандовался, — пробурчал Камило, после чего в миг обернулся в свою бабушку. Он был отличным актёром с большим опытом, однако амплуа Альмы было сильно непривычным, он не совсем понимал, как попасть именно в неё. Заметив смятение младшего, Гузман подсказал: — Не волнуйся, выпрями спину и не опускай голову. Смотри на меня, — он поднял его лицо за подбородок, после чего поправил большой траурный платок на его плечах и сложил его руки чуть ниже груди — так делала Альма, когда вела разговор. Ладони Гузмана были грубые, так сказывалась постоянная работа с деревом. Кажется, думал Камило, смотря на него всё так же снизу вверх, какая-то часть историй о нём не были байками. Он явно не лентяй. — Говори так, будто ты прожил два века и самый мудрый по своему мнению. — Так вот, что ты думаешь о моей бабушке, — прыснул Мадригаль. Конечно же, стоило разозлиться на такое пренебрежение к главе его семьи, однако не мог не согласиться с тем, что думал о ней так же. Хоть к чему-то Гузман не подлизывался в попытках забрать у него. — Что мне нужно сказать? — Подойдёшь со мной к часовым, поздороваешься, скажешь, что они отлично работают и без них Энканто не был бы таким безмятежным. Ну и всё в этом духе, импровизируй, Альма в красноречивости непредсказуема. А после вскользь напомнишь, что пришла проводить меня через пост. Запомнил? — Запомнил. А ты понимаешь, что будешь мне должен? Я очень рискую из-за тебя. — Понимаю. — Донья⁴ Альма! Не ожидал вас увидеть сегодня! — заговорил один, заметив приближающуюся главу города, а стоявшие у будки поста четверо мужчин тут же сорвались с места и встали в ряд. — Добрый день, — собравшись с мыслями и укрепив образ бабушки, ответил Камило. Держа голову выше и не колеблясь — как сказал шедший рядом Гузман. — Сегодня превосходная погода. — Да, донья, — мужчина с сомнением осмотрел Мариано, но затем снова с теплом обратился к Альме: — Однако ветер сегодня у рек довольно тихий, это к сильному дождю, и мы уже готовы его встретить, — мужчина указал на растянутую над будкой «крышу» из крокодильей кожи, а после и на сделанные из плотной ткани накидки, лежавшие у самого входа. — Это хорошо. Энканто в надёжных руках, — Камило растянул дежурную улыбку, уже не зная, чем продолжить разговор, потому с надеждой взглянул на будущего зятя. Тот уверенно зыркнул глазами в сторону небольших ворот у поста. Мадригаль смекнул. — Я здесь, чтобы лично проводить юного Гузмана через ворота, каждая формальность важна. Часовые переглянулись и начали шептаться между собой, из-за чего Камило сразу засомневался в сказанном, однако Мариано был спокоен, ведь знал: какую бы причуду не выкинула Альма, против её воли идти не смел никто. Разве что из образа выходить не стоило. — Но как же так, — снова заговорил главный часовой, — вы хотите пустить его сейчас? Я думал, что мы придерживаемся прежней политики — никаких чужеземцев. Камило в эту секунду почти онемел, ошарашенно глядя на Мариано. Пазл в голове начал складываться: «андский медведь» был лишь отговоркой, а на той стороне было нечто более опасное и невероятное. — Кхм, — прочистил горло Мадригаль, — Думаю, нам нужно немного пересмотреть вопрос, а для этого мне придётся лично, — он снова посмотрел на Гузмана, у которого сразу полезли глаза на лоб. Это не входило в его планы. — убедиться в опасности, потому я проследую с этим молодым человеком. — Не смеем оспаривать ваше решение, — серо кинул часовой, после чего свистнул одними губами — остальные поспешили отпереть ворота. Засов был значительных размеров и весил почти пятьдесят килограммов, это позволяло быть уверенными в том, что никто с другой стороны открыть их силой нет сможет. И Камило всё не мог понять: «никто» — это кто? Мадригаль, отблагодарив мужчин, быстрым шагом пошел за Мариано, который раздражённо шёл впереди, приговаривая, что при первой же возможности даст младшему оплеуху. — Эй, большеголовый, — начал младший в своем обличии, как только ворота вновь закрылись, не забывая нервно теребить подол любимого жёлтого пончо. — это что такое сейчас было? Какую лапшу вы с моей бабушкой навешали всей моей семье? А ну говори! — Малой, возвращайся в город, — проигнорировал вопрос тот, продолжая идти и проверяя содержимое сумки на плече. Вечер уже близился к холмам, а небо начинало сереть. Часовые были правы, стоило ждать сильного дождя, к которому старший не был готов, так ещё этот свалился на шею. — Я просто настучу на тебя. — Не посмеешь, — снова уверенно и с ухмылкой, как он говорил с ним всегда. — Иначе я посмотрю как Альма погладит тебя по макушке за кражу её образа. Думаешь, что я не знал о табу на это перевоплощение? Дай тебе волю, и ты бы вечно ею был! — Какая же ты крыса, Мариано, — злобно выдавил Камило, почти наступая тому на пятки. — Ты точно так же мог знать и то, что я пойду за тобой как только запахнет интересным, если бы иногда удосуживался спросить обо мне у дорогой Долорес. Но ты на самом деле плевать на нас всех хотел, признай, — звучало всё ядовито и колю́че. Если бы Мадригаль мог, то он бы превратился в змею, чтобы попрыскать ядом в сторону старшего. — Ты ошибаешься, я восхищаюсь вами всеми в равной степени, — оправдательно, но не убедительно. — И если бы ты сам не шарахался меня как огня, может я был бы более осторожен в наборе тебя в напарники. Хотя что-то я таки понял: ты ревнуешь сестру ко мне, — Гузман засмеялся, из-за чего через щетину на щеках начали пробиваться небольшие ямочки. Камило никогда их не замечал, однако идя с ним бок о бок можно было хорошо рассмотреть будущего затя: красавец из красавцев, как и говорила Исабелла. Отвратительно подмечать такие вещи. Мариано вдруг остановился и почти навис над младшим, продолжая: — Или может меня к ней? — снова играя бровями. — Ничего ты не понял, большеголовый, — Мадригаль нервно отступил от старшего, тут же превращаясь во взрослого мужчину. Было не очень комфортно смотреть с родной позиции, тот будто одним только ростом показывал, что в этом небольшом походе Камило был на птичьих правах. — Но я не обязан ничего объяснять, просто поскорее закончим с этим всем и ты исполнишь мое желание. — И какое у тебя желание? — Заранее говорить нельзя, иначе ты пойдешь на попятную. Я не готов ещё больше в тебе разочаровываться. — Как знаешь, — Гузман закатил глаза и продолжил путь в тишине, и впервые за сегодня младший решил не действовать тому на нервы разговорами. Так было больше шансов дойти до конца без конфликта, и как бы он его не бесил, стоило потерпеть ради вознаграждения. Один этот вечер, и Гузман наконец уйдёт из их Каситы. Если только с Долорес не перескочит уже на Мирабель, но с Луизой у него и шанса нет, — прозвучало в мыслях недовольно. В том, старшая кузина не будет очарована этим не стоило сомневаться, как ему казалось, ибо он никогда не замечал за ней тягу к подобного рода мужчинам. Или женщинам, — снова в мыслях, но уже с сомнением. Вскоре вечер окончательно опустился на Энканто, они преодолели несколько пеших километров через бездорожные леса, однако Мариано, который так часто бывал в условиях дикой природы, знал какой путь был наиболее безопасным для ног. Тучи сгустились на небе, в воздухе запахло сыростью, и первые капли начали отбивать ритм по листьям высоких деревьев, создавая свою чарующую дикую музыку. Тонкая рубаха непоколебимого Гузмана намокла сразу, однако как только пончо Камило, принявшего свой облик, начало намокать, а сандалии пропитались лужами и грязью, он растерял весь былой энтузиазм. — Какой неженка, — прыснул старший, заметив в полутьме недовольное выражение лица Мадригаля. — Я же говорил тебе идти домой, будь добр хотя бы лицо попроще сделать. — Заткни... — раздраженный Камило не договорил и замер на полуслове, упёршись взглядом вперёд. Гузман уставился туда же — впереди через густую листву и толстые кроны пробивался еле заметный свет, который становился ярче чем ближе они подходили. Оба они снова шли молча и настороженно, прислушиваясь к грохоту, который становился громче шума дождя. Наконец они вышли к резкому обрыву, внизу которого происходило нечто удивительное и непонятное. Гузман вдруг лёг на мокрую траву, после чего потянул за собой завороженного Камило. Это была попытка остаться незамеченными для людей внизу. После обрыва был большой карьер, по периметру стояли огромные яркие фонари, которые освещали всю местность, а в центре была никогда ранее не виданная Энканто техника. Большие железные ковши́ копали землю, углубляя карьер, тяжеловесные гиганты выравнивали грунт, невероятно высокие металлические столбы на тросах переносили каменные блоки от одной части карьера к другой. Мариано достал из сумки бинокль и посмотрел в маленькие лупы, примечая, что всем управляли и руководили люди в оранжевых комбинезонах со светлой и черной кожей. Никого похожего на местных жителей среди них не было. — Что там происходит? — прошептал Камило, не замечая, как нервно сжимает плечо старшего рядом. — Смотри, смотри! — он указал в сторону другой стороны карьера. Там торчали сотни пней от срубленных деревьев — огромного количества домов для диких зверей этих холмов. Гузман неве́ряще опустил бинокль, передавая его младшему. В голове ничего не складывалось. — Ты знал, что эти варвары тут делают? — Не имел ни малейшего понятия... — Господи, — Мадригаль навёл бинокль к правому краю от суеты внизу. Там стояла огромная железная «табличка» с картинкой, на которой был нефтезавод — это сооружение он знал из документальных фильмов об истории промышленной революции, которые принесли ещё десять лет назад. — Альма была права, — огорчённо вырвалось у старшего, — Мне не стоило вообще сюда соваться и тем более тащить тебя. — Права в чём? Это она тебе сказала, что здесь есть люди? — Нет, — снова с сожалением, — это услышала Долорес, я не удержался, рвался проверить, а теперь должен буду скрывать сколько смогу. — Мы не можем это скрыть! — возмутился Камило, поднимаясь с места, после чего направился в обратную сторону под деревья, чтобы скрыться от дождя. Тот последовал за ним. Одежда обоих пропиталась дождем и грязью, из-за чего обратная дорога стала бы ещё более противной. — Энканто в опасности, наши маленькие ворота не смогут справиться с их техникой. — Послушай же, — Мариано взял его за плечо и развернул к себе, и будучи на эмоциях Мадригаль брезгливо одернул руку. — Твоя бабушка не просто так уже десять лет запрещает выходить к другим людям. Посмотри: они уничтожают всё, к чему прикасаются, взаимодействие с ними навлечет беду на всех нас. Даже маленькая часть их мира, — он поднял бинокль в руке, продолжая идти позади того обратно в ча́щу леса, — под запретом, чтобы не искушать никого. Да, я дал слабину, но сейчас не хочу повторять свою ошибку. Я должен быть ответственным... — Да как ты смеешь? — злобно рыкнул младший, после развернулся и тыкнул пальцем в грудь Гузмана. Тот начал пятиться назад. — Что ты знаешь об ответственности? С самого зарождения Энканто она была только на плечах моей семьи, мы тащили весь ваш род на себе, мы поклялись защищать вас, и сейчас, когда опасность у самого подножия наших холмов, ты говоришь мне молчать в тряпку? Думаешь, что этого завода им хватит? Очнись! Камило не рассчитав силу толкнул старшего, тут же жалея об этом: тот не удержал равновесия и упал назад, утягивая и его с собой. Земля под ними рухнула и они свалились друг на друга во тьме. Свет от больших фонарей пробивался через дыру на значительной высоте, остальных выходов здесь не было. Сильно пахло мокрой шерстью, сырой землёй и эвкалиптом. Придя в себя лёжа на крепкой груди Мариано, Мадригаль застонал от боли в лодыжке. Вывих был очевиден. Прилипшие к лицу мокрые кудри мешали осмотреться, и он поспешил шлёпнуть старшего по лицу, чтобы привести в порядок. Тот очнулся и сразу скинул с себя юношу, вызывая ещё один болевой стон. — Прости, где болит? — он, игнорируя свою больную спину, поспешил в полутьме проверить все ли конечности младшего на месте, трогая то руки, то ноги. — Ногу вывихнул, — Камило отполз от него к земляной стене, устало прислоняясь. — Замечательно! Я застрял в норе у большого скунса с большеголовым парнем своей сестры. Мечты сбываются! — Давай без этого, — раздражённо кинул Гузман, — Ты сам за мной пошёл. И это не нора скунса, принюхайся: тут несёт эвкалиптом. Кто-то из травоядных, но не вонючий. — Тебе лучше знать о своей животной собратье, — младший недовольно поджал губы, — Что будем делать дальше? Из нас двоих идти сможешь только ты, так что будь добр вывести отсюда свой крепкий зад и привести помощь. Тогда я смогу добраться домой и в красках рассказать что мы учудили. — Я не оставлю тебя на съедение животным, и тем более ради того, чтобы ты всё разболтал. Тогда Альма не подпустит меня к Касите на километр. — С Долорес ты можешь видеться и в городе, не драматизируй. — Я провожу время с вами не только ради Долорес, Камило, — Мариано так же устало прислонился к земле, не замечая торчавших из неё корней. — Я уже говорил, что искренне восхищаюсь вами всеми, мне интересно быть частью вашего быта. — Встань в очередь, у нас тут целый город такой. — Настолько меня ненавидишь? Готов пожертвовать хорошими отношениями с главой семьи ради того, чтобы выпроводить меня? И даже так я буду через твою сестру связан с вами, зря стараешься. — У меня в запасе есть твоё обещание исполнить всё, что я захочу. — А я не исполню, — с еле заметной смешинкой в тоне кинул старший, ожидая что ещё придумает гениальная голова младшего. — Тогда я заставлю Долорес и всю свою семью тебя возненавидеть, — уверенно ответил Камило, не имея в запасе никаких идей. — Бесполезно, у меня нет плохих привычек и моя история чиста, — правда, с которой юноша спорить не мог. Оклеветать его тоже было трудно, на всё плохое в пределах города у Мариано было по несколько свидетелей в оправдание. Как же? Что же сказать? Чем вызвать отвращение? В чём же он может дать слабину... — Я скажу, что ты приставал ко мне, — первое, что пришло на ум и вырвалось. Нечто, как показалось Камило поначалу, действительно гениальное. — Что скажешь? — не мог поверить ушам Гузман. Как это вообще могло тому придуматься? — Никто тебе не поверит, — с сомнением в голосе. Тут то младший и понял, что ухватился верно — здесь особо и свидетелей не нужно. — Неужели, — Камило, ощутив своё доминирование в споре, с довольной ухмылкой начал подползать к старшему. — Сколько у тебя было девушек? Две, три? Зачем все они нужны, когда рядом есть тот, кто может превратиться в любую из них? Чего можно ожидать от того, кто с прекрасной Исабеллы перешёл к её сестре? — он остановился у его колен. На мгновение засомневался, но сказал себе, что нужно идти до конца. Мариано стоило как следует напугать. — «Гнусный сын Гузманов вынуждал волшебного юнца превращаться в девушек» — вот, что будут о тебе говорить. — Ты не можешь, — Мариано громко сглотнул и вжался в землю, прижимая руки к своим крепким бедрам, которые через мгновение младший уверенно оседлал, не́мо воя от боли в лодыжке. Свет из дыры освещал его лицо и насмешку на пухлых губах, густые брови театрально изгибались вверх. — Разве это не соблазн? Видеть каждый день Исабеллу, которая тебя бросила? — он в миг обратился в кузину. На самом деле, ему было стыдно, что он использовал её облик именно для этого, но назад пути уже не было. — Наслаждаться её нежной кожей, трогать её шелковые волосы. — Иса прекрасна, но я никогда не любил её, — с дрожью в голосе поспешил ответить Гузман, отворачивая голову от протянутой к его лицу руки Мадригаля. — Я думал, что отношения с ней необходимы, мать вбивала в меня этот брак. Но когда она изменилась и бросила меня, я был искренне счастлив. — А как насчёт Долорес? — Камило обратился в свою очаровательную сестру, опускаясь ниже к щеке Мариано, — Для взрослых людей отношения вне брака затруднительны, особенно когда девушка всегда занята. Как же быть с ней чаще, если не водить около себя её бесполезного братца? Гузман, услышав знакомый голос своей девушки, разжал веки и обернулся. Мадригаль всё ещё был поразителен в своих способностях, образ было невозможно отличить от реальной Долорес. Она была совсем близко, но единственное, о чём он мог думать — о том, что это был Камило, и становилось в разы более неловко. Оттолкнуть он его в этом образе не мог, рука не поднималась. — Мне хорошо с твоей сестрой, у нас много общего, мы постоянно шутим и смеемся, потому мне не нужна просто внешняя замена нее, и она это знает. Мы даже почти не целу... — он замолк, осознав, что это было лишним, и даже сам Мадригаль озадаченно бросился в краску. Чем же тогда ещё его цапнуть? И вновь нечто гениальное пришло на ум. — А может тогда и не нужна тебе была ничья замена? — Камило принял свой облик и почти прислонился к его уху, щекоча подсохшими после магических скачек кудрями правую щеку. От неожиданности Мариано схватил его за талию в попытке оттолкнуть, однако маленькая любопытная часть него пыталась узнать что на этот раз придумал младший. — Может тебе был интересен младший брат девушки? Юный, стройный, — он, искренне сомневаясь в своих действиях и не забывая хвалить себя словесно, опустил одну руку Гузмана ниже своей талии. Сердце от страха и непонятного предвкушения действий забилось чаще, лицо сильнее окрасилось в пунцовый. — способный быть тем, кем ты хочешь. Ты уволок его с работы в поле, завёл в чащу леса и, — рука Мадригаля прислонилась к груди Мариано, он слышал быстрый ритм сердца и неровное дыхание, после чего плавно опустилась ниже по твёрдому животу прямо к крепко затянутым в ремни штанам, прикасаясь к непозволительному месту. Самым большим страхом Гузмана сейчас была ответная реакция тела на действия Камило. Всё пойдёт к черту, если это произойдёт. — Рассказал, какой у тебя огромный, — почти выдохнул в самые губы тот, томно не отводя от них глаз. Перестань, — кричали мысли, но Мадригаль уже вырыл себе могилу как только затеял всё это. Сейчас его переполняли совсем незнакомые чувства; от того, как сильно Мариано одной рукой держал его талию, а другой сжимал бедро до посинения, непонятное чувство волнения узлом тянулось в брюхе. А у Гузмана всё действительно пошло к чёрту, когда под рукой Камило разлилось тепло и стало тесно и неудобно. Это было унизительно — так поддаваться на элементарные махинации младшего подлеца. Сама ситуация была унизительна. И был ли путь обратно или стоп-тормоза, когда всё зашло так далеко? Думать уже поздно. Камило глубоко внутри простонал от переполнявших его ощущений и положил ладони на щеки Мариано, притягивая лицо ближе, но по прежнему колеблясь. Всё ради семьи, — повторял он себе, не замечая, как в груди фейерверком взрывались бутоны цветов — именно так всё чувствовалось. Старший руками проскользнул под рубашку Мадригаля и нежно прошёлся по позвонкам, пуская по мягкой коже дрожь, но никто не решался прислоняться ближе. Последняя часть разума возопила, и они пытались прислушаться к воплю через шум дождя и грохот техники. Казалось, что страшное неизбежно, однако за мгновение до того, как их губы соприкоснулись в глубине норы раздалось глухое рычание. Оба замерли и уставились во тьму, откуда внезапно заблестели дикие глаза. Рык повторился громче, и Гузман вновь скинул с себя младшего, но на этот раз пряча за своей спиной. Из тьмы высунулась сначала чёрная медвежья морда, а после и он сам. Этот андский медведь был намного больше своих сородичей, даже стоя на четырёх лапах доставал до самого верха норы. Он был сильно исхудавший, из-за чего и в два раза злее. Его мощная лапа с огромными когтями поднялась, чтобы нанести удар незваным гостям, Камило тут же обратился в Луизу, чтобы подсадить Мариано к выходу, однако было уже поздно. — Не трогай их, плохая мишка! — внезапно раздалось сверху детским голоском. Медведь замер и взглянул вверх, а через дыру просунулась кудрявая голова Антонио под капюшоном. — Тони́то! — радостно завопил Камило, увидев младшего брата, а медведь грозно, но после переходя в скулёж прорычал. — Что ты тут делаешь в такой час?! — Дядя Бруно попросил днём отправить за вами тукана, а позже он вернулся с зовом о помощи, я думал, что вы попали в беду. — Малыш, мы в беде, — не смея смотреть в сторону зверя, заявил Гузман. — Нет-нет, сеньора Бони́та вас бы не тронула, — уверенно исправил Антонио, кивая в сторону медведицы. Та снова грустно проскулила. — Она бежала сюда с другой стороны леса, который срубили. Больше не осталось еды, она изголодалась и питалась одной листвой эвкалипта, поэтому и была не в духе. Но теперь всё хорошо! — Ты привёл с собой кого-нибудь, чтобы помочь нам? — Камило осторожно и хромо обошел медведицу и потянулся к выходу из норы, пытаясь рассмотреть спутников младшего брата. — Я привёл Парса, — тут же в дыру просунулась голова статного ягуара с довольной мордой. Оба внизу устало выдохнули. Он привёл с собой большого кота. — И дядю Бруно, — а после и макушка предсказателя протиснулась в проём. Он неловко улыбнулся и помахал рукой, но заметив медведицу с воплем отскочил от норы. Путь домой предстоял мрачный, тьма полностью накрыла лес, однако старший Мадригаль предусмотрительно взял с собой небольшую лампу. Кое-как недотёпы вылезли из норы (не без помощи медведицы, которая подсадила обоих!), но никто не спешил начинать разговор чтобы скрасить путь. Камило, которого на себе нес Парс, откровенно сгорал от стыда, зарываясь лицом в мощную шею зверя. Кровь прилила к ушам и лицу, он поверить не мог, что чуть не совершил непоправимое. Ему казалось, что он почти уже прошел «тот самый» подростковый период, когда хотелось на стенку лезть от всех метаморфоз с телом, однако сейчас, глядя на шедшего впереди Мариано, который нёс на плечах Антонио, на его широкую спину и прямую талию, на мгновение проскользнула мысль о собственной озабоченности. Осознавать это было по прежнему отвратительно, особенно с помощью Гузмана. А может не только в нём было дело? — пытался найти сразу оправдание, — Тогда всё дело в том, что он мужчина? Нет! Немыслимо! Размышлять обо всём этом с больной ногой, снова мокрой головой и одеждой, а также с поднимавшейся температурой было нельзя, он чувствовал, как морально давит на себя большим грузом. — Дядя Бруно, — обратился он к шедшему впереди с лампой предсказателю, — Ты всё знал? — Д-да, — сразу ответил тот, замедляя шаги и выравниваясь с Парсом. Он начал нервно теребить свою накидку свободной рукой, не решаясь смотреть Камило в лицо. — Я знал, что сюда придёте, но надеялся, что предсказанное исказится, потому и попросил Тонито послать за вами птицу. Однако... Всё получилось ровным счётом наоборот. — Погоди, ты видел всё, что произойдет? У тебя было видение? — испуганно вырвалось у младшего. Значит он предвидел и... — Видение? Какое видение? — осознав, что сболтнул лишнего, предсказатель «включил дурачка». Это у него никогда не получалось, как и у его разных альтер-эго. — Нет, я просто... Я просто видел как вы уходите к холмам из своего окна, я же в башне и... Ты же знаешь, я не совру, враньё не к добру, — и мгновение спустя он совершенно незаметно достал из кармана соль и кинул через плечо в попытке откреститься от всего дурного. Дождь уже почти прекратился, потому одежда Бруно не успела намокнуть до карманов и испортить соль в порошке. — Но скажу тебе одно, К-камило, — он наклонился к полулежавшему на звере племяннику, — тебе стоит перестать общаться с Мариано, мне кажется, что вы... — он замолк, пытаясь правильно подобрать слова и не оказаться пойманным на лжи. — Слишком разные, дома могут возникнуть новые конфликты из-за вас. Да, именно так! — Не беспокойся об этом, дядя Бруно, — Камило кинул взгляд в сторону Гузмана, — я больше не буду с ним даже пересекаться.

***

— Где вы были?! — грозно спросила Альма, статно стоя на втором этаже Каситы, и от её тона черепица на крыше в страхе затрещала. — Мы прочесали весь город в поисках малыша Тонито! Пепа места себе не могла найти и затопила всю кухню! — Донья Альма, мы... — первым заговорил Мариано как зачинщик вылазки, однако его прервал Камило, которого под плечо держал Бруно: — Мы были на охоте в западном лесу, но на нас напал ягуар. Стоявший около Парс недовольно фыркнул, после чего понес уснувшего на своей спине Антонио на второй этаж в его комнату. Гузман поверить не мог, что Камило, грозившийся, что сдаст его с потрохами, внезапно солгал главе семьи. Неужели произошедшее в норе медведицы заставило его передумать? — Ты бросил работу ради какой-то охоты, — стараясь держать образ, но с лёгким ядом в тоне продолжила Альма. — а теперь вернулся с вывихнутой ногой. О чём ты вообще думал, Камило? Ты же Мадригаль, ты не можешь позволять себе такие безрассудства. — Мне кажется, что вы слишком много возлагаете на свою семью, донья, — вновь подал голос Мариано в попытке защитить младшего, на что та не отреагировала более радушно: — Попрошу вас, юный Гузман, не вмешиваться в дела моей семьи пока ещё не стали её полноценным членом, — она сверкнула глазами в сторону внука, — Я больше не требую от вас идеала, мы прошли эту смуту, однако не нужно забывать кто вы и какая на вас ответственность. Я сильно разочарована в тебе, Камилио Мадригаль, и хочу, чтобы ты пересмотрел своё глупое поведение и перестал привлекать в наш дом неприятности. А теперь, иди приведи себя в порядок, ты весь в грязи. Женщина сразу скрылась в своей комнате, а Бруно, перед тем, как подняться в свою, напоследок шепнул младшему: «Не забывай мои слова про общение с ним!». Касита, стоило предсказателю уйти, тут же подкатила стул для Камило, но тот проигнорировал её жест заботы и похромал в сторону ванной комнаты. — Подожди, — пытался привлечь его внимание Мариано, но не решаясь больше прикасаться. — Мне жаль, что так получилось, ты не заслужил ругани. — Уходи, — приказал Мадригаль, остановившись перед дверью ванной. — Я ещё не отблаго.... — Я сказал тебе уйти, — почти рыкнул младший, всё ещё не оборачиваясь к нему и с силой сжимая ручку двери. Он кинул на него хмурый взгляд через плечо. — Ты обещал исполнить моё желание, и я хочу, чтобы ты сейчас ушёл отсюда и больше не говорил со мной. Гузман с надеждой снова взглянул на него, искренне ожидая, что младший просто хотел выпустить пар и не говорил всерьёз, однако тот был уверен в своих словах и почти сразу закрылся в ванной. Старший подошёл ближе и прислонился лбом к двери, пытаясь услышать что-нибудь от него, но на той стороне была глухая тишина. — Мне действительно жаль, что так получилось, — сказал он, а в ответ — молчание. Камило сидел на полу, прижимаясь спиной к двери, и не́мо лил слёзы. Слова Альмы грузом оседали в груди, мысль о неволе в Энканто вновь поселилась на подкорке сознания, однако не менее печальным было то, что он жалел о потраченном почти в пустую желании. Почти всё сказанное слышали все из своих комнат, и лучше всех услышала Долорес, которой предстояло всю ночь размышлять откуда же «исполнение желания» вообще взялось между ними?