мгчд: драбблы

Феде звонят из участка, когда он уже выдавливает зубную пасту на щетку. Он так и берет трубку, с зубной щеткой в руках, а потом роняет комочек пасты себе на майку и громко — настолько, что приходится показать ему палец у плотно сжатых губ, — переспрашивает: — Кого? Когда? Это значит, что дома Федя сегодня не ночует. Лена ищет ему свежую рубашку, пока он натягивает брюки, все еще придерживая телефон у уха плечом и выкрикивая отрывистые вопросы и невнятные ругательства. — Гречкин, — поясняет Федя, когда заканчивает звонок. — Который сироту... Как будто это можно забыть. — Он что, кого-то еще убил? — Да какое там! Его! Его убили! — Федя всплескивает руками. — Запекли, прости, Господи, как перепелку в собственной машине! Нашелся же мститель... Плакать не буду. Но ты же знаешь, кто его отец — да нам всем теперь... — он хватает себя за галстук и тянет, демонстрируя, вплоть до вываленного изо рта языка. — Игорька надо, пока не потоптали все... — Без Игорька есть кому работать, — Федя отмахивается недовольно. Ясное дело, он не всерьез: такое дело без Игорька не обойдется, просто Феде сейчас важнее подмазать шестеренки социальных механизмов, чем запускать в дело лучшую ищейку. А то Игорь как брякнет что-нибудь безутешным родственникам этой гниды, так Федя еще месяц не отмоется. — Нам сейчас надо хоть какие-то результаты предъявить. Мне сверху четко сказали: к утру — подозреваемого. Любого. Будем искать. Благо, было кому желать сволочи смерти... Федя утомленно вздыхает, окидывает гостиную полубезумным взглядом. Набрасывает на плечи плащ, берет дипломат под мышку, подставляет щеку под поцелуй и ухо под дежурное «ни пуха», и так уходит, на лестнице снова доставая телефон и вызванивая из постели кого-то еще, срочно нужного. Лена женщина терпеливая и знает, что новости по делу у нее будут завтра над тарелкой борща — если Федю выпустят из кабинета бесконечные звонки (а ведь клялся когда-то, что с повышением и кабинетной должностью он наконец-то заживет по графику с девяти до семи с перерывом на обед). По крайней мере, пока Федя занят разборками с сильными мира сего по телефону и емейлам, за него не так страшно, как когда он еще лез в перестрелки — как Игорёк сейчас, — и Лене не нужно заваривать себе мятный чай и капать в него коньяк. Лена складывает в морозилку ровные ряды пельменей, стирает со стола муку и застилает его свежей скатертью, распускает и расчесывает волосы. На фоне еле слышно лопочет телевизор — привычка, чтобы не бояться пустой квартиры. Раньше включала новости, а теперь — кабельные каналы про животных и памятники архитектуры. Информационный детокс. Только так, если хочешь сохранить нервы. Она решает, почитать на ночь или принять ванну, или почитать в ванной — ночь молода, а она всегда была совой, даже когда не переживала, как там пропадающий на службе муж, — но от выбора отвлекает звонок. В дверь. Первая мысль — что Федя что-то забыл и вернулся с полпути, мысль такая логичная, что Лена забывает про записанные на подкорке правила безопасности и открывает дверь, не глядя в глазок. На пороге не Федя. Могла бы поплатиться, но судьба благосклонна — это всего лишь Игорь. Пьян, думает Лена первым делом, потому что Игоря явно еле держат ноги. Потом в нос ударяет запах гари. /// Она командует, как маленькому: иди мой руки. Через пару минут без стука заглядывает в ванную и не удивляется, что Игорь просто сунул ладони под воду и стоит неподвижно. — Ну что такое, Игорёк, тебе не пять лет, — она качает головой. В маленькое пространство ванной комнаты они еле втискиваются вдвоем. Лена присаживается на край ванны, капает в ладонь жидкое мыло и берет руки Игоря в свои, старательно намыливая, как в памятке для хирургов. Везде, даже между пальцами. С рук неохотно сходят слои грязи, копоти, ржавой на вид крови; под ногтями спекшееся черно-бурое. Лена достает из шкафчика над раковиной маникюрные ножнички. Игорь разрешает сжимать свои пальцы доверчиво, как котенок, пока Лена щелкает ногти по одному. Щелк, щелк. Кусочки ногтей вместе с грязью и кровью смываются в слив. Лена дает Игорю полотенце. — Ужинать будешь? Он мотает головой. — Я тебе на диване постелю. — Теть Лен... — она останавливается, но он не продолжает мысль, только механически трет руки пушистой тканью. В домашнее переодевается послушно. Лена изучает его одежду. Хуже всего пришлось куртке, потом — джинсы и обувь. Рубашка и футболка дурно пахнут и покрыты темными пятнами, но их Лена просто отправляет в мусоропровод, а Игорю на стул у дивана вешает новое. Джинсы застирывает тщательно, с пятновыводителем. Они не новые, это не первые пятна, которые с них плохо сходят, главное чтоб они не выглядели свежими. Обувь тоже моет со всем старанием, убирая с лица липнущие волосы тыльной стороной запястья. Зубочисткой вычищает следы земли и гари из выемок подошвы, стирает и сушит феном шнурки. Моет куртку, чувствуя пальцами следы штопки там, где Игоря однажды пырнули ножом — куртку тогда не дал выкинуть, мол, ничего, еще послужит. Жалел, ясное дело. Отцовская же. Игорь не спит — он безжизненно смотрит, как на экране под лопотание диктора лиса несет в нору трупик зайца. Щеки у него розовые, а в стеклянных глазах лихорадочный блеск, и лоб на ощупь слишком теплый. Нервное, Лена знает, так бывает. Потемпературит ночь и к утру оправится. Но мятный чай будет кстати. Пьет Игорь неосторожно, приподнявшись на локте и заливая убежавшими каплями чая подбородок и ворот футболки. Потом оглядывается, как будто только вспомнив, где находится. — А где дядь Федя? — Его на службу вызвали. — Уже? — Ты же знаешь, кто отец Гречкина, — говорит Лена мягко. Игорь прикрывает глаза, усмехается криво, невесело. — Ищут козла отпущения? — Федя сказал, что к утру им нужен подозреваемый. — Он его в участке не найдет. — Подозреваемый, — подчеркивает Лена. — Не виновный. Запах гари неуловимо тянется от волос Игоря, даже от его кожи. Лена встает открыть окно. Становится свежо, почти холодно, Игорь натягивает плед до ушей и ежится, крупно подрагивая. Ступни из-под пледа торчат. — Я думал, он будет тут, — говорит настолько тихо, что его почти не слышно за словами диктора. — Но его тут нет, — и сейчас Лена благодарна сверхурочным звонкам со службы и напыщенным болванам, которым нужно, чтоб создавалась видимость работы над их срочными делами. — Завтра будет. — Будет, — соглашается Лена. — Завтра всё будет. Ты поспи, утро вечера мудренее. Она тянется погладить по взъерошенным волосам, и Игорь сжимается так, как будто к его лицу поднесли капающую ядом змею. — Не надо меня... — бормочет он невнятно. Но Лена непреклонна и поглаживает, даже чуть-чуть почесывает за ухом, пока Игорь не расслабляется под её рукой. — Не надо со мной, — пытается он снова, уже полусонно, — не надо нянчиться. Ты же всё понимаешь... — Спи, Игорёк. — Я же... — Спи. И он замолкает, не закончив, и через время начинает дышать ровно и Лена решает, что может выключить телевизор и оставить его — ведь там еще много дел: помыть полы в прихожей, вытрясти коврик, проверить на пятна игореву любимую кепку. Игорь спит беспокойно и плачет сквозь сон.