
Пэйринг и персонажи
Описание
Они - давние друзья, которым наконец выпал шанс отпраздновать вместе Рождество. Шанс наконец признаться в своих чувствах и помочь пережить потерю.
Примечания
плейлист https://open.spotify.com/playlist/5Zb9HYGntY5ADRTJzcDzYE
Обложку взяла у чудесной @blomstrenderose
Day 1
20 декабря 2021, 12:00
Чимин с Чонгуком еще никогда не проводили Рождество вместе.
«Еще» определенно дает здесь некую надежду, и та вовсе не окажется ложной. Ведь традициям, даже самым устоявшимся, порой наступает время меняться.
Разумеется, за три года дружбы двое парней не раз боролись с желанием провернуть нечто подобное, но семейные обстоятельства все никак не позволяли им этого: Чонгук постоянно уезжал с отцом на горнолыжный курорт на севере Пхёнчхана, а родители Чимина позволяли себе бóльшую роскошь и увозили того в австрийские горы. И как полагается в Рождество, хоть то и не являлось шибко распространенным праздником в Корее по сравнению с той же Америкой, проводить его следовало с родными. Да, отмечать его с подобным размахом было и правда вовсе необязательно, но мать Чимина большую часть жизни провела в США и внедрила обычай в семью, а в случае с Чонгуком: Рождество было лишним поводом выбраться куда-то вместе с родителем.
Кроме того они делали попытки позвать друг друга с собой, и родители в этом их поддерживали тоже, но Чонгук не мог бросить отца в праздник одного, а тот вряд ли смог бы позволить себе поездку в Европу на двоих. На курорте Ёнпхен же отец Чонгука в течение последних лет карьеры работал инструктором по сноубордингу, от чего располагал определенными финансовыми преференциями, а сын, в свою очередь, располагал успешными навыками в зимнем спорте благодаря обучавшему его родителю.
Чимин же был обременен тем, что носился с младшей сестрой, пока они с семьей выезжали поближе к горным равнинам. Не то чтобы он с таким уж энтузиазмом контролировал, когда нужно забрать Хисон с тренировки, и помогал ей становиться на лыжи, но все же чувствовал определенную ответственность перед родителями и сестрёнкой.
Отголоском радости во всем этом было то, что Чонгук всегда звонил Чимину по видеосвязи, после того как уже успевал отужинать ягодным тортом в столовой отеля, и поздравлял с сочельником. И Чимин клянется, каждый раз пыхтя над готовкой под полные энтузиазма возгласы матери, словно в очередном кулинарном шоу, он ждал звонка. Чтобы хотя бы через экран насладиться теплой улыбкой, которую увидел первый раз еще в 9 классе, и влюбился уже тогда…
Тот день Чимин помнит отчетливее любых других в ларце собственных воспоминаний: учитель тогда засмеял его сочинение перед всем классом, наплевав на этичность и, начиная зачитывать написанное вслух. Почему таких на работу берут вообще, одному Богу известно, но важно другое: тогда Чонгук, обосновавшийся в новой школе всего пару дней, дерзко выхватил лист у преподавателя, не позволив прочитать и строчки, и положил прямо перед Чимином, тем самым возвращая в руки владельца.
«Унижать детей таким образом абсолютно бесчестно», – выпалил Чонгук в сторону вспыхнувшей негативом физиономии мужчины.
Рассуждать о правах парню, разумеется, воли никто не дал, и истерический голос сразу же направил его к директору.
«Если идет он, то и я пойду», – гордо заявил Чимин, догоняя своего героя.
Собственно, после долгих прений о низком уровне справедливости в школе, парни вышли из кабинета директора с победными улыбками и тогда еще только зарождающейся дружбой. Дружбой, которая связывала их крепко накрепко до этих самых пор. Дружбой, которой пришлось пережить нечто трагическое, прежде чем они наконец таки сели в самолет до сказочно снежной Австрии…
Когда Чонгук в очередной раз позвонил на прошлогоднее Рождество, то был взволнованней, чем обычно: сиянию на молодом лице не удавалось скрыться от Чимина в тот вечер – оно слепило его сквозь камеру и тысячи километров за спиной.
«Чимин, как только я приеду, мы увидимся, ладно? Я должен сказать тебе кое-что. Очень важное».
«Что?»
«Скоро узнаешь».
Но это «скоро» так и не наступило.
Отец Чонгука скончался на следующий же день, прямо на рождественское утро, от остановки сердца. И они так и оставили этот разговор без продолжения. Чимину пришлось задвинуть свой интерес на задний план и приложить все силы на то, чтобы быть рядом с другом, изо дня в день показывая свою обеспокоенность. И он справился. Чонгук восстанавливался шаг за шагом, все больше и больше приходя в норму. Вот только Рождество снова приближалось, и обоих терзала тревога, что в годовщину смерти отца состояние парня снова даст сбой. И Чимин пообещал себе, что на этот раз непременно будет рядом. Это Рождество будет их собственным и по-настоящему счастливым.
***
В салоне поезда пахло свежестью, присущей снежной сказке за окном, новизной и имбирными печеньями, которыми хрустела группа школьных друзей на задних сиденьях. В наушниках на двоих играл сборник хитов 2021 года, и прямо сейчас Чонгук подмахивал ногой в такт «Stay» Бибера, которая уже несколько месяцев как надоела Чимину, но он ни разу так и не решился переключить ее: Чон выглядел слишком взбудораженным каждый раз, стоило проиграть хотя бы одному аккорду. Да и для Чимина то было вторично, чего не скажешь о том, что Чонгук просто находился рядом; впервые они выбрались вдвоем куда-то дальше, чем в «матчип» на окраине города с самыми что ни на есть сырными корндогами на всей Земле (так они решили для себя). Совместный отдых радовал особенно ярко еще и от того, что после смерти отца Чонгук стал больше времени уделять привыканию к самостоятельной жизни: он много работал, параллельно заочно обучаясь в Сеульском университете; однообразная повседневность Чимина тоже круто перевернулась с наступлением студенческой жизни: затейливой и требующей постоянных усилий. Школа кончилась, и – к их обоюдному сожалению – наступило время взрослеть. А сейчас будничный клубок будто бы расплелся в ровные нити вместе с шипением поезда и видом за его пределами: сквозь широкое окно виднелись очертания заснеженных гор, пугающих своим величием и острыми пиками; а вдоль равнин скользила кристально чистая река. И от одного только взгляда на подобные чудеса природы напрочь дух захватывало. Легкие сдавило еще больше, когда Чонгук схватил Чимина за руку, крепко сжимая. – Ты что, до сих пор боишься поездов? – Чимин невольно закатил глаза, осознавая причину такого жеста. – Всего лишь немного волнуюсь, – фыркнул Чонгук, руку так и не убирая. – Ничего, скоро приедем. Тебе очень понравится, поверь. Огромный дом, крутые склоны. – Ты забываешь. Для меня главное вовсе не это. – Что тогда? – Мы наконец проведем Рождество вместе, – Чонгук улыбнулся, выставляя вперед милые кроличьи зубы. – И еще ты наконец-то научишься кататься на доске. – Лыжи тоже неплохи. – Не в мою смену, Чим. Они еще заранее договорились, что будут кататься на сноуборде вместе, но загвоздка была в том, что Чимин в этом виде спорта был полным профаном. Он привык орудовать обеими ногами по отдельности, а не колесить по снегу на лишь одной платформе. Поэтому дабы осуществить задуманное им обоим предстояло многое преодолеть. Времени же в наличии оставалось не так много: они приехали всего на несколько дней, и по расписанию, составленным главой семьи в лице отца Чимина, им предстояло отвести пару-тройку суток на, непосредственно, катание, какой-то из них – еще и на купание, и само собой – Рождество. И Чимину, признаться, не терпелось осуществить каждый пункт с Чонгуком, познакомив того с местными прелестями и влюбляя в курортный городок. Австрийской уголок Целль ам Зее встретил семью Пак и их гостя живописным озером, окруженным могучими горными вершинами и лесами, заполоняющими зеленистой пушниной белоснежные поля. Здесь дышалось по-особенному бодро и глубоко; так, что легкие вдоволь наливались кислородом, бунтуя кровь. Здешней свежестью хотелось питаться на завтрак, обед и ужин, и каждый по очереди сделал вдох, впуская в себя зимний аромат. И даже внутри арендованного домика как раз недалеко от основных оборудованных для катания склонов царили невероятные ароматы хвои и льда, сопряженные с дымом дотлевающих брусьев, оставленных хозяйкой для поддержания тепла. «Живой» камин оставался, пожалуй, единственным напоминанием, что ярко-желтый домик с большой гостиной и несколькими спальнями, разбросанными по этажам, принадлежал отнюдь не им. Но пока все же находился в распоряжении заехавших гостей. – Чимин-и, покажи Чонгуку вашу комнату. А я пока разложу вещи и начнем переодеваться, хорошо? – мать Чимина по-доброму улыбнулась парням, которые устало кивнули в ответ, как только выгрузили спортивное снаряжение на верхний этаж. – Давай, кто быстрее, тот спит у окна, – воодушевленные искорки по-новому заиграли в глазах Пака, минуту назад вздыхавшего от долгого перелета. – Ты меня недооцениваешь. В комнату они забежали почти одновременно: она находилась на первом этаже, а ниже нее была лишь подсобка со всякой утварью, включая крючки для одежды и полочки для различных приспособлений для занятий спортом. Можно сказать, весь этаж был в полном распоряжении парней, включая аккуратно заправленную кровать с широким слоем постельного белья, как в одном из местных отелей, пару тумбочек у ее спинки по обеим сторонам и душевую. – Я выиграл, – Чимин толкнул Чонгука в сторону двери, когда тот попытался задеть его, и растянулся на своей законной половине. – Отлично, – без особого энтузиазма произнес Чонгук, расстегивая молнию дорожной сумки. – А теперь вставай. Сегодня ты познаешь навыки лучшего учителя по сноубордингу, – гордо заявил о своей кандидатуре Чон, и Чимин обошелся лишь цыканьем, после чего все же повиновался. Чонгук передал парню наколенники и защитные шорты с пластинами по бокам для смягчения падения, на что Чимин вопросительно покосился на него. Во время катания на лыжах он всегда успешно обходился штанами и курткой, особо не заботясь о вероятности покалечиться. Чонгук же в этом вопросе был куда ответственнее, особенно при условии, что поручился за друга. – Я буду выглядеть в этом как пельмень, – пробурчал Чимин, параллельно стягивая с себя вещи. – Зато ты будешь здоровой пельмешкой, – Чонгук потянул его за пухлые щеки, ощущая уличный морозец на пальцах. – Отстань и отвернись. – Мы буквально жили у меня дома почти неделю, Чим. Ты думаешь, я не видел тебя без футболки? Чимин на это ничего не ответил, осознавая, что вряд ли сумел бы объяснить свое ничем, казалось бы, не вызванное смущение. Но от Чонгука все равно отвернулся, прежде чем натянуть на почти что совсем оголенное тело термобелье с цветочным узором, а сзади раздавалось идентичное копошение. После чего он нехотя поплелся к небольшому деревянному столику у окна, чтобы надеть навязанную другом экипировку, и невольно пересекся с тем взглядом. Чонгук, в отличие от него, не торопился и будто бы нарочито медленно закреплял наколенники на ногах, видимо совсем не беспокоясь о том, что грудь была совсем голой. Чон всегда был спортивным и хорошо сложенным из-за периодических тренировок, пусть даже и любительских, но после смерти отца он зачастил с этим еще больше. Он подолгу мог пропадать где-нибудь на склоне, выезжая загород, и находил успокоение, тренируя детей на крытом спортивном комплексе. Все физические силы покидали его, перекрывая вместе с тем и моральную боль. И сейчас Чимин бесстыдно наблюдал за вытянутой широкой спиной, загорелой кожей на стальном животе, ощущая прилив желания быть стянутым в этих натягивающихся мышцах. – Отвернись, – Чонгук с издевкой посмотрел на Пака из под спадающей каштановой челки. – Ага, давай быстрее, сколько можно время тянуть. Я хочу кататься. Чимин поспешно схватил все необходимые вещи и вышел из комнаты.***
Горный воздух; бриллиантовый снег, хлопьями рассыпающийся в ладонях и яркое солнце, так близко припекающее спутанные ветром волосы, – все это Чонгук впервые в полной мере ощутил на себе. Лыжные курорты Кореи и рядом не стояли с адреналином, который сковывал тело на вершине Альпийской горы. Так высоко, что сквозь проходили облака. Так высоко, что дух захватывало, но на землю возвращаться и мысли не было. Это как ангелом воспарить к небесам и познать всю могущественность и свободу бытия. Чимин может поклясться, Чонгук, пока они двигались на подъемнике на самый верх, глаз ни на секунду не оторвал от крон деревьев в ряд и крутых спусков внизу. Он клянется, тот светящийся восторг в его карих глазах он не видел, кажется, никогда. Его самого эти лучи, из груди наружу рвущиеся, наповал поразили. – Теперь я понимаю, почему ты всегда предпочитал это, – Чонгук обвел взглядом заполоненный людьми склон, – мне. – Ты ведь знаешь, что это не так. – Знаю, конечно. Но это место… волшебное? – вопросительно произнес Чонгук, как бы смакуя на языке подходящее слово. «Это потому, что здесь ты», – хотелось сказать Чимину, но он боялся, как бы не переборщить с эмоциями. – Чонгук, поедешь с нами на черную? – к ним подошел отец Чимина – Пак Чонсон, он же глава семейства и заядлый лыжник. Черная трасса была его уделом, как самая крутая и опасная на курорте. – Ну это точно без меня, – Чимин сел на снег, располагая перед собой поперек доску. – Чимин-и у нас боится больших горок, – подразнила брата Хисон, уже шаркая по снегу на новеньких лыжах, подаренных на день рождения перед поездкой. – Я тебя сам на лыжи ставил, так что не выпендривайся. – На лыжи меня Стайн ставил, – с гордо поднятой головой произнесла девочка. – Кстати, поздороваться не хочешь? Может, на этот раз тебе повезет больше. – Я чего-то явно не знаю, – Чонгук ближе подошел к Хисон в ожидании сплетен. Девочка вообще часто делилась с ним всякими секретиками, обычно девчачьими, или забавными историями про брата, что ему, конечно, было гораздо интереснее. – Да Чимин запал на моего тренера еще 2 года назад. – Хисон, не издевайся над братом. Сердцу, знаешь ли, не прикажешь, – Миссис Пак принялась стряхивать снег с куртки дочери под недовольное той мычание. – Мы теряем время. Чонгук? – Я останусь с Чимином. Давайте встретимся на обеде? – Как знаешь. Удачи, мальчики. Чонсон похлопал Чонгука по спине и повел семью за собой вдоль по трассе, минуя флажки и мчащихся на скорости сноубордистов. А Чонгук присел рядом с Чимином и, крепко сжав его лодыжку, плотно застегнул крепление. – Тебе необязательно возиться со мной. Я знаю, ты тот еще экстремал и моих склонов тебе точно будет недостаточно. – Может и так, но я обещал, Чим. И я за тебя в ответе. – Но если ты не хочешь, то я привык кататься в одиночку. – Я хочу. Тебя такой ответ устроит? Чимин, ничего не ответив, лишь согласно кивнул, что послужило зеленым сигналом для Чонгука податься вперед и, тут же встав на доску, потянуть за собой Чимина. Слегка пошатываясь, он все таки поднялся вслед за своим учителем и укрепился на снегу. – Поначалу я буду вести тебя, а ты говори сразу же, если чувствуешь себя неустойчиво или боишься, ладно? – Ага, тренер Чон, – Чимин ухмыльнулся обеспокоенному взору в глазах друга. – Уважение приветствуется, но я все еще твой ровесник, так что не поясничай. – И за что тебе только деньги платят… – Сейчас узнаешь, – Чонгук подмигнул Паку и потянул на себя, заставляя того катиться за ним. И уже через пару минут, избежав того, чтобы свалиться навзничь прямиком на груду плоской снежной пелены, лишь благодаря хватке Чонгука, сомнений не вызывало: платят не зря. Чонгук постоянно ловил его, держался обеими руками за его запястья и тянул на себя так, что возникало ощущение, будто они делят одну доску на двоих. Движения плавные и почти что нежные, а дыхание так близко, что невероятные белоснежные пейзажи заблюрены перед одним лишь Чонгуком. Чимин – не самый умелый ученик и на данное звание не претендовал, но старался внимать всем словам друга и двигаться в такт его движениям, словно в танце. Чонгук – ведущий, он – ведомый, и каждый с максимальной отдачей справляелся с отведенной ему ролью. И когда ноги горели ужасно, что стоять на своих двоих сил уже не оставалось, Чонгук вдруг отпустил его. И Чимин, задыхаясь в огне, сковавшим все тело, продолжил движение. – Ты отпустил! – Давай, я верю в тебя, – крикнул ему Чонгук, молниеносно меняя один кант на другой в процессе спуска. – Держись на заднем канте. Спину ровно. И тянись рукой, чтобы помочь себе. – Чонгук! Чимин в горах далеко не впервые, но волнение пробрало абсолютно по-новому. За несколько часов непрерывного катания за руку с Чонгуком он настолько привык к его присутствию, что вот так просто отпустить его от себя и продолжить самому – страшно. Впрочем, страх ведь не только препятствие; он же – радар. А вперемешку с адреналином – бешено стучащее сердце и скорость. Раз за разом чувствуя потерю равновесия, Чимин держался и мчался по пологой дороге, рассекая снег под своим сноубордом и натыкаясь на него же. Он назвал его «Флэш» в честь самого быстрого супергероя в истории, и хоть его движения, все еще неумелые и медленные, ощущение было, словно он скользит со скоростью гоночного автомобиля. – Останавливайся! Последнее, что услышал Чимин, прежде чем оперся на пятки и со скрежетом затормозил. Чонгук подбежал к нему в одно мгновение и завалил на землю в объятиях. – Ты молодчинка. Мой лучший ученик. – Я чуть не грохнулся сто раз. – Это не мешает мне гордиться тобой. Я видел, как тряслись твои ноги, но ты все равно поехал. – Я так и знал. Ты специально, – Чимин кинул горсть снега в лицо парня. – Мои методы осуждению не подлежат. Чимин снова замахнулся отомстить, но Чонгук, невероятно довольный, повалил его на спину, прижимая к морозному склону и поцеловал в лоб. Пак Чимин забыл, почему вообще поднял на друга руку.***
Чимин все таки настоял, чтобы Чонгук освоил местные олимпийские достояния без его в этом участия в качестве тормозной силы. Парень нехотя оставил Пака в одиночку на наиболее безобидном склоне, где, как правило, разъезжали детские учебные группы. В одной из таких, еще совсем недавно, маленькая Хисон впервые познавала искусство катания на лыжах, и Чимин с легкой грустью наблюдал за ручейком детей, среди которых сестренки уже не наблюдалось: сейчас она катается с родителями и повышает свои навыки на практике. А Чимин, напротив, сегодня снова почувствовал себя «зеленым» неумехой, и только благодаря Чонгуку не сгорел со стыда или не сдался на первом же повороте. В оставшееся до обеда время Чимин позволил себе немного прогуляться вдоль заборчика у кофейни между склонами и насладиться величием местных равнин. Порой ему вполне хватало и просто этого: любоваться окутанным солнцем пейзажем и вдыхать аромат льющейся свободы и истомы. Как правило, он наслаждался такими, простыми на первый взгляд, вещами в одиночку, но вскоре Чонгук вернулся к нему и застал сидящим на деревянной перегородке, отделяющей от диких необузданных лесных даль. Им пора было идти на обед; родители и Хисон ждали их в зоне для питания с несколькими столовыми. Но Чонгук не решался нарушить умиротворение и поймал то же самое чувство, что и друг: они оба утонули в первозданном восхищении. – Я всегда хотел разделить это с тобой, – признался Чимин, наконец отрываясь от созерцания природы. – Особенно, когда ты рассказывал мне про виды на вашем с отцом курорте. Ты был так счастлив. Я знал, что ты поймешь меня. – Я и сейчас счастлив, – Чонгук тепло улыбнулся, перетягивая на себя все внимание. – И да, я понимаю. Думаю, я понял, что ты моя родственная душа именно тогда, когда мы вдвоем просто молча пялились на звезды в школьной поездке. – Ты никогда не называл меня так. – Родственной душой? – Чимин смущенно кивнул. – Буду говорить это чаще. – Давай, пойдем поедим, пока я не расплакался, – парень наигранно вытер фальшивые слезы с румяных щек и потянул друга за рукав. – Ну же, ангелочек, отставить слезы, я же не предложение тебе сделал. – Очень жаль, конечно. – Еще бы. Я прекрасный жених. – А еще очень самовлюбленный… Чимин таковым Чонгука, конечно, не считал, но распинаться об этом другу да и кому бы то еще смысла не было. Ни для кого не являлось секретом, что Чонгуку пришлось через многое пройти, чтобы не закрыться в себе и не опустить руки с мыслями, что ни для какой роли как в профессиональном плане, так и в семейной ячейке, он не годится. Мать Чимина всегда уверяла того, что всему виной ранняя обязанность к самостоятельной жизни и отсутствие поддержки со стороны близких людей: их у Чонгука и правда почти совсем не было, не считая дальних родственником и самого Чимина. Теперь же в придачу ко всему прочему его нарекли «родственной душой», и данному статусу так же хотелось соответствовать. Впрочем, грузные мысли покинули головы обоих парней, когда перед ними нарисовались подносы с огромным разнообразием блюд. Чимин со знанием местного меню прихватил мини сладкие блинчики под названием: «Кайзершмаррн» со сливовым пюре. А Чонгук не изменил своей итальянской натуре и взял пасту болоньезе. К слову, порции в Австрии были огромными, что несказанно радовало азиатских туристов, привыкших к плотным приемам пищи. Парни расселись за широким столом из дерева вместе с семьей Чимина и моментально накинулись на еду после проведенного за спортивными упражнениями времени. Они прерывались лишь на краткие расспросы о достижениях Чимина и достоинствах катания в горах. По поводу первого и второго Чонгук был настроен поистине положительно, заявляя, что безумно рад приехать, и что друг его делает успехи. – Мы завтра хотим покататься немного и вечером поехать поплавать, – заявил отец Чимина, и Хисон волнительно захлопала в ладоши. – Там очень здорово. Вид на горы и горячая вода, – добавил Чимин для Чонгука. – Я за любую идею, вы же знаете, – Чонгук широко улыбнулся, уже заранее представляя, как было бы здорово осуществить планы. – Вот и отлично. Пойдемте тогда покатаемся еще немного, пока не стемнело. – Ой, мам, подожди, давай посидим еще немного, – девочка лукаво хихикнула, смотря куда-то в сторону. – Стайн! – Хисон, ты блин, что творишь? – рыкнул на сестру Чимин, пряча голову за широким плечом друга. – Только не говори мне, что это тот самый инструктор. – Чонгук, лучше молчи. К столу подошел высокий австриец в красном лыжном костюме, который отличал здесь всех сотрудников школы, и приветственно улыбнулся. Хисон бездумно прыгнула в его объятия, вызывая смех родителей и самого Стайна. – Ты так выросла, Хи. Делаешь большие успехи. – Ты видел? – Конечно. Твои резкие повороты всех вокруг на уши ставят, – инструктор потрепал девочку за хвостики и повернулся обратно к столу. – Чимин, а ты теперь в сноубордисты подался? Чимин нехотя вылез из под импровизированного укрытия и столкнулся взглядом с тем, из-за кого долгое время так некстати коленки подкашивались во время катания. Чонгук чувствовал это волнение рядом с собой и искренне хотел верить, что такая реакция не имеет ничего общего с оставшимися чувствами. Как бы то ни было, он, незримо для других, накрыл ладонь друга своей, от чего тот вздрогнул, но руку не убрал. – Да, у меня хороший учитель. – Чонгук, – Чон протянул руку в знак приветствия, и Стайн пожал ее в ответ. – Приятно знать, что ваши дети теперь в хороших руках, – обратился уже к родителям Пак инструктор. – Что ж, мне нужно бежать к группе. Хорошего дня. Стайн вернулся обратно к подопечным, и Чимин заметно выдохнул. Данную тему решили дальше не развивать, и все дружно начали надевать шлемы и перчатки и двинулись обратно на улицу. Но Чонгук все таки решил для себя ненавязчиво расспросить Чимина для своего собственного успокоения. Возможность на то выдалась уже ближе к ночи, после того как все, вернувшись домой, сходили в душ, переоделись и поужинали приготовленными матерью жареной рыбой с рисом под соевым соусом. Когда тарелки благополучно опустели, на часах было всего десять вечера, но по взаимному соглашению было решено пойти спать пораньше, так как отдых в горах постоянно требовал ранних подъемов. Чимин уже улегся под одеяло, листая сделанные сегодня фотографии: на одной из них – Чонгук валялся в снегу, на другой – Хисон прыгала с высоко поднятыми руками на фоне равнин, а последними проигрывались видео, которые снимал Чонгук, пока Чимин пытался самостоятельно поменять кант на повороте. «Ты хорошо справляешься! Давай, пельмешка, еще немножко!» – лился звонкий голос Чонгука из динамика, и в этот момент и его обладатель вошел в комнату, уже готовый ко сну. – Мне было плохо слышно из-за шлема, но знай, я бы тебя ударил, если бы знал. – Ну ты же такая милая пельмешка, – Чонгук провел большим пальцем по горячей щеке Чимина и пристроился рядом. – А ты огребаешь, Чон Чонгук. Чимин завалился на друга, присаживаясь на его живот и скрепляя руки того над головой. Чонгук из под густых ресниц наблюдал за нарочито серьезным Паком, стреляя в ответ присущим себе очарованием, и вдобавок к этому провел рукой по чужому бедру, полностью сбивая столку. – Хорошо устроился? – с издевкой спросил Чон. – Да, будешь спать с моей тушей на себе, чтобы ночью тебя придавило. – Хорошо, Чим, как тебе угодно. Чонгук притянул его за затылок, заставляя уткнуться в свою шею и прижаться грудью к его дрожащему сердцу. И Чимину бы подняться обратно, но ощущать тепло друга так близко оказалось невообразимо приятно: он буквально чувствовал внутри себя стук чужого органа и вдыхал яблочный аромат геля для душа, коим были пропитаны еще влажные волосы. И все те месяцы, на которые Чонгук невольно отстранился от него, погрязнув в делах и взрослых проблемах, пеплом растворились в горячем воздухе между их губами прямо сейчас. – Чимми? – А? – промычал куда то ему в шею Чимин. – Этот Стайн…тебе все еще больно из-за него? Просто ты никогда не рассказывал мне, – Чонгук нервно сглотнул, с болью проглатывая горечь от одной только мысли, что не знал о чем-то значимом и не уберег. – Я не считал это важным. А потом у тебя и без того было много забот, и я не рассказал, – нежный голос парня вибрацией отдавал по телу смиренно вслушивающегося в его слова Чонгука. – Ничего такого, знаешь. Я просто словил дурацкую курортную влюбленность. Хисон не знает, да и никто не знает, но я попытался подкатить к нему на вечеринке в прошлом году. Я был тогда в ужасном состоянии. – Почему? – Из-за тебя. Я так хотел побыстрее приехать к тебе после той новости, –Чимин пытался осторожничать со словами, ощущая, что другу и без того неприятно, но он и не догадывался, что грустно Чонгуку было не из-за напоминаний об отце, а от слов о состоянии близкого человека. Больнее всего было осознавать, что Чимин страдал из-за него. – В общем, я выглядел особенно жалко тогда. И он отвез меня до дома. Конец истории. – Ты не должен так убиваться из-за меня. Это мои проблемы, – Чонгук поглаживал темные волосы на макушке парня, губами едва касаясь челки. – Скажи, пожалуйста, что тебе больше не больно. – Из-за Стайна мне уже давно никак, если честно. Но за тебя мне больно всегда. Чимин приподнял голову, невольно пройдясь пухлыми губами по линии челюсти парня и посмотрел на него. В темно-карих глубоких глазах друга хотелось тонуть без просьбы о помощи и впитать в себя все беспокойство на задворках цепкого взгляда. – Я в порядке, Чим, правда. – Я вижу, когда ты лжешь, – на обреченном выдохе прошептал Чимин. – Знаю, – то ли расстроенно, то ли с облегчением произнес он. – А теперь можешь лечь обратно? Мне так спокойнее. Чимин послушно исполнил его просьбу, и этой ночью они уснули в объятиях друг друга.