Эфочка!

      Я лежал на боку, водил пальцем по лицу Эфочки, медленно очерчивая изгибы его бровей и спускаясь по носу к губам. Едва касаясь, скользил по ним, по щекам. Влево, вправо, от одной ямочки до другой. Эфка не выдержал: – Хён, что ты делаешь? – Любуюсь, созерцаю. Ты такой красивый, мой Эфочка! Почему я раньше не замечал, какой ты красивый? Или замечал, но сам этого не понимал? – Ромка! Ромашка! Ромео! Мой любимый! Это ты у нас – красавчик! Даня прав, когда зовёт тебя так. Ты знаешь, я рад, что он тогда пришёл в школу. Если бы не он, ты долго мог ещё меня не ревновать. А он заставил тебя почувствовать, как ты ко мне относишься. – О, только не напоминай мне этот момент. Ну, тупень я, тупень. И я ревновал на самом деле, только не понимал. Когда к тебе липли все эти фанатки, хотелось всех просто пинками наградить и разогнать. – Хён! Ты всё ж ревновал меня, значит! – Ещё как! Ну, я просто бесился, и поэтому любил разгонять твоих фанаток, запрыгнув к тебе на спину с криком: «Поехали!!!» Все сначала злились, а потом ржать начинали. А ты меня на себе катал. Шум, гам, смех… – Ага, а я так был рад, когда чувствовал тебя на себе. Тогда ты был весь мой и только мой. И мне казалось, что ты меня любишь, так же, как я тебя. – Тебе не казалось, я любил тебя. Только не осознавал. – Я помню тот момент, когда я увидел, что ты понял. Тогда, в кино. Ты так на меня смотрел! До сих пор это перед глазами. Вот мы сидим: с тобой рядом Трещотка трещит, ко мне Светик вяжется. А я от тебя взгляд не отрываю. Вижу, что ты весь бесишься изнутри, но причину пока не знаю. И потом вдруг тебя Булочка увела. А через минут десять вы вернулись, и у меня от твоего взгляда аж мурашки побежали! Хён! Ты так на меня смотрел! Это было что-то невероятное. Я видел, что ты понял всё про себя. А я внутри себя просто кричал, вопил, орал. Я впервые в твоих глазах увидел то, что хотел. А затем в кино. Я чувствовал, что ты немного в шоке. Я так рад был тебя трогать, держать за руку. Ты тогда ещё меня попкорном кормил. Это так мило было. И за руки мы держались в тот момент уже не как друзья. Я это чувствовал. Я так и не понял толком, что мы за фильм смотрели. – Я тоже его не смотрел. То есть смотрел, но не видел, что смотрю. Я всё о тебе думал. – А я о тебе. Мне так хотелось схватить тебя и убежать, зацеловать всего. А потом этот дурацкий поцелуй Светика. Вот тогда я реально подогнался. Я видел, что ты просто в бешенстве. И слушать меня не хочешь. Да я тогда волосы на себе рвать хотел в прямом смысле, а не в переносном. Ты перестал смотреть на меня, а я почувствовал, будто ты исчез. Вот для всех ты есть, а для меня – нет. Я испугался, Хён. Как я испугался! Я думал, что это конец. В этот момент мне казалось, что рухнула моя надежда на взаимность, и что друга я тоже потерял. Я не представлял, что ты там себе надумал. Я домой зашёл, упал и просто лежал. Я рычал в подушку, почти рыдал. Не знал, как исправить ситуацию, что сказать тебе. – Да я сам тогда от всего этого чуть не сдох. – А когда Лизок позвонила, я подорвался, как бешеный. Страх меня всего затопил. Она рыдала в трубку, что-то говорила. А у меня земля из-под ног ушла. Я ничего не мог понять, не дослушал… полетел к тебе… Я, ведь, Хён, не говорил тебе. Я тогда риал испугался, что ты с собой что-то сделал. – Ты, дурак, Эфка!? Зачем мне что-то с собой делать. Да и не в состоянии я был, как ты помнишь. В голове ад просто творился. Бочки, молоточки, грохот. – Ну, знаешь, разные случаи вон в новостях описывают. А потом ты очнулся и плакал, говорил, что любишь меня. Бля… да у меня земля из-под ног ушла. Ты чё ржёшь!? Я ему тут трагедию описываю, а он ржёт!       Меня действительно пробило на смех, я хихикал, как идиот, потому что каждая фраза Эфки напоминала мне список, который мы учили в конце девятого при подготовке к экзамену. – Не обижайся, Эфочка! Мой любимый! Просто ты всё время фразеологизмами говоришь. У меня этот дурацкий список в голове прямо весь высветился. Как вспомню вопли Занозы, так он сразу в голове искрить начинает, как неоновая вывеска. – Ну, вот как тут с тобой по душам говорить, Хён-а? Ты опять всё на смех вывел. Лучше скажи мне, о чём ты с папой Лео болтал. По какому поводу ты там загоняешься? Колись уже!       Настроение у меня сразу упало почти до нуля. Я опять начал метаться. Как сказать? Эфка взял моё лицо руками, провёл мне по губам большими пальцами, притянул к себе, поцеловал, потом вернул на исходную позицию: – Я жду. Ты обещал рассказать. Перестань таращиться на меня своими глазюками-молниями, прожигать меня и говори уже. – Кто б говорил, про глазюки… – Ну! – Я спрашивал у него о подготовке. – Какой подготовке? – Той самой, к сексу. Я ж ничего не знал. Но я видел, что ты, ты большего хочешь. А мы ж только видосы смотрели. Ну, понятен сам процесс. Понятно всё про сам секс. Ну, я и думал, а как оно там всё… ну, это, это ведь не так, как у женщин там всё. Извини, но это ведь задница, и её функциональные обязанности никто не отменял. Я и залез, начитался, насмотрелся до одури. Ну, и решил, что это просто капец. Что за на хрен?!! Клизмы надо делать какие-то! В общем, конкретно загнался. Так, что шарахаться от тебя начал. – Я это заметил. – Ну, не знал я, как тебе сказать про эту самую клизму. Это ж страсть такая. Решил, что чем такую муку терпеть тебе, ну, может забить на всё это. И посоветоваться не с кем… Вот, сам не знаю, как додумался с Лео поговорить.       Эфка слушал меня внимательно, смотрел на меня своими мерцающими галактиками, облизывал губы. Я замолчал. И он молчал. Всё также глядел на меня. Я не выдержал и продолжил: – Ну и потом, там все пишут, что это в первый раз всегда больно. Я не хотел тебе делать больно, Эфочка! Я не могу сделать тебе больно. И не хочу! И не хочу тебя всякой химией травить, чтоб типа обезболить. – Офигеть! Ты что ж и про попперсы всё изучил!??? – Конечно! Это я сразу отмёл. Не хватало ещё всякую дрянь вдыхать. – Хён! – Да! – Ты у меня… – …дурак, да? – Нет, Хён! – Идиот? – Да нет же! Ты у меня… – Тупень? – Господи, да дай же сказать! – Ну, говори. Я со всем смирюсь. Чё уж там! – Я хочу сказать, что ты у меня самый лучший на свете, самый заботливый, самый ласковый, самый внимательный, самый загонятельный Хён! Я тебя так люблю, что вот просто сил нет. – Опять этот самый, как его, фразеологизм. – Да и хрен с ним. – И слово-то какое придумал: загонятельный! – Ну, ты если такой и есть. Сколько раз обсуждали с тобой, чтоб всем делиться. А ты опять в одного всё переживать начинаешь. Почему сразу меня не спросил? – Что спросил? – Про подготовку. Я ж не просто так приставал к тебе, просил. Я с папой эту тему в первый же вечер перетёр, пока ты в больнице шоу Дэна смотрел. – Ох, не вспоминай про кузена! Ты дяде Яну что, всё рассказал? О том, что мы уже того… этого. – Хён, ты странный у меня. Того-этого. А кому мне ещё рассказывать и спрашивать у кого? У Тормоши? Мы после ужина завалились к папе в спальню, и я у него всё выспросил. Зачем мне видосы смотреть? Учиться у чужих, когда у меня тут как бы собственный препод имеется. Отец спокойно всё рассказал, предупредил чего лучше не делать точно, и про попперсы особенно. Рассказал про клизму, но сказал, что лучше её он мне на мне и покажет, как делать. Так что Хён, ты будешь опять смеяться, но у меня натурально лабораторная работа была под чутким руководством. – Афигеть! И как оно? – Что оно? – Ну, клизма эта? – Нормально. Ну да, знаешь это не кайф явно, ощущения так себе. Но не больно, просто неприятно. И главное тут воду в себе научиться удерживать. – А что трудно? – Конечно, она, зараза, так и норовит вытечь. Я ещё сначала боялся, что вдруг соль разъест там меня изнутри. – Соль? А что с солью надо? – Смотрел да не досмотрел ты видно. Да, с солью лучше и быстрее очищается. Только надо совсем слабый раствор делать. – Слушай, точняк. Я вспомнил что-то такое, один мужик там говорил. Но я в таком афиге был от всего контента, что про соль у меня уже не залезло в бошку. – Ну, вот и чего ты тогда долго думал так? – Но и ты мне не рассказал, что опыты над собой ставишь. – Ну, какие ж это опыты. Обычная клизма. – Не знаю. Кому может и обычно клизму в задницу вставлять, а кто-то ни разу в жизни её не видел, а только слышал. А после просмотра видосов о ней чуть копыта не откинул.       Эфка засмеялся. Обхватил меня за шею, прижал к себе и начал мне лицо выцеловывать. Я от него пытался выдраться, а он только крепче меня обнимал и смеялся. – И чё теперь ты ржёшь, Эфка?! Про меня говорил, а сам тоже. – Я не ржу, а смеюсь. Смеюсь, потому что и ты сейчас фразеологизм сказал. Вот ведь Заноза! Прямо как зараза пристали к нам её конспекты. Действительно выучили, как таблицу умножения. И главное на фига они нам? – Видимо для того, чтоб обмениваться ими нам с тобой, – я перестал выдираться из рук макнэ и уткнулся ему в плечо. В голову закралась мысль. «А что? Мы же решили сразу всё говорить? Вот и скажу. Точнее спрошу». – Эфка! А ты ещё потом делал себе раз эту клизму?       Макнэ погладил меня по голове, накрутил отросшие волосы себе на палец и слегка дёрнул их: – Айщ! Ты чего? Так делал? – Делал! Я уже раз пять делал, чтоб тебя… – Пять??? Но когда? Зачем столько? – Когда, когда? Тогда! Тогда, когда думал, что вот сегодня мой Хён решится… Я ж не думал, что ты шарахаться начнешь.       Я лежал в полном афиге. Эфка уже пять раз эту самую подготовку проводил, неудобства терпел, а я вёл себя как полный дебил. Я представил, как он готовился, потом выходил, а я тупо сливался, и вся подготовка коту под хвост. Тьфу ты, ну ты! Чёртовы фразы Занозы. – Хён! О чём думаешь? – О тебе. – И что ты там обо мне думаешь? – Думаю, что ты у меня самый умный и любящий парень на свете. И что тебе очень не повезло в жизни. – Почему это мне не повезло? В чём? – В том, что тебя угораздило влюбиться в полного кретина, тупня и тормоза. – Э-э, ты давай кончай моего парня оскорблять. Я никому этого делать не разрешаю. – Даже мне? – Даже тебе! – А ничего, что я твой парень и есть? – Вот поэтому тем более не разрешаю. Мой прелестный ротик не может оскорблять моего парня. – Так твой ротик и не оскорбляет. – Ты опять ничего не понял. Твой ротик – это мой ротик, который я обожаю целовать. Поэтому он никогда не будет говорить всякие гадости про моего Красавчика! – Ты это... прекращай меня так называть. Хватит с меня твоего кузена. – О, как интересно! Значит, только ему ты позволяешь так себя называть, а мне уже нельзя? – Ничего я ему не позволяю, он сам привязался с этим прозвищем. А ты не называй так, потому что сразу ощущение как будто он тут присутствует. А на фига он нам тут нужен, когда мы интимные разговоры ведём! – А у нас интимные разговоры, Хён? – Конечно, макнэ. А ты не заметил? – Ну, и в чём же интим заключается? – Вот снова здорова. А то, что мы про клизмы говорим, подготовку и секс – это не интимные? Дэну тут явно не надо присутствовать. – Ладно, ладно. Не дуйся. Я понял. – Ну, раз понял, давай тогда я, наконец, совершу этот обряд, ну то есть, попробую совершить. Если, конечно у тебя всё для него есть!       Эфка на несколько секунд завис, как старый комп после перезагрузки, потом сглотнув, переспросил: – Что? Обряд? Какой обряд? И что у меня должно быть для него? – О боги! Эфка, ты от меня заразился? Неужели моя тупость к тебе с поцелуями перетекает? Я про секс говорю. И про то, что к нему надо подготовиться, там ведь ещё смазка нужна, её лубрикант называют. Тоже, то ещё словечко. Назвали бы по-русски смазкой, так нет, надо такое слово завернуть, чтоб язык сворачивался, и голова напрягалась, вспоминая: лубрикант. Пипец просто! И эти как их, презервативы. Ну, точнее один презерватив. Я не чувствую себя половым гигантом, чтоб сразу пачку использовать. Ну, вот скажи, что ты опять ржёшь? Я ему о деле, а он опять ржёт. Смешинка в рот попала?       Эфка уже не просто смеялся, а рыдал. Он закрыл своё лицо руками и просто хохотал так, что из-под пальцев слёзы уже потекли. – Хён, всё, прекрати, пожалуйста. Я больше не могу. Обряд… ты сказал обряд… я умираю… инициация как будто… половой гигант… ага, конечно, какой ещё!? Гигант, который месяц почти шарахается от прикосновений. – И что тут смешного? – я начал надуваться. Отлепился от плеча Эфки, перекатился к краю дивана, сложил руки на груди и фыркнул. – Ну, просто ты слово «обряд» сказал! Про секс так ещё никто, наверное, не говорил. Назвать секс обрядом. – Господи, ну оговорился человек. Вместо того, чтоб поправить, он ржёт, как конь. Ну, а как я его должен ещё назвать? Процесс? Взаимодействие? Половой акт? Потрахушки? Всё это никак не подходит, или пошло звучит. Ну, вот и сказанулось. – Хорошо, хорошо. Не дуйся. Я всё понял. Так что, Хён, я могу идти готовиться? – Эфка придвинулся ко мне, уткнулся мне в шею и начал нашёптывать на ушко. – Хён-а! Мой малыш! Пожалуйста, не обижайся. Твой любимый макнэ сейчас бегом в ванную и через полчасика вернётся. Хорошо? Хён подождёт своего макнэ?       Эфкин шёпот проникал в меня, завораживал и затормаживал во мне все рефлексы. Я чувствовал, что опять таю и весь плавлюсь. – Да, да. Хён подождёт своего макнэ. А… – А всё остальное, малыш, в ящике тумбочки. Не волнуйся, пожалуйста. Всё будет хорошо. Мой Хён самый лучший и его макнэ такой же.       Эфка убежал в ванную, а я ещё минуту лежал обалдевшим и просто пялился в потолок. « – Эй, мозг!? – Я туточки, шеф. – Это сейчас что было? Я отправил Эфку клизму делать, а он такой радостный побежал, как будто за наградой. – Хм, шеф! Ну, не знаю, что там насчёт награды, но ты успокойся. Парень твой подкованный, поэтому волноваться не о чем. – Как же мне не волноваться, если он там сейчас себе экзекуцию устраивает, а я тут лежу себе и отдыхаю. – Ну, ты опять за старое. Никакая это не экзекуция. Хватит уже страстей нагонять. Вы всё обговорили, он тебе всё объяснил. Поэтому не о чем больше заморачиваться. Просто полежи и отдохни. Лучше подумай о том, что вы переходите на новый этап ваших отношений. Помнишь, я говорил тебе о танце любви. Так вот, если ты будешь загоняться, то никакого танца не получится. Только одна сплошная мука. – Точно. Танец любви. Самый красивый танец в мире. А вдруг я не смогу? – Чего не сможешь? – Ну, блин это самое… – Господи, о чём ты, шеф опять? – Нууу… станцевать? – О, боги! Да я отключусь, уползу в архив, в самый дальний угол, уши закрою и глаза заткну, и всё получится. – Что? – Тьфу, ты, тоже заговариваться начал. Вот ведь. Уши заткну и глаза закрою. Одни инстинкты останутся. Не переживай. С инстинктами и слепой, и глухой станцует. На ощупь. Главное, не забыть, что щупать и у кого. Всё я линяю. А то одни пошлости в голову лезут. – Это точно, ты совсем зарвался. Что попало несешь. – Ну, знаешь, ты б ещё больше меня выедал чайной ложкой. – Кажется, кто-то сказал, что линяет. – Уже!» ***       Я, видимо, задремал, потому что не услышал, как зашёл Эфочка, как закрыл дверь на защёлку, а только почувствовал, что меня со спины обняли, прижались. Рука скользнула на живот, прижала меня к себе сначала крепко, а потом развернула: – Хён-а! Ты спишь, что-ли? Я готов. Просыпайся. – Не могу. Мой дракон спит и не хочет просыпаться. Разбуди его. Эфка хихикнул: – Дракон спит! Афигеть! Когда это младший хён в дракона превратиться успел? Я чего-то пропустил? – Когда, когда? Тогда! Вот сейчас усмирять его будешь. – Зачем же его усмирять? Он и так смирный. Вон лежит себе спокойно и дрыхнет, – рука Эфочки скользнула и улеглась мне на пах, потом тихонько сжала и младшенького и «близняшек». Внутри меня вспыхнул пожарчик, пока мелкий, ленивый, едва выпускающий искрящихся мотыльков. Но глаза я открыл и уставился на макнэ. Он был полностью раздет. – Эфка?! – Что, мой малыш Хён?! – Ты – голый! – Ну, да! И что? – А я – одетый! – И что? Это можно быстренько исправить! – он привстал и, усевшись мне на ноги, стал стягивать с меня шорты вместе с боксерами. – Ты что делаешь? – Как что? Освобождаю дракона. Всегда хотел это сделать. Приподними попу, Хён! А малой-то уже проснулся! Смотри, как с интересом на нас глядит. Уф, еле освободил. – Ты что несешь? Какой малой ещё? – Ну, дракончик, который спал. Ты ж сам сказал. – Какой такой дракончик? Дракон! И совсем он не малой. – Ну, не дуйся. А то все силы уйдут не к младшему хёну, а неизвестно куда.       Эфка сидел на корточках, снимая с меня бельё, футболку. Я откровенно пялился на него, вид был крышесносный. Эфка благоухал орхидеей (знает мой фетиш в гелях для душа). Макнэшечка тоже уже проснулся. И был очень активным, пока Эфка раздевал меня. Я залип на него, нагло и бесстыдно. Отлип, когда почувствовал, что кое-кто замер и тоже пялится на меня. Руки, лежащие у меня на ногах, начали своё движение вверх, потом разошлись на тазовые косточки, скользнули с них на бока и нырнули вниз к ягодицам. А макнэ в это время просто взял и облизал головку младшего хёна. Меня выгнуло навстречу Эфочке, ноги сами собой согнулись и раздвинулись. Что за нафиг? Кажется, это сейчас меня тут разложат и поимеют. Это мне надо было клизму ставить. Но, как это приятно: лежать вот так! Тебя гладят, целуют каждый кусочек твоего тела, прикусывают слегка, посасывают то косточки, то соски, то проходят одним медленным мазком горячего и мокрого язычка по всей длине младшенького, потом спускаясь и засасывая по очереди «близняшек». А руки в это время мнут ягодицы так, что ты растворяешься и хочешь только одного, чтоб это продолжалось. Пожар у меня внутри полыхал вовсю, но это была какая-то иная категория сложности. Он будто горел ровно, но очень сильно, жар начинал давать какую-то тягу, и меня просто выкидывало навстречу губам макнэ. Его язык превратился в змею, которая успевала скользить по всему торсу, и казалось, что она просто везде. Я пребывал в таком состоянии, что и представить себе не мог, как мне сменить позицию. Ауч! Мне офигенно хорошо! Мне никогда в жизни не было так хорошо. «Мой любимый, мой самый ласковый, что ты со мной сделал? Твой Хён хочет тебя, хочет так, что все страхи и колебания ушли, улетели, ускакали, унеслись прочь». Я впервые осознал, что попроси Эфка сейчас меня отдаться ему так, как он сам хотел отдаться мне, я бы нисколько не возражал. Мало того, я сам этого хотел. Хотел слиться с ним воедино, почувствовать его внутри, его движения, вибрации, ощутить каково это, когда вы становитесь единым целым. – Хён-а?! Любимый! Я так хочу тебя, пожалуйста, помоги мне! Иди ко мне! – и Эфка одним рывком поднял моё расплавленное тело и опрокинул на себя. Его тело было таким горячим, дрожащим от страсти. «Мой макнэ, как же я люблю тебя! Мне так нравится лежать на тебе, всего ощущать под собой». Руки мои проснулись и начали своё путешествие по телу любимого. Они то скользили по губам, то задевали тыльной стороной ладоней соски. Я пришёл в себя и тоже начал неистово выцеловывать Эфочку. Пожар во мне превратился в ненасытного монстра и заставлял меня терзать губы макнэ. Язык метался от его рта к соскам, танцуя одному ему известный танец. Я распрямился, чувствуя своим пахом возбуждение, макнэ был у меня весь перед глазами. Галактики его сверкали, переливаясь, грозясь обернуться взрывом от слияния, руки мои смело двинулись вниз. Их давно ждали. Эфочка стонал: – Хён-а! Хён-а! Пожалуйста! Потрогай меня там! Я соскучился, я весь по тебе соскучился! Я хочу тебя! – Сейчас мой хороший! Мой родной! Сейчас! Вот так? Так? Тебе нравится, когда я тебе их трогаю? – мои руки оглаживали «близняшек», перебирая и лаская их. Я наклонился, начал целовать их, медленно двигаясь к заветным «вратам», так ждущей меня «вселенной». – Да, да, да! Хён-а! – Эфка тянулся ко мне, руками беспорядочно касаясь меня, где доставал. Я только хотел дотронуться до складочек «врат», как вспомнил про смазку. – Эфочка, милый! Подожди! Смазку достану, – и я потянулся, выдвинул ящик, но рука никакого тюбика не нашарила. Я оторвался от макнэ, заглянул. Раздался голос Эфочки, дрожащий и немного задыхающийся: – Хён, это флакон, а не тюбик. – Ааа! Спасибо, милый! Я быстро, щас, – я сразу достал и упаковку с презервативами, и флакон. Глянул на макнэ, Эфка смотрел на меня, улыбаясь: – Давай, Хён-а, смелее. Просто намажь мне там всё и свои пальцы тоже! – Ага. Щас, щас. Я быстро, – я налил гель в ладошку, и хотел уже приложить руку к промежности, но понял, что всё быстро стечёт на постель. Таак! Что сделать-то!? Вот чёрт! « – Шеф! Чего тормозим!? Подушку подложи под макнэ. – О, точняк! Спасибо! – Флакон-то поставь на тумбочку, шеф! Что в него вцепился? Давай шустрее, а то весь запал растеряешь! – Да, понял я, понял!» – я суетливо поставил флакон на тумбочку, тут же подтянул подушку, сложив её вдвое (спасибо видосам): – Эфочка, любимый, приподнимись, я подушку подложу! Удобно? – Да, Хён-а! Мне хорошо!       Я смело прислонил ладошку к колечку мышц. Гель, успевший согреться в моей руке, не доставил макнэ никакого дискомфорта. Я аккуратно смазал промежность, и стал медленно поглаживать колечко. Запал действительно немного ушёл, но я чувствовал, что торопиться не надо, надо сделать в первый раз всё нежно и приятно своему любимому. Поэтому я снова начал целовать Эфочку, вернувшись к его губам. Ласкал их, вылизывал, прикусывал нежно. Досталось и ушкам. Милым остроугольным. Они слушали мой шёпот, моё дыхание. Я вылизал и их, потом снова вернулся к губам. Эфка мне отвечал тем же, запустив свои руки мне на затылке в волосы. Языки наши сплелись в своём любимом танго, внутри меня снова разгорелся пожар, тяга стала медленно нарастать. Мои пальцы медленно и нежно скользнули сквозь «врата», и стали прогуливаться по ним, пытаясь раздвинуть их границы и границы «той самой вселенной». Я пытался сконцентрироваться, чтоб найти волшебную точку, но у меня это плохо получалось. Эфка начал ёрзать, пытаясь насаживаться на пальцы сам. Дыхание его участилось, он стонал, слегка двигался мне навстречу, и я, наконец, нашёл её. Макнэ замер, ахнув и выдохнув: – Хён-а! Хён-а! Да! Да! Ещё, ещё! Хочу тебя! Трогай меня там! Ещё трогай! Да! Вот так! Хён-а, скажи, что ты хочешь меня! Скажи, как ты хочешь! Я хочу слышать! Смотри на меня, Хён-а! – Эфочка, любимый! Очень хочу! Очень сильно хочу! Я трогаю тебя, мне так нравится тебя трогать! Ты весь мой! Такой горячий! Я хочу целовать тебя всего и везде! Я хочу трогать тебя, твою дырочку, всегда хочу! Она такая маленькая, такая милая! И ты! Ты очень милый, и мне так приятно смотреть на тебя. Голенький, чистый, любимый! Весь мой! Навсегда мой! Я хочу внутрь, Эфочка! Уже можно? Скажи мне, любимый! – Да, Хён-а! Можно! Я хочу тебя, внутри! Очень хочу! Я так долго ждал! Я так хотел! Я просто умирал, как хотел тебя! – Прости, прости меня. Я сейчас! Щас! Щас! – мне пришлось вынырнуть из эфкиной «вселенной», разорвать по-быстрому упаковку, достать презерватив. – Хён! Дай я сам надену. Хорошо!? А ты смажешь его! – мы кое-как вдвоём дрожащими руками справились с этой задачкой. Я снова погрузил свои три пальца аккуратно в Эфку. – Хён! Всё хорошо! Ты же видишь, что уже можно! Иди ко мне, любимый! Просто возьми меня! Твой макнэ очень развратный, он так хочет, чтоб Хён был внутри!       Я придвинулся ближе, устроившись между бёдер макнэ. Геля я не пожалел, поэтому и руки и ноги мои были в нём. Ещё раз провёл рукой по возбуждённому макнэшечке. Эфку немного дёрнуло, я, приставив младшего хёна к «вратам», начал медленное погружение. Головку мне сдавило не хило так. Я впервые ощущал на своём члене инородное тело, но презерватив чуть-чуть сдавливал его, а вот эфкина «вселенная», несмотря на все мои попытки растяжки, не торопилась принять меня к себе и обхватила достаточно сильно. Я сначала пялился, как идиот на то, как пытаюсь проникнуть в Эфку, потом поднял глаза на него самого. Его галактики медленно вращались. В них светились страсть, желание и огромная любовь. Меня захлестнуло. Я замер. Он смотрел на меня, рвано дыша. – Тебе больно? – Нет. Непривычно! Хочу всего почувствовать. Можешь быстрее? – Точно не больно? Не могу быстрее! Не лезет! Я боюсь тебя порвать, Эфка! – Не бойся. Всё хорошо! Я быстро привыкаю. Ты главное не останавливайся. Я стараюсь расслабиться. Давай! Давай дальше!       Видимо я снова задел волшебную точку, Эфка вдруг распахнул глаза. Его аж приподняло. Он схватил меня за руки. И сам попытался нанизаться на меня. Какие-то секунды, и я почувствовал, что весь погрузился внутрь. На лице выступил пот. От вида макнэ, от его переливающихся галактик, от пота, который выступил и на его лице, и на его теле, от его обалденных красных губ у меня снова разгорелся пожар, и стало так тянуть внизу живота, что я сам не заметил, как стал двигаться внутри Эфки. Я видел, что ему немного дискомфортно, но уже не мог остановиться. Он ёрзал подо мной, потом вдруг выдыхал, ахал, стонал, кусая губы. Мои рваные движения, сначала медленные, потом более ускоренные, стали приносить мне дикое удовольствие. Я никогда такого не испытывал. Я наслаждался каждой секундой, каждым движением, я хотел, я желал, желал своего макнэ. Рука моя сама потянулась к макнэшечке, обхватила его и стала двигаться в такт с моими махами. На головке выступила смазка, я провел по ней пальцами, а потом взял их в рот. Эфка от этого зрелище так застонал, что я на секунду замер. – Я хочу поцеловать его, но мне не дотянуться, любимый. Поэтому я целую его так. – Да, Хён-а! Да! Делай, что хочешь! Целуй, как хочешь! Мне нравится! Мне всё нравится! – Тебе больно? – Нет, нет. Уже нет. Уже только приятно! Хочу сильно, сильно хочу! Ты так глубоко. Мне приятно! Мне никогда не было так приятно! Я люблю тебя, Хён-а! – И я люблю тебя, Эфочка! Мой Феликс! Ты только мой! А я весь твой! Я в тебе, смотри на меня! Я так двигаюсь, потому что ты хочешь, и я хочу! Я тебя всегда хочу!       Внутри меня полыхало адское пламя, как мне казалось. Колесницы носились с огромной стаей мотыльков-птеродактилей, а рука моя, исступлённо зажимая макнэшечку, прыгала по нему верх-вниз. – Хён-а! Я сейчас кончу! Я больше не могу! Я хочу кончить! – Давай, Фелиск! Любимый! Давай! Хочу, чтоб тебе было хорошо. Я тоже сейчас, уже совсем близко.       Какое-то мгновение, и я почувствовал, как мою руку обдало жаркой струёй раз, два, три. Зрелище фонтанчика из макнэшечки задело какую-то струну моего страстного желания, и внутри меня вдруг что-то рвануло, поднялось, и колесницы вырвались на свободу, с дикой яростью, толкаясь и мешая мотылькам-птеродактилям. Мозг пронзила волна дичайшего удовольствия, я вскрикнул, почти теряя сознания, по мне пробежала волна дрожи, потом также пронеслись мурашки. Меня выгнуло назад. Ещё раз, и ещё. Я еле удержался, схватился за ноги Эфки, а он вдруг начал притягивать меня к себе. – Хён-а! Хён! Давай! Ложись, любимый! – Сейчас, сейчас! Дай, я выйду из тебя! – Нет, не надо, не хочу пока. Полежи ещё во мне. – Но тебе ж неудобно, больно. – Нет, всё нормально. Удобно и уже не больно. – Бля… значит, всё ж было больно! Эфка, прости, прости. – Хён, перестань. Совсем немного, чуть-чуть было. А сейчас зато так хорошо. Тебе хорошо, любимый!?       Меня вдруг накрыло, и потекли слёзы. Я лежал на Эфке, в Эфке, возбуждение спало, напряжение тоже. Страх ушёл совсем, и осталось какое-то странное чувство опустошения. Какая-то жалость! Но ведь мне было классно, нереально хорошо. Я никогда такого кайфа не испытывал. Тогда почему? Почему меня душат слёзы? – Хён! Ты что плачешь? – лучше бы он молчал. Как только я услышал его голос, меня прорвало. Я зарыдал, и начал целовать Эфку, хаотично передвигаясь по лицу, телу его, повторяя, как заклинание: – Прости, прости, люблю, люблю. Я люблю тебя. Мой, мой, весь мой! Никто, никогда не заберёт тебя у меня! Прости меня! Феликс, мой Феликс! Мой любимый! Хочу тебя, снова хочу тебя! Прости меня! – Господи, Хён! Хён! Успокойся. И я люблю тебя! Перестань извиняться! Всё хорошо! Я тоже тебя хочу! Всегда! Ты мне так хорошо сделал! – Эфочка, правда, хорошо? Ты не врёшь мне? – Нет, нет. Я никогда не вру. Ты же знаешь. Ты мой любимый Хён. И у моего Хёна такой классный Дракон. Он такой, такой, просто оху…ный. Я засмеялся. – Ну, вот, мой Хён улыбается, смеётся, наконец. Я так рад. – Конечно, засмеёшься тут. Ты про мой член говоришь, что он оху…ный. Масло масляное, как говорит бабушка. – Дааа, я представляю, чтоб она сказала, увидев эту оху.. афигенную картину… маслом. – Не маслом, а гелем и спермой. – Ну, я вижу, что ты успокоился. Давай аккуратно вылазь из меня, и потопали в душ.       Я, придерживая презерватив, вылез из Эфки, он сразу хотел сесть. – Стой, подожди, я посмотрю, как там у тебя всё. – Что ты там собрался увидеть? Если что есть, то это внутри. – Я снаружи проверю. Бля… всё такое красное. Очень красное. – Крови нет? – Нет, пока нет. Просто всё ужасно красное. – Ничего, после душа всё намажем мазью, которую мне папа дал. И всё окей будет. Давай уже пойдём в ванную. Ай! – Эфка попытался сесть и взвизгнул. Лицо его перекосилось. – Больно? Тебе так больно? – меня затрясло снова. Слёзы выступили на глазах. – Всё нормально. Просто надо тихонько встать, а я по привычке, как будто ничего не было. Сейчас. Я тихо, медленно. Да, блин, теперь я понимаю, что хорошо, что лубрикант я купил дорогой, с эффектом обезболивания. Я ведь сначала думал, что у папы возьму. А он мне велел новый купить и сказал какой.       Мы добрались до ванной. Эфку я просто поднял и поставил в ванну: – Хён у меня такой сильный! Своего коня даже поднять смог! – Не стебись! Давай я тебя помою. Повернись. – Я и сам могу. Ай! Больно! Нафиг ты туда струёй? – Стой спокойно! Случайно попало. Я сверху на попу лью и туда стекает. Я боюсь трогать, ты сам тихонько давай смывай, мой. Пока Эфка мылся, проснулся мой мозг: « – Эй! Шеф! Чего завис? – Ты меня обманул! – Я? Когда? – Не было никакого танца. Ни фейерверка не было, ни северного сияния, никаких дождей с радугами, и никто не кружился ни в вальсе, ни вообще никак. – Ого! Шеф! Тебе не понравилось? То есть ты никакого удовольствия не получил? – Понравилось, получил. – Опять не понял. Ты кончил? Эфка кончил? – Да! – Так в чём дело? – В том. В том самом. Это был просто секс. Не было танца любовного, я просто трахнул своего любимого и всё. – Господи! Я с ума от тебя сойду. – Ты не можешь! Ты и есть ум! – Я с тобой сам с себя сойду! Что значит просто секс? Тебе было хорошо? Было. Эфке было хорошо? Было. Так в чём дело? – Это было просто. Ну не просто в смысле техники, а в смысле обычно, как у всех, наверно. Смазал, растянул, вставил, кончил. Секс был. А танца, про который ты говорил, не было. Никаких ярких картинок, музыки и всего прочего. – Господи! Я и не знал, что ты изобрёл новый способ выедания мозга. – Ничего я не изобретал. Я думал, что это будет более красиво, ну как-то романтично, а вышло всё как в тех видосах, что мы смотрели, когда дрочили. – Вот это заявочка! Тебе оргазма мало, задницы своего парня мало, тебе ещё романтику подавай! – Ну, ты же сам говорил, что любовный танец – красивый! – Так, шеф! Подожди! Давай …» – Хён! Ты чего замер? – А? Ничего. Что? Что ты хотел?! – Я говорил, чтоб ты полотенце мне дал и сам залезал под душ. – Да, ага. Сейчас. Тебе помочь вылезти? – Всё хорошо. Я сам уже могу. Давай мойся. А то ты весь в поту и смазке.       Эфка вылез, вытерся, обмотался полотенцем. Я быстро намылился и сполоснулся. Эфка смотрел на меня, пока мыльная пена стекала по моему телу. А я смотрел на него. Он поднял глаза: – Хён? Ты чего? Что-то случилось? О чём задумался? – С чего ты решил, что я задумался? Ничего не случилось.       Я вылез, вытерся, тоже обмотался, и мы вернулись в комнату. Завалились обратно в постель. Я обнял макнэ, поцеловал его: – Эфка! Скажи мне, тебе хорошо было? Только честно. А то ты и так соврал, что не больно было. А оказалось, что всё ж больно. – Ну, да, вначале немного было и потом в конце тоже немного. Когда ты совсем разошёлся. Твой дракон такой сильный, так долбился, что я думал, больше не выдержу и спихну тебя, но затем мне так приятно стало. Так приятно, я аж визжать хотел. Внутри меня выворачивало от удовольствия. Перед глазами мелькали как будто огни фейерверка, и я слышал странную мелодию. Будто кто-то на флейте играет. Всё кружилось, и меня всего будто кружило. Мне казалось, что это ты меня кружишь. А внутри так тянуло сладко, так тянуло. А уж когда ты за член меня ухватил, то я чуть совсем не улетел. Это непередаваемое ощущение. Я ничего никогда не испытывал подобного. Я не знаю, как это описать. Но это так классно, зашибись просто. И ты, Хён, ты такой обалденный был! Так красиво двигался. Твои глаза швыряли молнии, ласкали меня, ты так губы кусал, так изгибался, что я совсем голову потерял. Я так хотел тебя чувствовать Хён. И чтоб это никогда не кончалось. И ещё ты так стонал, так рычал. Это такое зрелище, такие звуки, у меня просто башню от тебя сносит, как вспомню. Чувствуешь, как я тебя снова хотеть начинаю.       Эфка взял мою руку и положил себе на пах. Макнэшечка действительно опять проснулся и опять был готов, тихонько так толкался в руку. Я погладил его, распахнул полотенце, снова потрогал. Наклонился, поцеловал головку, лизнул «близняшек». Эфка слегка ахнул: – Хён-а! Ты… ты… – Эфочка, давай свою мазь! Надо тебе всё там намазать. – Что? А, да! Давай! Только больше не трогай его, пожалуйста. – Не трогаю, не трогаю.       Эфка достал мазь, открутил крышку и выдавил мне на пальцы. Я раздвинул его ноги, снова уложил на подушку, стал нежно намазывать дырочку, чуть проникая одним пальцем внутрь. Эфка сжался. Я это почувствовал. – Больно? Щиплет? – Чуток. Чуток больно. Хён, сходи, пожалуйста, достань из холодильника свечи. Они специальные заживляющие. Вставишь мне?       Я поднялся. От вида, лежащего с разведёнными ногами макнэ, меня повело. Я сглотнул, закрыл глаза. Внутри опять начало тянуть, искрить. «Кыш!» – прикрикнул я на мотыльков. Я сходил на кухню, выпил воды, нашёл упаковку на дверце, отломил одну свечу, вернулся. Эфка лежал уже на боку и без подушки: – Хён, намажь её мазью и затолкай туда! – Тебе не будет больно? – Нет, наверное. Она ж растает там сама и всё смажет. Если там есть трещины, всё быстро заживёт.       Я всё сделал, как было велено. Потом обтёр руки полотенцем, повесил его на стул и улёгся сзади Эфочки. – Хён! Может, оденемся? – Ты замёрз? – Нет. – Я не хочу одеваться. Я хочу к тебе прижаться. Хочу тебя всего голого обнимать и чувствовать. Мне приятно. Я хочу тебя целовать и макнэшечку. Хочу гладить тебя и трогать. Феликс! Я тебя люблю! Я самый счастливый на свете! Спасибо, что ты у меня есть! – Господи, Хён! И я тоже хочу тебя всего трогать и целовать. Везде! Всего тебя! Ты у меня очень красивый, Хён! Я тебя так люблю! – Нет, это мой макнэ – самый красивый парень в мире!       Мы укрылись покрывалом, вжимаясь друг в друга. Целовали, гладили, трогали друг друга, шептали ласковые и нежные слова. Эфочка задремал. Я продолжал целовать его ушко. И опять в голове начали возникать разные мысли. « – Эй, мозг! Не договорили! – Да шеф! Не доболтали! – Я думаю, что я был немного не прав. – Ты о танце? – Да! Эфка как раз почти его и описал. Он испытал что-то такое. – Шеф! Я только хотел сказать. Сегодня у тебя был первый раз. Ты к этому с самого начала отнёсся очень внимательно, напряжённо. Твои страхи и сомнения мешали тебе до конца расслабиться. Да, тело расслабилось и получило удовольствие. А вот душа, сердце не смогли этого сделать. Переживали. Ты переживал, боялся причинить своему макнэ боль, боялся не справиться. И я думаю, что в следующий раз, у тебя всё будет хорошо. Ты уже знаешь, что и как, и не будешь так трястись и подгружаться. Вот увидишь. Всё пройдет отлично. Знаешь, есть такое выражение: первый блин комом. У тебя, кстати, совсем не комом. Ты справился. Только вот не получил душевного удовольствия. – Ты, знаешь, когда я услышал, что испытывал макнэ, кажется, что мне стало легче. И я почувствовал себя лучше. – Вот видишь. Смотреть надо со всех ракурсов. Повторюсь, что твоё беспокойство о макнэ помешало тебе расслабиться на полную катушку. А теперь ты уже знаешь, как действовать и в другой раз всё будет супер». Эфка зашевелился: – Не спишь, Хён!? – Нет! Тобой любуюсь! – Ты такой задумчивый после… обряда. – Ай, Эфка! Прекращай стебаться! – Я не стебусь! Я серьёзно. Тебя опять что-то гложет! Я же вижу! Сначала ты в ванной подвис, теперь вот опять этот твой неблуждающий взгляд. – Что значит неблуждающий? – Ну, то есть задумчивый! А когда твой взгляд нормальный, то он по мне всё время блуждает! – Ничего себе заявочка! Когда это я по тебе блуждал? – Не ты, Хён, а твой взгляд. Твой взгляд блуждает по мне. Так скажешь, о чём опять загоняться начинаешь. Извини, Хён, я тебя слишком хорошо знаю. Колись опять давай. – Тоже мне, хорошо он меня знает. – Хён! Я жду. – Ну, хорошо, хорошо. Не надо так смотреть и растить во мне чувство вины. Я просто думал, что тебе не понравилось. Переживал, что тебе больно было. – Но я же тебе всё сказал. Сказал, что мне очень хорошо было. Ну, да, больно немного. Ну, извини, это нормально. Мне как-то раньше ничего в задницу не заталкивали. И я сам хотел. Я первый тебе предложил. Тут нет никакой твоей вины. Так что перестань накручивать себя. Всё хорошо. Всё просто замечательно. И сегодня, кстати, мы с тобой потеряли кое-что! О чём я нисколько не жалею. – Что? Мы ещё и что-то потерять успели? Когда? Где? Что ты опять смеёшься? Говори уже. И так нервы все на пределе. Я уже совсем ничего не соображаю. А он то стебётся, то смеётся. – Хён! Мы с тобой оба девственность потеряли. Вот что! – Тьфу ты, ну ты! Как что придумает. – Но это правда. У нас сегодня с тобой настоящий секс был. И мы теперь уже не девственники. – Ну да, ну да! Вот ещё один день, который следует внести в календарь знаменательных дат. – А что! Хорошая идея! У тебя уже есть такие даты? – Есть, есть. – И какие? Расскажи мне. Хён-а! А Хён-а! – О, Эфочка, выключай этого своего сексибоя. – Не хочу! Хён-а! Скажи, что за даты. – Наш первый поцелуй. – Вау! Точно! Хорошая дата. И всё? – Ну, да, наверное! – Мало! – А какие тебе ещё даты нужны!? Эти самые важные! День знакомства, день поцелуя, день… сегодняшний день. – День, когда Хён первый раз сделал мне хорошо. – Ой, ну не смеши. Так можно насобирать кучу всяких дней: когда вместе первый раз поели, поспали, пообнимались, порно посмотрели, подрочили.. да ну тебя… Вот самые главные есть и хватит. У меня тут ещё одна мысль появилась. – Что-то, Хён, мне от твоих мыслей не по себе иногда делается. Ну, уж лучше реально все сразу услышать. Давай. Я весь во внимании. – Я хочу, чтоб ты тоже во мне побывал. – Чего? – Что ты свои галактики на меня вытаращил? Я русским языком тебе говорю: хочу тебя в себе тоже. Я в тебе был? Был! Теперь ответку хочу! – Хён, у тебя с головой всё в порядке? Ты чё несешь? Какую ответку? – Эфка, я же объясняю, что хочу тебя, хочу, чтоб ты также меня… трахнул. Ну, что тут ещё не ясно тебе!? – Знаешь, Хён! Я тебя очень люблю! Больше жизни! Но я к тебе ни ногой! Убей меня лучше сразу! – Что значит ни ногой?! Я тебя не ногой трахал! – А то и значит! Я в тебя ни ногой, ни рукой, ни пальцами, и уж тем более своим членом никогда не полезу. Мне одного раза хватило. Еле в себя пришёл! Я не хочу, чтоб мой любимый подо мной откинулся. – Никто не откинулся тогда. Уже объяснял. Теперь у меня уже нет обмороков, как ты успел заметить. – Нет, потому что дома сидим. Некому тебя провоцировать на них. Потому что нет никаких неожиданностей. А если ты опять сознание потеряешь, а я тут с тобой один на один. Ну уж нет. Извини, этот вопрос закрыт. Полностью и бесповоротно. И больше прошу тебя эту тему не затрагивать. – Что? Почему? – Хён! Всё я сказал. Пожалей меня, пожалуйста. Я что-то сегодня прямо устал совсем. Давай поедим и спать ляжем пораньше.       Я посмотрел на Эфочку. Он и впрямь выглядел усталым, разморенным. Я обнял его, поцеловал: – Хорошо, хорошо, прости. Я тебя утомил. – Не просто утомил, а затрахал морально и физически. Давай перебазируемся на кухню. Но сначала оденемся. Вдруг Дэн придёт раньше времени и наткнётся на два голых тела. Лучше его не провоцировать.       Мы оделись и почапали ужинать. И как раз вовремя: входная дверь открылась, и на пороге нарисовался кузен с тортиком и бутылкой шампанского в руках. Вид у него был немного ошарашенный. Он сел на диванчик под вешалкой и уставился в одну точку. Никогда его таким не видели. Мы переглянулись: – Добрый вечер! Что за праздник? Что случилось? – Что случилось? Вы не поверите! Кажется, я девственность потерял. – Чтооооо?