что могло быть

XV. Джейс

— Что насчёт перерыва? Джейс поднимает глаза; Виктор наблюдает за ним с дивана, нехарактерно элегантный в своей неподвижности. — Помню, я говорил тебе то же самое всё время, — улыбается Джейс. — Ты был неугомонным, — бездумно произносит он, всё внимание направлено на написание письма за деревянным столом в гостиной. — Был, — просто соглашается Виктор. «Но я хочу, чтобы ты боролся», — горько думает Джейс. Он считал, что сможет справиться с пассивностью Виктора, но это становится всё труднее и труднее с каждым днём. Должно быть потому, что он устал. «Почему Виктор не борется?» — Что изменилось? Джейс не ожидает ответа; Виктор скорее всего скажет что-то бессмысленно глубокомысленное — или промолчит. — Я убил Скай. Требуется мгновение на осознание сказанного Виктором — и когда Джейс осознаёт, его рука застывает на середине слова. — Что ты сказал? — Ты меня слышал. Джейс хочет, чтобы это было не так — и поэтому ему нужно услышать, как Виктор говорит это ещё раз. Он поднимается и пересекает комнату широкими шагами, опускается на колени перед диваном — не совсем понимая, что делает. Локти тонут в подушке, когда он сцепляет пальцы и наклоняется вперёд, касаясь их уже влажным лбом. Виктор скрывается из виду; остаются только фиолетовый шёлк дивана и тёмный паркет. — Я убил Скай, — тихо. В Джейса ни разу в жизни не стреляли, но ему кажется, что это так же больно. Джейс размыкает пересохшие губы, смыкает обратно. Чувствуется, словно у них уже был этот разговор. И Джейс не лицемер, но обсуждение гипотетической ситуации и действительное в ней пребывание — две разные вещи. Множество вариантов, как можно отреагировать на это признание; он хочет выразить сразу так много всего, но только один вариант кажется правильным и подобающим. Тот, который знает Джейс, отнюдь не правильный и не подобающий; будет подобающе вопить или кричать, или обвинять Виктора за то, что он сделал, или промолчать, или сказать ему всё в порядке. Но вместо этого Джейс хрипит: — Я тоже убил человека. Слова Виктора, конечно, ужаснули его, но собственные звучат гораздо страшнее. — Как это случилось? — спрашивают почти одновременно. — Сначала ты, — говорит Джейс. Он не доверяет своему голосу. — Я просто хотел выжить. В процессе я забыл, что действительно должен был делать. Крайне расплывчато, но, если Виктор не хочет рассказывать больше, Джейс может смириться с этим. Пока что. Он роняет голову на подушку, отворачиваясь от Виктора. Мягкая поверхность под щекой ощущается камнем. — Что это было? — Джейс тоже забыл. — Наша с тобой мечта, Хекстек. Помогать людям. Оказывать влияние. Да, те воспоминания, которые мелькали у него перед глазами в последние недели. Их ранние дни, когда всё было так просто. Когда действия не влекли за собой последствия; они были свободными, смелыми — ими восхищались. Они всё ещё такими бы были, полагает Джейс, если бы остались в Пилтовере. Та часть про помощь людям не имеет смысла. Джейс так потерян; каким людям он хочет помочь, если он даже не был рядом, когда самый близкий человек в его жизни нуждался в нём? Кто эти абстрактные люди, которые нуждались в нём больше всего? Жадные, продажные советники, не способные представить свои жизни без дорого вина и роскошной мебели? Или, даже лучше — жители Зауна, которым даже не нужна его помощь? — Прости, Виктор, — произносит он. — За что? — За то, что я сбился с пути? Не знаю, я просто… — Я прощаю тебя, — прерывает Виктор. — Не могу представить вселенную, в которой я бы не простил. Джейс сделал бы то же самое для него. Он хочет обернуться, потому что ему нужно смотреть в глаза Виктора, когда он будет говорить это, но внезапная тяжесть на голове останавливает. Рука Виктора, с удивлением понимает Джейс; его длинные, бледные пальцы легко играют с Джейсовыми волосами. Виктор никогда не касался его прежде, никогда даже не похлопывал дружески по плечу. Джейс предполагал, что его больше устраивает, когда к нему прикасаются, нежели прикасаться к другим. Почему сейчас? Впрочем, Джейс не возражает; приятно видеть, что Виктор ведёт себя так же иррационально неподобающе. Джейс отчаянно хочет узнать, почему именно сейчас, но не может заставить себя спросить. Воздух вокруг них меняется; как простое проявление нежности способно так всё изменить? И, вместо того, чтобы забиться чаще — как Джейс ожидал — его сердце успокаивается, не рискуя больше пробить рёбра. Он не спит, верно? Возможно, он задремал за написанием того письма, сдаваясь наконец стрессу. Или попросту галлюцинирует, всё так же сидя за столом, пуская слюни и таращась в пустоту, и Виктор ожидает ответа на своё предложение о перерыве. — Виктор? — голос Джейса ему не принадлежит, вялый и ослабленный. — Да? — Ты когда-нибудь приводил мужчин в свою комнату? Рука в волосах застывает. — Ты уверен, что сейчас подходящее время для обсуждения этого? Я, в конце концов, только что признался, что убил нашу ассистентку, — тон Виктора нечитаемый. У него всегда эта странная интонация — полусерьёзная, полунасмешливая. Но, за всей этой неуверенностью Джейс слышит лёгкую дрожь. Возможно, это ещё одна вещь, что он себе вообразил. Джейсу требуются все свои силы, чтобы обернуться. Мягкая рука Виктора оказывается на его щеке, и Виктор пытается отдёрнуть её; впрочем, он не настолько быстр — Джейс ловит его пальцы, опускает на свой затылок. Всё ещё холодная кожа перчатки отрезвляет его, но недостаточно сильно, чтобы вернуться в реальность. Их глаза встречаются. Кожа на голове приятно покалывает, когда ладонь Виктора под его рукой по кругу массирует скальп. — Единственное время, которое у нас есть, это сейчас, — говорит Джейс. — Какой интересный способ потратить его. — Это одна из тех немногих вещей, что я не знаю о тебе. Потому что, неважно, как сильно Виктор думает он скрывается, ничто не переубедит Джейса в упрямой уверенности, что он знает Виктора лучше, чем все остальные. Виктор хмурится; прикусывает губу; отвечает после долгой паузы: — Нет. Джейс вопросительно хмыкает. — Я никогда не приводил мужчин в свою комнату. Жаль. Виктор заслуживает приятные вещи. — Но ты хотел? — Однажды. Очень давно. — Кто он? Губы Виктора дёргаются. — Просто человек, который, как я думал, мог соответствовать моему уровню интеллекта. Теперь я в этом не уверен. На этом поле с Виктором действительно трудно тягаться — Джейс знает по своему опыту. Тот мужчина должен быть невероятно гениальным, если Виктор рассматривал его как равного. — Почему ты не… Джейс не уверен, как сформулировать так, чтобы не звучало грубо. — Он не выглядел заинтересованным, — пожимает плечами Виктор, проводя пальцем по шее Джейса. Это попросту нелепо. Как кто-либо может не быть заинтересованным в Викторе? — И мы были слишком заняты работой, чтобы заниматься личными делами. Или, по крайней мере, я так думал. — Разве ты не был одиночкой до того, как мы встретились? Стой, не говори мне, что это был Х… Виктор зажимает ему рот рукой, медленно качая головой. — Поспи, Джейс. Я даже позволю тебе лечь на диване. Виктор отпускает его; он двигается, очевидно готовый подняться. Внезапная волна паники нахлынывает на Джейса — если Виктор уйдёт, этот момент завершится. — Просто подвинься. Виктор изгибает бровь. — Если только ты не хочешь, тогда… — Диван не вместит нас обоих. — Когда невозможное останавливало нас? Виктор закатывает глаза — но отодвигается назад.

XVI. Виктор

Медленное и ровное дыхание Джейса щекочет шею. Лежать так и близко не удобно — конечности переплетены, границы стёрты. Виктор не обдумал это — у него вообще не было особо мыслей, когда Джейс предложил остаться, он был слишком шокирован собственным признанием. И признанием Джейса, конечно. Но вместо понимания, вместо принятия, вина Виктора только удвоилась. Он не был единственным, кто предал их идеалы — Джейс сделал это тоже. Он сказал, что простил Джейса, просто потому что сделанного не воротишь. Нет смысла зацикливаться на этом; горестные стенания, как и обиды, не вернут умерших. И, несмотря на их физическую близость сейчас, Виктор чувствует, что они далеки друг от друга как никогда. Однако реакция Джейса — она искренне удивила Виктора. Насколько спокойным был Джейс. Возможно, он вообще не понимал, что происходило — его глаза были такими затуманенными, когда он наконец посмотрел на него. Когда Джейс проснётся — как изменятся их отношения? Виктор мечтает, чтобы он мог просто избавиться от хватки Джейса и уйти, и сделать вид, что ничего из случившегося сегодня никогда не случалось — но добровольно поймал себя в ловушку между телом Джейса и спинкой дивана. Это одна из тех немногих вещей, что я не знаю о тебе, сказал Джейс. Забавно, как разнится их восприятие друг друга. Что если Джейс был прав, но только потому что, о Викторе попросту нечего узнавать? Он проводил ночи, выходные и праздники в их лаборатории; вся жизнь неотступно и решительно крутилась вокруг их работы. Джейс был всегда предан их делу и, всё-таки, жертвовал своей личной жизнью только время от времени. Нет. Это всего лишь другая сторона его заносчивости — того, что привело их сюда. Его эгоцентризм и самопоглощённость — только человек, который любит себя больше всех, может утверждать, что обладает обширными знаниями о ком-либо другом. Другое, что беспокоит Виктора — как он может быть уверен, что Джейс был искренен в своём признании? Но чему Виктор вообще может доверять, если не его словам и действиям? Он не может читать его мысли, не может видеть через эти поверхностные — или нет — простодушие и наивность. Джейс хмурится во сне. Всего на мгновение он выглядит таким юным, беззаботным. Людям вне их маленького мира часто казалось, что годы не изменили его — по крайней мере не так сильно, как они изменили Виктора, но это не так. Между ними лежит ещё один секрет; Виктор глядит на свою покрытую перчаткой руку, лежащую на голове Джейса. Убийство Скай и признание об этом Джейсу было одной вещью — но показывать ему, чем Виктор стал, по-прежнему пугает. Это напрямую касается Виктора — человека, которого, как Джейс полагает, он знает лучше всех. Уйдёт ли Джейс, если в итоге узнает правду? Для Виктора ответ очевиден, поэтому будет лучше, если она останется в тайне. — Раньше я был так совершенно тобой очарован, — шепчет Виктор, поглаживая его волосы. Просто ещё один постыдный секрет, в котором ему никогда не хватит смелости признаться, не прячась за намёками (не его вина, что Джейс их не понимает). Виктору больно осознавать, что, вероятно, это он навлёк на них всё это. Одна мелочь повлекла за собой другую, пока они не стали большими проблемами. Но, когда Джейс прижимается ещё ближе, Виктор прикрывает глаза, позволяя времени заморозить их в этом моменте, когда ничего, кроме двоих глубоко несчастных людей, цепляющихся друг за друга, не имеет значения.

XVII. Джейс

— Не хочешь выпить? Не дожидаясь ответа Виктора, Джейс ставит два суженных кверху бокала на кофейный столик и наливает в них дорогую янтарную жидкость из бутылки. Один стакан Джейс протягивает Виктору, и он нерешительно принимает его. Он садится рядом с Виктором на диван, глядя, как тот медленно вращает бокал в руке. — Это бренди? — он поднимает взгляд на Джейса. — Бурбон. — В чём разница? — Понятия не имею, если честно. Джейс не особо любитель алкоголя; ценит свой мозг слишком сильно, чтобы позволить алкоголю медленно, но верно разрушить его. Но наткнулся на эту бутылку в бакалее и пожелал купить её. Джейс делает маленький глоток, откидываясь назад. Жидкость моментально опаляет рот, горло — но как только опускается вниз, согревает грудь. Виктор более осторожен с напитком; сначала пробует одними губами, задерживает его на секунду и только тогда, хмурясь, пьёт. — Хотелось бы, чтобы у нас была музыка, — рассеянно произносит Джейс. — Что, только моя компания тебе больше не по душе? — спрашивает Виктор. Джейс замечает только сейчас — Виктор очень напряжён; зажатый, будто натянутая струна, стремится занять как можно меньше места, сидит со скрещенными ногами, одна его рука держит другую. Выражение лица нечитаемое; скудное освещение гостиной определённо не помогает — только углубляет чёрные круги под глазами, ещё сильнее западает щёки. Он не понимает, что не так, но, вместо того, чтобы спросить, только признаётся: — Я не могу представить лучшей компании. Потому что это правда. Несмотря на Викторову сложность и несговорчивость, не смотря на все его проблемы и секреты — Виктор всегда был и всегда будет лучшей компанией. Пилтовер с его проблемами кажется таким далёким. Как Джейс вообще мог хотеть чего-то другого, кроме этого? Уюта их дома; о будущем думать тоже легко. Каким-то образом Джейс уверен, что Виктору станет лучше — должно стать, потому что их история не может так закончиться. И тогда они вернутся к науке, к настоящей науке; здесь, далеко от безумной толпы. Джейс больше не ребёнок, которым он был, без денег, имени, и влияния — люди захотят спонсировать его даже без штампа Академии под подписью. Джейс слышит, как у Виктора сбивается дыхание — и это кажется подходящим моментом, чтобы показать, насколько ему не безразличен Виктор, обернуть все его слова и действия во что-то личное. Джейс забирает у Виктора стакан, игнорируя его недоумённый взгляд, и ставит оба их бокала на столик. Он касается щеки Виктора — так невесомо, что ему больно быть таким терпеливым, когда хочется гораздо большего, действовать импульсивно — но также нужно сделать это правильно, и спрашивает: — Можно тебя поцеловать? Взгляд Виктора метается на его губы — и затем вверх, слева направо, беспорядочно подёргиваясь. Джейс расценивает это как страх, отвращение. О чём он вообще думал? Момент кажется подходящим для Джейса, но является ли таковым для Виктора? Но с другой стороны, подходящий для них обоих момент может никогда и не настать. Всё, что у них есть, это сейчас. — Почему? — выдыхает Виктор. — Если ты не… — Я хочу знать почему, — шёпотом отрезает Виктор. У Джейса тоже есть вопросы, конечно — почему ты выглядишь таким преданным? Почему у тебя дрожат губы? Почему ты просто не можешь ответить на чёртов вопрос? — Потому что хочу — вместо этого говорит Джейс. Виктор отстраняется. — Джейс. Вещи не обязаны случаться просто потому, что ты этого хочешь. Рука Джейса падает на диван, и он сжимает её в кулак. — Что ты имеешь в виду? — Ты не знаешь? — Виктор качает головой, хмурясь. — Словно мы бы здесь были, если бы не твоя блажь поиграть в спасителя. Так вот о чём всё это. Но Джейс был здесь самым бескорыстным, если бы ему вздумалось поиграть в спасителя, он бы остался в Пилтовере. Мог бы разобраться с этой дурацкой гражданской войной и выйти героем. Но нет, вместо этого он пожертвовал всем ради Виктора. Джейсу не нужно ничего в ответ, но Виктор не умрёт, если проявит немного благодарности. Разве Джейс не сделал достаточно для того, чтобы Виктор понял, что это не просто блажь поиграть в спасителя. Джейс выдыхает, проводя рукой по волосам. — Я пытаюсь помочь тебе. Виктор хмыкает. — Будто бы ты можешь. Я видел твои записи — каждая теория провалилась, каждое письмо вернулось только лишь с извинениями. И, помимо этого, ты держал меня в неведении. Собирался ли ты с самого начала найти лекарство, я не знаю. Но теперь это выглядит так, словно ты просто пытаешься провести как можно больше времени с умирающим человеком. И вот так прорывается дамба. Терпение, которого Джейс думал, у него предостаточно, внезапно заканчивается. — В этой комнате ты не единственный, кого держали в неведении. — Понятия не имею, о чём ты говоришь, — твёрдо говорит Виктор, но его подбородок мелко дрожит. — Я уверен, что имеешь. Сними перчатку. Виктор вздрагивает. — Нет. — Виктор. — Джейс, нет, просто оставь это. Я же сказал тебе, ты не хочешь это видеть. Виктор прячет руку за спиной; невинно, как принёсший домой котёнка ребёнок, не знающий, как сказать об этом родителям. — Ты ясно показал мне, что мы мало что понимаем о желаниях друг друга. Пальцы Джейса на предплечье Виктора — какое же оно тонкое! — сжимают, тянут. Виктор опускает голову, закрывает глаза. Он пытается бороться — дёргается в хватке Джейса, отталкивает всем телом, бьёт свободной рукой в грудь (чтобы поймать её Джейс даже не прикладывает усилий). Его отказ отступиться ничего не значит для Джейса; он старался быть любезным, но его чуткость не оправдалась. Он хочет увидеть, что Виктор так тщательно скрывал последние недели, и увидит. Опасная мысль — увидит, даже если для этого нужно будет причинить Виктору боль, чтобы разжать кулак. Чего он, разумеется, никогда не сделает. Та же мысль, которая отрезвляет его, заставляет переключиться с грубой силы на переговоры. Джейс всё ещё заботится о Викторе, даже если и сыт по горло его скрытностью; ничто и никогда этого не изменит. И так не должно быть. — Виктор, эй, Виктор, — шепчет он, наклоняясь ближе. — Что самое худшее может произойти, если я увижу? Возможно, это не лучшая идея — взывать к его рациональности, когда он такой — дрожащий, рвано дышащий. Но Виктор распахивает глаза, глядит на Джейса — и обмякает в его руках, побеждённый — или, вероятно, просто уставший. Это удачное время, чтобы сделать то, чего Джейс добивался, но он решает подождать ответа. — Ты никогда не поймёшь, — произносит Виктор, его голос не более, чем перо на стекле. Это — это застаёт Джейса врасплох. И это больно, потому что именно это Джейс пытался показать Виктору всё это время. Но — почему? Почему, после всего, что Джейс для него сделал, после того, как потакал его пожалуйста, не обращай внимания на мою болезнь, после закрывания глаз на ту маленькую вылазку в Нижний Город, после буквального устранения Хеймердингера для того, чтобы он мог продолжать свои исследования, Виктор всё ещё сомневается? Джейсу кажется, он знает почему. — Ты мне не доверяешь. И, когда Виктор не оспаривает, Джейс осознает, что это правда. Пульс Виктора под пальцами учащается. — Ты когда-либо доверял мне? — Да, — говорит Виктор; он звучит неуверенно. — Но ты признался в убийстве Скай… — Это хуже. На секунду Джейс не уверен, что готов увидеть то, что скрывает Виктор. Но что-то говорит ему, что Виктор драматизирует — снова, почему? — Чего ты боишься? Виктор прикусывает нижнюю губу. — Ты можешь поделиться со мной, ты знаешь, я… — Нет, Джейс. Ты знаешь себя, но для меня ты всего лишь незнакомец, на которого мне можно положиться, чтобы выполнить работу, — он делает вдох, затем продолжает. — Но несмотря на это, я необъяснимо боюсь того, что ты уйдёшь. С первой частью Джейс разберётся позднее; Неважно, как сильно это задевает, не его собственные чувства сейчас в приоритете; а иррациональный страх Виктора, которому требуется внимание. — Я не уйду. Не могу представить вселенную, в которой я бы ушёл. Но мне нужно, чтобы ты показал. Именно твоя тайна строит между нами стену. Виктор выдыхает. Вдыхает. Отводит взгляд. — Делай, что хочешь, — говорит он.

XVIII. Виктор

Итак, он сдался. Как трус, которым он и является — но в его теле нет ни единой кости, что могла бы продолжать бороться. Это было утомительно — Джейс вообще представляет, насколько сильный? Но движения Джейса после этого — осторожные, ласковые. Виктор ощущает — просто потому что не может смотреть — как пальцы Джейса проскальзывают внутрь перчатки и тянут. Медленно, словно пытаясь отсрочить неизбежное. Если Джейс так сомневается, то почему так настаивал на том, чтобы увидеть? Но Джейс не останавливается, не мешкает, постепенно подставляя руку Виктора тёплому воздуху комнаты. Он ждёт. Считает секунды до того, как Джейс отпрянет в омерзении. Даже оттолкнёт, возможно. — Она болит? Виктор поднимает голову. Лицо Джейса — не искривлено в отвращении. Удивительно. Он переворачивает ладонь Виктора, приникает ближе. В его выражении лица есть какая-то научная профессиональность, как если бы он просто рассматривал артефакт, который раньше не видел. — Не так, как раньше. — Ты можешь… чувствовать здесь что-то? Джейс надавливает ногтями на центр ладони, и пальцы Виктора, словно по рефлексу, сжимаются вокруг его пальцев. — Не так, как раньше. — Расскажи мне, что случилось. — Джейс… Джейс накрывает второй рукой его руку; пальцы Виктора расслабляются, сжатые между ладонями Джейса. — Расскажи мне, — он смотрит в глаза Виктору настойчиво — и всё же мягко. — Я пойму. Не то, чтобы у Виктора был путь отступления, в любом случае. — Думаю, я испортил Хекскор. Сперва случайно, но он отреагировал, и я просто… продолжил давить. — Как испортил? — Своей кровью. А затем и… Джейс приподнимает бровь. — Мерцанием, — говорит Виктор. Виктор бесконечно стыдится этого — и особенно нервничает из-за того, что признался Джейсу. Его обычная ладонь, взмокшая от пота, пропитывает под собой подушку. — Это сработало? Я имею в виду, помимо… — Да, — голос не звучит гордо — он звучит горько. — Джейс, я могу самостоятельно ходить. Ты даже не представляешь, как приятно было бежать. — Твоя нога тоже такая? Виктор, колеблясь, кивает, страшась того, что Джейс может спросить у него следующим. — Я помогу тебе раздеться, — вместо того, чтобы спросить, произносит Джейс. Виктор перестаёт дышать. — Это совершенно необходимо? Но Джейс уже опускается перед ним на колени, расшнуровывая его обувь, и затем снимая носки. Виктор предпочёл бы думать, что здесь нет ничего личного; что Джейс всего лишь очередной доктор — но всё о нём это личное, даже если взгляд Джейса наполнен всего лишь чистым научным любопытством; потому что за наукой лежит их история, их уважение друг к другу, и это можно тебя поцеловать, конечно же. О чём Виктор предпочёл бы не думать. Виктор вздрагивает, когда руки Джейса мажут по коже низа живота, расстёгивая ремень. — Можешь поднять бёдра? Виктор поднимает — это чрезвычайно неудобно; в прочем, Джейс быстр, не растягивает процесс, как делал это с обувью — занимает всего секунду, чтобы штаны присоединились к остальной одежде на полу. Джейс отстраняется, совсем немного — наверное, чтобы рассмотреть Виктора. Он чувствует странное смущение сейчас, но не оттого, что сидит перед Джейсом обнажённый. Из-за неестественного свечения своих конечностей; Джейса это, кажется, не беспокоит — его освещённое мягким синим цветом лицо по-прежнему внимательно сосредоточено. — Что думаешь? Джейс касается внутренней стороны колена — и ниже, ниже — и Виктор определённо чувствует это, очень ярко. Вероятно, просто фантомное ощущение, обман мозга. — Ты сказал, что использовал Мерцание. Что-то ещё? — Руны. — Руны? — Я вырезал их на ноге, знаешь, чтобы… — он обрывается. Джейс кивает. — У меня есть ещё на верхней части тела. Джейс тянется к нему. — Позволь мне это сделать, — говорит Виктор, расстёгивая рубашку. Он внезапно в полной мере осознаёт свой внешний облик; его худощавые ноги уже знакомы Джейсу, да — но талия — ещё большее поле боя. Виктор жил в блаженном заблуждении, что никто не увидит его раздетым — не будет нужно, поскольку ум — это единственное, что может в нём заинтересовать. Не плоть, недолговечная, слабая и вероломная. И спинной корсет — Джейс даже понятия не имеет о его существовании, не знает, как всё это серьёзно; просто ещё одна причина для потенциальной жалости от него. Конечности отвечают на напряжение в мышцах ярким сполохом, отражающимся в глазах Джейса. — Ничего, если я коснусь тебя? «Но это всего-навсего заживающие раны», хочет сказать Виктор. Обычные, если не принимать во внимание их форму. — Да, — вместо этого бормочет он. Джейс прижимает кончики пальцев под ключицу, и Виктор вздрагивает. — Тебе холодно? Прости. Это займёт всего минуту, — Виктор ощущает каждое слово на своей коже — Джейсу совершенно ни к чему стоять так близко, как он стоит — пока Джейс прослеживает форму руны. Тяжело не думать, как иначе вечер мог закончиться, если бы Виктор сказал «да». Но он знает, что это всего лишь его глупое тело, помнящее, что хотело много лет назад. — Позволь мне помочь тебе одеться, — предлагает Джейс, когда отстраняется. У него занимает больше времени сделать это, чем заняло раздевание. Джейс где-то далеко, думающий, анализирующий. Вероятно, решающий, как сказать Виктору, что после всего этого он уходит. В итоге он садится рядом с Виктором, забирая оставленный на столике бокал, и выпивает весь бурбон одним глотком. Джейс морщится. Собирает пальцы в замок и укладывает сверху подбородок. Чем дольше Джейс остаётся безмолвным, тем сильнее тревожится Виктор. Если понять Джейса до этого было трудно, сейчас же это попросту невозможно. Он готовится ко всему, немного отодвигаясь — к очередной вспышке, к тому, что Джейс наконец признает, что не хочет разбираться со всем этим беспорядком. К презрению Джейса. — Виктор? — Да? — хрипит он.

XIX. Джейс

Если бы сейчас кто-то попросил Джейса описать состояние его разума, то он бы выбирал между «слишком много мыслей» и «блаженным белым шумом». Слишком много информации за один раз; не каких-то умных научных данных — но информации, касающейся Виктора. Все те секреты, что тот так тщательно хранил, теперь лежат перед Джейсом. Он чувствует жалость к Виктору, впервые в жизни; должно быть, это было невероятно трудно — скрывать что-то настолько печальное. Не иметь кого-то, к кому можно было бы обратиться (Джейс честно старается не огорчаться, что не был для него таким человеком — возможно, это просто его вина; он спросит Виктора позднее). Джейс тоже когда-то хранил такой секрет. Ну, может не совсем такой, но его секрет тоже почти стоил ему всего, что он достиг. Виктор спас его — не только работу всей жизни — жизнь тоже. И поэтому то множество мыслей, мельтешащих в голове, заставляющих его виски сжиматься от боли, не важно. Находит ли Джейс работу Виктора этичной или нет. Боится ли того, во что Виктор однажды превратится (не боится). Останется ли Джейс на его стороне и поможет ли ему — если Виктор вообще хочет, чтобы он был рядом — или… (Нет здесь никакого «или» на самом деле) — Ты всё ещё умираешь? Вот, что важно. — Разве не все мы умираем? — Ты знаешь, что я имею в виду. — Я чувствую себя… лучше. Но я не уверен, как долго это продлится. Это хорошо. Это всё, что волнует Джейса. Но если Виктор чувствует, что это временно, он не может просто проигнорировать это. — Перед нашим уходом ты просил меня разрушить Хекскор… — Только сейчас он вспоминает тот их разговор. Он слишком стремился выбраться из Пилтовера, чтобы наконец иметь возможность помочь Виктору — другие вещи попросту вылетели из головы. — Не хочешь продолжить свои эксперименты? Виктор отвечает не сразу; во время паузы Джейс думает, не налить ли ещё стакан. — Женщина мертва из-за меня, Джейс. На секунду Джейс чувствует, словно это его провал; словно он разделяет эту вину с Виктором, но его роль в ней куда значимее. Если бы он был рядом с Виктором, всё могло бы быть по-другому. Скай была бы жива. Вместо неё мог бы быть он. Или никто. Нет способа узнать это, но он верит, что — должен быть — способ убить двоих зайцев одним выстрелом; спасти жизнь Виктора, не рискуя ничьей другой. — Мы могли бы найти способ… обезопасить его. — Что если нет такого способа? Джейс уже слышал это ранее — впрочем, не от Виктора. От людей, которые страшились того, что прогресс может принести, и поэтому отказывавшихся видеть все его преимущества. — Не узнаем, пока не попробуем. — Ты не понимаешь. Хекскор — он взывает ко мне; обещанное им будущее не то будущее, которого мы с тобой всегда хотели. А мы и так уже предали все наши идеалы. — Может, тогда пришло время для новых идеалов? Он накрывает руку Виктора своей — руку, изуродованную самим Виктором (как больно это было — Джейс клянётся, что чувствует это). Простой жест, но надеется, это показывает Виктору, что он всегда рядом. Что Джейс не уходит. — Мне нужно время подумать, — говорит Виктор — и прислоняется к плечу Джейса. Джейс зарывается носом в его волосы; вдыхает, закрывая глаза. — Конечно. Я останусь вне зависимости от того, что ты решишь.