шулер

      В угасающей лиловой дали, на фоне иссиня-голубого холщового неба величественно возвышается невообразимого вида постройка. Стоя на земле трудно оценить масштабы, но как только окажешься внутри, окружение мгновенно завораживает, обомлеет даже самый искушённый критик. От небесного казино невозможно отвести взгляд. Разве может нечто подобное вообще существовать? Николай вскинул голову, поглядел на небо: облака плывут громадные, с ослепительно розовой глазурью на брюшках, точь-в-точь как на полотнах с библейскими сюжетами. Разумеется, без приглашения в казино не попасть, однако, его способность позволит осуществить это без особых усилий. Он взмахнул «шинелью» и вмиг оказался на смотровой площадке здания. На такой высоте даже ветер показался другим: свежим, бодрящим, опасным. В клубившихся в далеке тучах, ртутно-синей венкой дернулась беззвучная молния. От механизмов, поддерживающих казино на лету, температура здесь явно выше, и жара окутала его мокрым колючим одеялом, от дрожащего наэлектризованного воздуха защекотало в носу, Гоголь выцепил взглядом неприметный служебный вход и уж было направился туда, как вдруг дверь резко распахнулась. На площадку торопливо вышел длинноволосый парень и, не заметив незваного гостя, подошел к самому краю. Он перегнулся через заграждение, как через перила на палубе океанского лайнера, глядя вниз, на вечерний город, вспыхивающий цветными огнями. Ветер дует ему прямо в лицо, волосы рваным бело-сиреневым знаменем развеваются в стороны красивыми, раздельными прядками. Вид довольно гипнотический... Завороженно глядя на эту картину, Гоголь подумал, что сейчас этот человек выглядит не таким несчастным, как на фотографиях из досье, что он тайком стащил у Дос-куна. Чуть заморосило, Сигма вскинул голову, глядя в небо вытянул ладонь вперед, а крупная дождевая капля плюхнулась ему прямо на лоб, отчего тот забавно поморщился. Гоголь не сдержал смешка и тем самым выдал свое присутствие. — Здравствуйте?.. — Сигма явно опешил, заморгал, смутился, застигнутый в расплох. Свернула молния, на этот раз ярко, с резким треском, и сразу же загрохотал гром. Ветер подул свежий, живительный и бесконечно одинокий, от взгляда напротив ему показалось, что весь, уже ставший привычным, мир остался далеко позади: он потерпел крушение и высадился на пустынной планете... — Дождь начинается. Пойдемте внутрь. Ввалившись в зал, точно рыбак-нелюдим из пьесы синга, Николай очертил несколько диковатым взором белые колонны долгой величественной перспективы помещения. По сторонам громадной арки возведены две статуи, что отбрасывают искривлённые тени, которые вьются и расползаются по потолку с недоброй нордической сказочностью. На пьедесталах стоят черные вазы-урны, а наглухо задернутые портьеры с кистями не пропускают уличного света. Осознав, что поисками управляющего заниматься не пришлось — он нашелся сам — его обдало восхитительной волной облегчения и он чуть ли не в припрыжку пошел к центру зала вместе с ним. Безукоризненный, вытянутый в струнку силуэт Сигмы здорово выделяется на фоне расслабленных, вальяжных посетителей. От него извечно исходит спокойная приветливость, каждому гостю приятно его общество, каждый его выход в зал встречается восторженно. Может, некоторые то и посещали казино лишь для того, чтоб собственными глазами увидать это чудо, будто бы рождённое для роли управляющего казино. Человек он невероятно терпимый и в светских разговорах знает толк: он может что угодно вытерпеть, может в самых невыносимых условиях стоять часами с любезным видом, выслушивать какую угодно протухшую, утомительную и тупую хрень, не испытывая желания выйти на улицу и пустить себе пулю в лоб. — Это место не перестанет завораживать, даже если находится здесь часами напролёт, — Вежливым, бодрым голосом проговорил Николай, изо всех сил стараясь звучать бойко и приветливо. Он говорит как бы не обращаясь к кому-то конкретному, так, озвучивает мысли, надеясь, что кто-нибудь их подхватит и начнёт диалог. Так и происходит. — Благодарю, — слышится гордый за своё детище голос. — Находясь так высоко, нельзя не почувствовать этот трепет. — Однако! Однако, однако! Здесь меня обдаёт таким странным чувством, я долго ломал голову и все не мог понять, как же его охарактеризовать... — заметив, что его слушают ещё несколько человек, и Сигма в том числе, он затараторил, активно жестикулируя, — это можно сравнить с нахождением меж мирами. Мы находимся вне юрисдикции других стран, в независимом и свободном положении, и в то же время, физически мы не свободны. Ведь отсюда не уйти, и сюда не попасть просто по щелчку пальцев. Так еще и эта атмосфера азарта! Не представляете как же я люблю карточные игры! Да и к слову об игре... Не окажите честь побыть нашим дилером, господин управляющий? — Гоголь умильно склонил голову к плечу. Оскалился в блаженной улыбке, излучающей не то надежду, не то придурь: смотря как поглядеть, конечно. — Разумеется, — Миролюбиво откликнулся Сигма и тихонько отвёл глаза. Ему с первых секунд не понравился этот человек, но послушать своё нутро и просто выставить гостя отсюда было бы верхом неприличия. Вместо этого он вежливо осведомился. — С кем Вы? — А-а... Вот с ним! — Без малейшего чувства такта, безо всякого предупреждения он схватил за руку рядом стоящего мужчину и притянул к себе. И, уже тише, заговорщическим тоном добавил: — Вы же сыграете со мной? — Не вижу причин для отказа, — Послышался надтреснутый неприятный голос. Мужчина лет тридцати добродушно похлопал блондина по плечу. Выглядит он обеспеченно, рубиновый перстень на мизинце, который он оттопыривает словно держит чашку с чаем, переливается багряными всплесками. Улыбается, правда, несколько оторопело. Лоб у него блестит, лицо пылает счастливым, жарким румянцем: похоже, он пьян. Прекрасный кандидат. Сигма скосил глаза, мол, идёмте. Легко, изящно крутанулся на каблуках и невесомой походкой отправился к игральному столу. — Как, говоришь, тебя зовут? — ослепительная улыбка украсила мягкие черты лица. Гоголь обращается к противнику, а глаз не отрывает от дилера. С острым, растущим час от часу любопытством он ловит каждое его движение: вот он тасует колоду, поправляет выбившийся из жилета галстук, заправляет мешающую прядку волос за ухо... — Мио Широю. — проговорил мужчина, протягивая через стол руку для рукопожатия. — Николай Гоголь, приятно познакомится! — прозвучала в речи нотка наигранности. Мио не был ему интересен, он просто первый попался под руку, и поддерживать с ним беседу, даже самую простую, желания нет. Сигма ловкими профессиональными движениями раздал каждому по две закрытые карты. И тут же взгляд у него сделался такой холодный, как будто он смотрит в прицел ружья. Три открытые карты он выложил в центр стола: заезженный сценарий, знакомый как мизансцена любимого сериала. Мио взглянул на свои карты и тут же эмоции захлестнули его, азарт забурлил ледяными пузырьками, опасным, восхитительным покалыванием, будто просочилось сквозь течь в лодке студёное море. Если на столе окажется еще один валет, то он сможет сложить сильную выигрышную комбинацию. Мужчина самодовольно улыбнулся и выдвинул высокую башенку из фишек, повышая ставку вдвое. Николай же, глянув на свои карты, с восторгом взвизгнул, чем перепугал рядомсидящих. Он тоже радостно выдвинул ещё одну башенку. — Надо же, — Гоголь вскинул голову и рассмеялся: резкое пронзительное хихиканье. Сигма неприятно поежился, по залу пронёсся заинтересованный шёпот. Николай ведёт себя чересчур громко, оттого стали появляться зрители, смешливо наблюдающие за представлением. Широю величественно перевернул свои карты и демонстративно, надменно прикрыл глаза. Но тут послышалась усмешка: — Время для фокуса, — пробормотал Николай еле слышно, одними губами. Мио взглянул на свои карты и не поверил глазам. Секунду назад в его руках было два валета! А сейчас там шестерки! Как такое могло произойти!? — Что такое? Неужто фортуна не на вашей стороне? — Пропищал Гоголь с деланной нежностью. Резко вскинул голову, глянул на дилера и подмигнул: легонько, почти незаметно. Сигма же в свою очередь плотно сжал губы и вопросительно поднял бровь. — «фулхаус», — произносит Гоголь, вальяжно выкладывая комбинацию из пяти карт. Тех самых карт, что были в руках Широю несколько секунд назад. — Он жульничал! — Завизжал раскрасневшийся мужчина и принялся осыпать противника оскорблениями, не дожидаясь что скажет Сигма, который так опешил, что и словечка не смог вымолвить. Он так и не привык к жутким драмам, которые разыгрывались когда дело касалось чересчур эмоциональных людей, не умеющих принимать поражение. — Прошу, спокойней, — Ответил он, наконец совладав с онемевшим было языком. — Жульничество в небесном казино недопустимо, — Произнёс он плоским, невыразительным голосом, надеясь, что так в достаточной мере выразит своё презрение к сия действию. — Но я внимательно следил за ходом игры и ничего подозрительного не происходило. — Что за бред? Он украл мои карты! Разве вы не видели? — Разобижено гаркнул, чуть ли не задыхаясь от несправедливости. — Он сидел в метре от вас, его руки были в поле моего зрения на протяжении всей игры. Никакого жульничества не было. И думаю это есть кому подтвердить, — ответил он, глядя с холодным, почти врачебным безразличием, а потом выжидающе зыркнул на толпу, которая тут же одобрительно заохала в подтверждение его словам. Мужчина вскочил и со злобным неистовством ринулся к Гоголю, но Сигма сразу же среагировал, преградив ему путь. Меньше всего на свете он хочет, чтоб кто-то заметил даже самую малость его трясучки: внешне он держится так спокойно, что ни у кого и сомнений не возникло, что вся ситуация полностью им контролируется. Что любой конфликт ему подвластно устранить. Но на деле, от нервов ладони у него вспотели, навалилась странная, дремотная легкость, вокруг заколыхался темный безбрежный мир, словно бы он взгромоздился на мачту пиратского корабля из кино, и теперь ночной ветер, бушевавший над морскими просторами, болтает его во все стороны... — Людей не способных наслаждаться игрой, я вынужден попросить удалится. Прошу, оставьте личные разборки за пределами казино. — Он не успел опомниться, даже выдохнуть не успел, как мужчина прошёл мимо него, рьяно толкнув плечом, и вмиг оказался перед Гоголем. Толпа, успевшая собраться за считанные минуты, неистово оживилась. Увешанная драгоценностями дамочка вскрикнула, когда Мио со всего размаху хорошенько приложил Николая по зубам, отчего тот пошатнулся, рвано выдохнул и попятился, пытаясь сохранить равновесие. — Охрана! — придушено вскрикнул Сигма. В голове у него зашумело от тревоги, а сердце заскакало в груди тенистым мячиком. Охрана явилась незамедлительно, и минуты не прошло как Широю скрутили. — О Боже, как вы? — С ухнувшим вниз сердцем подошёл он к Гоголю, волоча ноги с узнаваемой диссонансной дробью. — Нет-нет, всё в порядке, — с губ Гоголя скатывается тонкий багряно-красный ручеёк, эта кровавая улыбка в сочетании со старым шрамом на глазу превращала его в добродушного упыря из ужастиков. И хоть откликнулся он ровным голосом, внутри так и хмелеет от того, как много внимания привлёк, позабыл даже, что может замарать одежду кровью, так сильно упивается удивленными лицами толпы. А самые восхитительные эмоции принадлежат управляющему: это именно та реакция какая и должна быть у нормального человека! Все в «смерти небожителей» такие сдержанные, с такой скудной мимикой, что аж тошно становится. А вот он совершенно другой... Загадочный как само течение времени и одновременно с этим такой открытый... удивительное сочетание! Безотчетно, жадно и до болезненного остро Николай радуется каждому его обеспокоенному взгляду, каждому нервному движению... «всё плохо всё плохо всё плохо» тем временем резонирует в голове Сигмы. Хоть он и пытается сохранять здравость мышления, но взглядов слишком много. Он аккуратно взял пострадавшего под локоть и спешно вывел из зала, параллельно шепнув зазывале, чтоб тот успокоил толпу. Гоголь вздрогнул от прикосновения, какое-то странное, ранее не испытываемое чувство кольнуло внутри. От него пахнет гвоздикой, чаем, дымкой и ещё какой-то еле уловимой сладкой горечью... Они прошли по длинному коридору, завернули в мед кабинет, врача в котором почему-то нет на месте. Сигма усадил Гоголя на кушетку, нервно заходил взад-вперёд. Тоненький серый хлопок рубашки затрепетал в такт тяжелому, мощному дыханию. — Мне искренне жаль, что такое произошло! — сказал Сигма, слегка обрадовавшись тому, что по голосу и не скажешь, что он напуган. Сам не зная почему, он аккуратно провёл по месту удара кончиками пальцев и тут же одернул себя. От неловкости и непонимания собственных мотивов стало дурновато. Почему-то чувство такое, словно он стоит у пропасти, с края которой давным давно должен был упасть. Управляющий не знает куда деть руки, они висят бесполезными плетьми, а Гоголь всё смотрит, смотрит и смотрит, ловит каждое движение. Сигма тихонько прерывисто задышал, молясь, чтоб врач пришёл поскорее. — Ничего страшного, — ответил он вальяжно, беззлобно, словно обращается к котёнку, который его поцарапал. — Вы же не виноваты, что кто-то не умеет проигрывать. — И всё же это произошло в стенах моего заведения и я не оставлю это просто так. В каком номере вы заселены? Мы переселим вас в люкс. Он улыбнулся. Вся эта заваруха была дела рук Николая: плодом его холодного, расчётливого, безжалостного ума. Он откинул голову назад, зашёлся в хохоте. Развязный, жеманный, самодовольный, он вроде бы был здесь, но мыслями совсем далеко.