Эфочка!

      Утром всех разбудили раздачей градусников в 6.30. С ума сойти! Такая рань. Я еле глаза разлепил. Ну, на хрена мне градусник. Мы ж не больные. Мы на обследовании. – Как спалось Ромео? – Павел, оказывается, уже проснулся и даже умылся. – Наверное, хорошо. По крайней мере, кошмары не снились. – А что бывало? – Да по-всякому. – А вот мне вообще никогда ничего не снится. Я после тренировок сплю, как убитый, – Арсен потянулся и чуть градусник не прошляпил, подхватил его, уже летящий на пол, положил на тумбочку. – А я вижу сны, но ничего не помню. Хотя знаю, что видел во сне что-то красивое или интересное. Но как проснусь, ничего не могу вспомнить, – пробормотал спросонья Валёк. – Как же ты знаешь, что видел красивое или интересное, если не можешь ничего вспомнить? – А я в хорошем настроении просыпаюсь, и потом всегда после хороших снов на душе легко.       В палату зашла медсестра, собрала градусники, проверила их, отметила в своей папке наши показания, а потом вдруг достала из кармана бумажный пакет и положила мне на тумбочку. – Смирнов, это вам, просили передать! – Что? Кто? Когда? – я оторопел. – Ты не так спросил, надо было: «Что? Где? Когда?» сказать, – засмеялся Валёк. – Не знаю, на пост принесли, велели передать. Я передаю, – и она вышла. – Что там у тебя, Ромео? Письмо? – Не знаю. Сейчас посмотрим, надеюсь не мой диагноз, – я вскрыл конверт, там лежал листок. Действительно письмо. Написано от руки. Я вытаращил глаза! – Ну, что там? – Арсен подошёл и заглянул мне в руки. – Это письмо и написано от руки! – И что тебя так удивляет? – спросил Павел. – Я впервые получаю такое письмо! – Ого, тогда понятно, чего ты так глазами хлопаешь. И кто пишет? Может, твой парень? – Да нет, зачем ему это надо? И почерк не его! Он мне и в Телегу может написать. Зачем передавать непонятно через кого и непонятно как. – Тогда читай скорее!       Но я будто немного подвис, мозг просыпался медленно. Мысли как-то лениво скользили, как бы ища место, где осесть. Я никогда не читал никаких писем. Я вздохнул, окончательно проснувшись, и углубился в лист. «Привет, Красавчик! Так как мой макнэ, жадный кузен, ни за что не даёт твой номер, я решил прибегнуть к старому, уже, наверное, забытому способу общения. Надеюсь, что спал ты хорошо, сладко и проснулся в прекрасном настроении! В таком же прекрасном, как ты сам! Хотел бы спросить у тебя, как тебе понравилось вчерашнее шоу в твою честь!? Моё сердце бьётся слишком часто при мыслях о тебе. Я вспоминаю твои неотразимые глаза, сверкающие от гнева, твой бархатный, с тонкой хрипотцой голос, иногда срывающийся на фальцет. Никогда ничего подобного не услаждало так мой слух. Если бы я услышал тебя раньше, я смог бы полюбить тебя за один только твой вздох. От него снесло напрочь мою ветреную голову, и я превратился благодаря тебе в того, кто сразу встал на истинный путь любви. Мой Красавчик! О, я чувствую, что сейчас ты преисполнишься гнева, разозлившись на меня, и твои милые глазки начнут метать молнии. Я прямо вижу, как ты кусаешь свои офигенно соблазнительные алые губки! («Чёртов кузен, откуда он это знает? Я и правда закусил губу и уже тяжело дышал. Как он меня бесит!») Я представляю, как ты сейчас дышишь, и это настолько уникально-обворожительное зрелище, что я чертовски рад вызывать у тебя такие эмоции! Я знаю, что опять слегка выбешиваю тебя, моя любовь! Но, к сожалению, я не могу с тобой никак пообщаться по-другому. И очень надеюсь, что ты дочитаешь это послание до конца. У меня сегодня масса дел, но я не теряю надежды увидеть тебя вечером. Ты покорил моё сердце, Красавчик! Влюблённый в тебя, Даниэль Ким!»       Я поднял глаза, соседи мои, увидев моё лицо, секунду молчали и таращились, потом, увидев, что я начинаю комкать со злостью лист, дружно закричали: – Что ты делаешь? Не надо! – Я просто убью этого… этого… чёртова кузена! – Это письмо от него? – Да! Придумал же! У него нет моего номера. Эфка ему не даёт. И вот результат, – я потряс комком и кинул его в корзину под раковиной в углу палаты. Промахнулся, Арсен поднял его, посмотрел на Павла и Валька, потом на меня: – Можно? Я никогда не получал любовных писем, написанных от руки. Я вообще никаких таких не получал никогда.       Я махнул рукой, делайте, что хотите. Соседи схватили листок, расправили и уткнулись в него. Через минуту на меня уставились три пары глаз, удивлённо и восхищённо таращась. Три головы одинаково поворачивались влево-вправо, как будто передо мной сидели три китайских болванчика. – Вот это признание, охереть не встать!–ошарашенно проговорил Арсен. – Чувак реально от тебя улетел! Я ничего не понимаю, что творится с миром! И бля… я тоже хочу получать такие письма, и чтоб мне делали такие шоу! – восторженно пялился на меня Валёк. – Ну, до Шекспира этому воздыхателю далеко, а для представителя современного поколения прямо таки шедевр почти. Письмо от руки – это так романтично стало,– задумчиво произнёс Павел. – Идите лесом со своими комплиментами,–пробормотал я. – И ты его выбросишь? Это ж признание в любви. – На хера оно мне загнулось. Что мне с ним делать? Эфка узнает и расстроится! Я ещё про шоу вчерашнее не успел рассказать, а тут уже письмецо подоспело.       Нас позвали на завтрак. – Чёрт, Роман, ты это, опять ведь забыл про записи. Запиши всё! – напомнил Павел. – Ну, конечно, с этим чёртовым кузеном, забудешь даже о том, как тебя зовут.       Я быстро записал в листке время, когда меня выбесило от письма Дэна. И пошёл догонять парней. В столовой при нашем приходе вдруг наступила тишина. До этого я слышал, как стучали ложки, а теперь было тихо. На нас смотрели как на экспонаты современной абстрактной выставки. Вдруг от самого ближнего стола раздался голос: – Кажется, я догадался, кто у нас Ромео! Классное шоу мы вчера увидели! Никогда не думал, что мне надо угодить в больницу, чтоб полюбоваться на китайские фонарики, салют и надписи из бенгальских огней! Спасибо за развлечение!       В столовой все отмерли и засмеялись! – Ну, парень, тебе повезло, такую девушку отхватил! Как тебя любит твоя Джульетта! – Да уж, современные дети не стесняются выставлять свои чувства напоказ! – Тебе придётся её хорошенько отблагодарить! – Ах, почему в наше время ничего такого не делали? – вздохнула дама в сером адидасовском костюме. – Да никому и в голову бы не пришло. А сейчас тебе столько агентств свои услуги предлагают. Если деньги есть, хоть луну на небе украсят.       Мы переглянулись, пошли сели за свой стол, молча начали есть. Наконец, Арсен прошептал: – Никто не понял, что это был Джульет, а не Джульетта! Так что, Ромео, не боись! – Да я и не боюсь, я больше бешусь. Когда Эфка говорил о том, что он на всё способен, я не особо верил. А теперь я понимаю, что он риал такой безбашенный. Даже не могу предположить, что он ещё придумает! – Крутой чувак! – покивал головой Валёк.       Павел задумчиво ел, посматривая на меня. Я на автопилоте жевал, чувствуя, что внутри меня начинает нарастать тревога. В палату мы вернулись также молча. Валёк уткнулся в курсовую. Арсен взял телефон и ушёл в коридор на диванчик. Я слышал, как он с кем-то разговаривал. Павел лежал на боку и тоже вроде висел в телефоне, но я ловил взгляды, которые он регулярно бросал на меня. Я написал Эфке в Телеге, спросил, когда он ко мне придёт сегодня. Ответом мне была тишина. Я видел, что сообщение даже не получено, а значит и не прочитано. В голове что-то начинало постукивать, я понял, что ко мне вернулся мой оркестр из бочек и молоточков. Но я его едва слышал, он был, как будто, за стеклом. Сердце начало пропускать удары с интервалом в один очень громкий «бух». Я понимал, что начинаю волноваться. – Роман, с тобой всё хорошо? – Павел поднялся с кровати и коснулся моего лба. – Вроде да, волнуюсь немного. Эфка не отвечает. – Ну, мало ли, может, он занят чем или телефон не рядом. – Вы не понимаете: он ВСЕГДА мне отвечает. ВСЕГДА. – Что? Прямо всегда? Ни разу не было, чтоб он не отвечал? – Нет. Точно! Было. Один раз! Неделю назад, когда я… ну, когда я накричал на него, помните, рассказывал. – Подожди, не переживай. Лучше вон листок возьми и запиши, что ходил на завтрак, что сейчас сидишь и волнуешься. Позвонит тебе твой Эфка. Никуда не денется. Раз до этого всегда звонил. – До этого он не был моим парнем. А сейчас меня стало не по делу колбасить, если он вне зоны доступа. Я чувствую, что что-то случилось. Только пока не могу понять, что. И мозг молчит. – Кто? Мозг? Это что? Тоже кличка какого-то другана? – А? Ну, да. Можно и так сказать. – Вот что. Успокойся. Ляг. Расслабься. А то сейчас такие показатели будут, что ещё на неделю тут зависнешь. Учись контролировать свои эмоции. Потому что когда ты отключаешься, то не имеешь никакой инфы о том, что может происходить. А тебя ведь это и напрягает. – Вы правы. Но это очень трудно делать, внутри у меня прямо оркестр из бочек и молоточков. Уже перешёл ко второй партии, начинает греметь, по-тихому пока. Но если разойдётся, то это тот ещё кошмар из звуков. – Ты о чём? Какой такой оркестр? Бочки? Молоточки? – Да кабы я сам знал! Он прямо в голове начинает играть, – я снова посмотрел в Телегу. Потом написал Лизке. Спросил, где она и все остальные. И снова тишина. Что за чёрт? Я даже забыл, что накануне был очень зол на неё. Из-за участия в шоу Даниэля. Я написал Тормоше. Потом в наш общий чат! В чате кто-то прочитал сообщение. Я увидел. Алька пишет. Пришло: «Не дёргайся! Всё под контролем! Просто посиди тихо. Сейчас…» – Алька ответил, Павел. Смотрите. Ничего не понимаю, – я показал сообщение. Он кивнул: – Надо подождать, это же твои друзья. Значит, в любом случае всю инфу получишь. Давай, друг Ромео, соберись. Вам много ещё чего предстоит. А если ты так реагировать будешь на обычные вещи, то что случится, когда что-то серьёзное произойдёт. Пора, брат, взрослеть. И замечу, что я не об интимной стороне жизни говорю. Надеюсь, что ты понимаешь, что взрослыми становятся не в тот момент, когда трахаться начинают.       Я вспыхнул, пожарчик внутри полыхнул ярким всплеском и отразился на моих ушах. – Значит, я правильно понял это из твоего рассказа, вы ведь уже…были вместе, да? – Нет, да, не совсем… – Ладно, сейчас не об этом. Просто успокойся. Думай только о хорошем, ммм… о приятном… Чем больше позитива будет, тем станет легче во всех смыслах. Не пускай плохие и грустные мысли в голову. Не засоряй мозги ерундой, страхами, гневом, нетерпением. Учись такому контролю, когда можешь чувствовать себя всегда спокойным и счастливым. – Это что, типа в нирване пребывать? – Ну, типа, типа.       Телефон вдруг завибрировал. Телега взорвалась сообщениями. От неожиданности я выпустил телефон из рук, не успев открыть чат. Сквозь вибрацию прорвалась мелодия звонка, звуки песни «Idol» взорвали воздух, мой оркестр вошёл в резонанс с ним и сразу же вырубил для меня реальность. Отключаясь, я успел заметить, как Павел кинулся ко мне.       Как я понял, отсутствовал я несколько секунд, не больше. Очнулся от боли на лице. Павел хлестал мои щёки, как мне казалось, нещадно. – Айщ, ой! Да хватит уже! Больно! – открыв глаза, я начал отмахиваться руками. – Ура! Ромео очнулся! – Арсен, запыхавшийся, стоял в дверях. Прибежала медсестра с нашатырём, но увидев, что я уже сижу и довольно бодро отмахиваюсь от Павла, вздохнула с облечением. Измерила пульс, давление, зачем-то заглянула мне в глаза: – Вот напугал! Скоро врач подойдет. Не вздумай мне тут снова отключаться. Лежи спокойно!       Тампон с нашатырём лежал на тумбочке и продолжал благоухать! Я его схватил и, не вставая, кинул в ведро. Попал! – Снайпер прямо! Ну, и что это было? Вот так ты и отключаешься? – Да чёрт его знает с чего! Но я ведь в этот раз не упал! – Павел тебя подхватил и по мордасам надавал, вот ты в себя и пришёл. – Точно! Можно сказать, отдубасил, всё ещё чувствую, как щёки горят, – я посмотрел на соседа, тот улыбался: – Главное, Ромео, – это результат! – Ага, он у меня прямо на лице! – И в сознании.       Тут пришёл врач. Тот самый, что приезжал ко мне домой! Поздоровался, осмотрел меня, послушал, снова измерил пульс, дыхалку. Назвал симулянтом, потом похлопал по плечу и вышел. Я только хотел взяться снова за телефон, как в палату скользнул Эфка! Он молча встал у входа, выглянул снова в коридор, потом посмотрел на соседей! Его галактики вращались и сверкали так, что Павел встал, похлопал Валька по руке, мол, пойдём, выйдем. Кивнул Арсену и тот быстро поднялся, я услышал тихое эфкино «Спасибо!» вслед им. – Эфочка, что случилось?! – я никогда таким Эфку не видел! Вид у него был какой-то дикий! Он кинулся ко мне, сбросив рюкзак на пол, обнял, начал неистово целовать мои глаза, щёки, лоб, виски, шею. Я сидел, не шелохнувшись, просто обмер! И только услышав, как колотится его сердце, я понял, что он так запыхался, что говорить не в состоянии. Он снова прижал меня к себе и сидел, тихо покачиваясь, успокаивая дыхание. Потом отстранился и взял меня за руки. Поцеловал их, прижал к своим глазам. – Макнэ, что случилось!? – Сейчас, Хён! Сейчас, любимый! – Почему ты не отвечал и не читал мои сообщения? – Телефон разрядился! А я так быстро ушёл, что забыл зарядку. – Куда ушёл? – Из дома. Я не мог там быть, мне надо было всё переварить. Никто не знает, где я. И хорошо, что телефон отключился, значит, не сразу найдут. Хотя они ещё, наверное, и не знают, что меня нет дома. – Макнэ, я с ума сойду. Давай уже рассказывай!       Но Эфка снова обнял меня, я не видел его лица. Но почувствовал, как по нему катятся слёзы. – Ты чё рыдаешь? Перестань! Просто скажи мне всё!       Эфочка вздохнул, немного отсел от меня, галактики его подуспокоились и уже не вращались с дикой скоростью. Глаза, полные слёз, были такими офигенными, что я не мог отвести взгляд. – Хён, я сегодня утром проснулся рано, всю ночь толком не спал, меня всё что-то душило. Как будто воздуха мало. Я решил, что из-за отопления, типа жарит, как не пойми что! И на улице не холодно! В горле пересохло, и я пошёл на кухню за водой. Слышу, отец кому-то говорит: «Я своё слово сказал! Я не дам вам сделать с ним, с ними то, что вы сделали когда-то со мной! И с Лео! Если вы хотите войны, вы её получите!» Хён, я не знаю, но я зачем-то взял телефон, включил диктофон и стал записывать. Хён, у него был такой голос, что я даже сначала не понял, что это голос моего отца! Он никогда так ни с кем не разговаривал, ну я точно никогда не слышал. Он ведь у меня тихий, спокойный, деловой! А тут – это был прямо рёв! А потом слышу, ему мама отвечает, а она ведь должна была быть на дежурстве. Я тихонько заглянул в кухню через стекло, они сидят за столом с телефоном в руке. И тогда я понял, что мама молчит, а отвечают отцу из телефона по видео. Кажется, это была бабушка, мамина мама. Я плохо разобрал, что она ему сказала. Но всё остальное записалось. Послушай!       Эфка нажал кнопку, послышался громкий и чёткий голос его отца, дядя Ян говорил очень резко, даже жёстко… на корейском! – Эфка, я ни слова не понимаю! Что он говорит? – Чёрт, я совсем забыл, что он по-корейски говорит! Сейчас переведу. С остановками и практически синхронным переводом, нам удалось прослушать запись: «Нет, я сказал, что так не будет, вы не посмеете этого сделать. Это мой сын! И Лео вам не позволит! Потому что это и его сын тоже! Вы забыли! Я ему ещё ничего не говорил пока, но если расскажу, то можете попрощаться со спокойной жизнью. Я слишком долго молчал. Нет, Феликс ничего не знает. Никто не знает. Здесь вам не Корея. Поймут. Нет, не принято. Тоже также. По крайней мере, здесь я чувствую себя свободным. Никто не лезет ни ко мне в жизнь, ни в мою постель. Так что я вам даже благодарен, что я попал в Россию. И жалею теперь только о том, что не послушал тогда Лео и доверился вам, родным людям, а не любимому человеку! Это моя единственная ошибка, и больше я её не повторю. Мне без разницы! Значит, такова судьба! А это они сами потом решат, когда повзрослеют! Нет, я хотел рассказать позже, но раз так складываются обстоятельства, то всё скажу сейчас. С чего ему меня ненавидеть? И что? Если не простит, значит, я это заслужил. Но я сделаю так, чтоб он был счастлив, в отличие от меня. Это не глупости. Вы забыли, сколько нам было. Ещё меньше. Я тысячу раз говорил, что благодарен Марго за помощь тогда. Но, насколько мне известно, это был её осознанный выбор, и ей было не 18 лет. Нет, я никогда её не звал. Это было всецело её решение. Да, принял. Я был разбит и раздавлен. Оказался слабаком, бросил любимого, да ещё и ребёнка в другую страну от него увёз. Послушайте меня, он считает вас своими родными. Если вы его не принимаете, значит, он вам и не нужен. Значит, вы его не заслуживаете. Он у вас единственный внук! Зря думали! Можно сломать человека. Можно подавить, можно закрыть глаза и считать, что ничего не происходит. Но человек не меняется внутри, если у него остался хоть осколок души. Я всегда оставался самим собой, если вы построили себе замок из песка, это не моя проблема. Значит и Марго ошибалась, и я сейчас очень зол на неё, что она в этом участвует на вашей стороне. Я никогда не говорил, что она плохая мать. Она сама так решила тогда. А вы её поддержали. И я ещё раз повторюсь, что я благодарен ей, что она стала Феликсу настоящей мамой. А теперь подумайте, что с ним будет, если она предаст его так же, как мои родители меня. Да, я согласен с вами. Бесполезные разговоры. До свидания». – Хён, я уже раз пять послушал. Я не помню, как вернулся в кровать. Я притворялся, что сплю, пока они не ушли. Мама видимо быстро уехала, потому что она не должна уходить с дежурства. Отец собрался и тоже куда-то ушёл. Я ничего не понимаю. – Подожди, твой папа тебе папа. А мама не родная что-ли? Кто такой Лео? – Хён, Лео – это друг отца, мы каждое лето ездили к нему в гости, он живёт в Бангкоке, а его родители в Чонбури, прямо у моря. Они мне как дедушка и бабушка всегда были. – Я вспомнил, ты мне как-то давно говорил, что у тебя три дедушки и три бабушки. Я думал тогда, что это просто родители дедушки или бабушки. Прадедушка и прабабушка. Ну, у нас же тоже прабабушка ещё жива. – Хён, я с ума схожу. Мой отец что, тоже гей, выходит? Почему он сказал, что и Лео мне отец! Как это может быть? И где моя настоящая мама, если эта мне не родная!? Я с ума сойду, Хён! – Так, спокуха. Помолчи. Дай ещё раз послушаю. В это время в палату заглянул Павел: – У вас всё в порядке, Ромео?       Я посмотрел на Эфку, на его слёзы, бегущие из глаз, на тускнеющие галактики, и покачал головой: – Нет, не в порядке! Макнэ, он всё знает, не бойся. Мои соседи – полные адекваты, – и я обратился к Павлу: – Мы тут такую инфу получили, что теперь оба в полном ахере. – Какую инфу? А в ахере мы все ещё со вчерашнего шоу! Так что я уже не удивляюсь! Ахер видимо всегда там, где вы! – О чём это вы? Какое шоу!? – Да, ерунда, потом расскажу. Давай снова запись послушаем. Только подожди, я сейчас свой диктофон включу, чтоб твой перевод записать.       Я снова нажал кнопку. Павел внимательно прослушал и речь отца, и перевод Эфочки, потом покачал головой, вздохнул: – У меня такое впечатление, что я в сериал попал. Моя жизнь такая тусклая по сравнению с вашей. А твой отец, парень, видно, многое пережил. Гнули его, гнули, а не сломали. Берёза прямо, а не мужик. Поверить не могу! Ты точно всё правильно понял? Я от всего в том самом вашем ахере. Надо же за одни сутки сразу трёх геев увидел, да ещё про двух узнал. И всё это чёртова реальность, оказывается. Мир перевернулся. – Что? Где? Каких трёх геев? – Да был тут ещё вчера один! Такое шоу устроил под окнами! Вся больница была на ушах. – Шоу? Какое? – А я сейчас покажу вам, его уже залили и в Инсту, и в Тикток, – это Арсен вернулся в палату. – Вот, глядите!       Эфка просмотрел шоу Дэна, покивал головой, типа он так и знал. Сжал губы, сжал кулаки. И сидел молча. Потом взял меня руку, погладил её. Я чувствовал, как его внутри рвёт и колбасит. И решил уж сразу, как говорится, добить всеми дурными новостями. – Макнэ, это ещё не всё! – Не всё? Он что, уже приходил и сегодня? – Нет, он мне утром письмо передал. Написал сам, от руки. – Что? Письмо? – Да, короче, я его выкинул, прочитал, конечно, потом выкинул. Соседи молчали. Эфка протянул руку: – Можно? – Я его выкинул! – Дай мне его! – Да нету у меня его, говорю ж, выкинул, – я видел, что Эфка держится из последних сил. Я приобнял его, но он вывернулся, глотая слёзы: – Хён, просто дай! Арсен вздохнул и достал смятый лист из-под своей подушки: – Вот держи, Ромео правду сказал. Он его выкинул в мусорку. А я поднял. Из мусорки. Мне никто никогда никаких писем не писал от руки. Вот и решил сохранить на память.       Эфка удивлённо вытаращил глаза на Арсена, потом взял листок, быстро смахнул слёзы с глаз и стал читать. Затем сложил и отдал Арсену обратно. Повернулся снова ко мне, обнял: – Прости, Хён. Я просто ни хрена не соображаю. У меня день Х. Я не знаю, что делать и куда идти. Я хочу просто побыть один, а везде люди. Домой не могу. Слишком много вопросов у меня. Я боюсь наговорить лишнего. К твоим тоже не могу, твоя мама… моя… я не смогу сейчас смотреть на неё… у ребят у всех дома родоки, опять начнут спрашивать… короче, я, наверное, тут у вас за шторкой спрячусь. – Вот что, парень, давай не грузись. Хочешь один побыть, вот на, возьми! – Павел достал из барсетки, лежащей в тумбочке, связку ключей и протянул Эфке. – Это от моей квартиры. Она пустая. Я всё равно ещё тут дня три пробуду минимум. Перекантуешься. Продукты есть там. С голоду не помрёшь. Только без глупостей, ладно. Не подведи меня и своего Ромео.       И Павел написал адрес на клочке бумаги от конверта, который продолжал валяться на моей тумбочке. – Спасибо! Это точно удобно? – Абсолютно. Иди, приведи себя в порядок, отдохни. Там в шкафу, внизу, найдёшь одежду сына. Можешь переодеться, если ничего с собой не взял. Вы с ним примерно одного размера. – А где он сейчас? – Со своей матерью в Сочах загорает. – Понятно. Спасибо!       Эфка обнял меня, потом не выдержав, всё ж впился в мои губы. Я боялся пошевелиться, чтоб его не спугнуть. Но он спокойно отстранился, подержал меня за руку ещё немного: – Хён, я пойду. Не теряй меня! Я по пути куплю зарядку новую. Так что буду на связи. Я… я люблю тебя! Я всегда буду с тобой! Ты знаешь! Даже если меня нет рядом, я всегда с тобой вот здесь и здесь, – и он коснулся груди и головы. Подхватил рюкзак и выскользнул за дверь. – Спасибо вам, Павел! Вот все говорят, что у нас злые люди, жестокие, что общество такое-сякое, и что к таким, как мы, плохо относятся. А я вижу совсем другое. – Просто не так страшен чёрт, как его малюют. Ты ж не устраиваешь манифестации, не уговариваешь всех вступать в ряды ЛГБТ, не требуешь изменить закон и даже не просишь нас общаться с тобой. Не мешаешь нам жить! Почему тогда я должен быть по отношению к тебе каким-то козлом? – Я не сумасшедший, чтоб заниматься всем тем, что вы перечислили. Я просто хочу быть с Эфкой и всё! Я не собираюсь никому мешать, но хочу, чтоб и мне никто не мешал любить того, кого хочу и жить так, как хочу. У меня хорошие родители, которые может, конечно, и не очень рады, что их сын теперь гей, но они меня приняли, и мои суперские друзья тоже меня и Эфку поняли, и вообще всё просто зашибись! Так почему тогда так внутри тяжело!??? То, что мы сегодня узнали про отца Эфки, это же была тайна их семьи, которую они скрывали все эти годы. Как можно было так жить!? Павел покачал головой: – Не суди людей, парень. Ты не знаешь, какие жизненные обстоятельства заставили их всех так поступить тогда. Двадцать лет назад мир был совсем другой. Да и сейчас он во многом остаётся очень консервативным, а там, где всё же удаётся ему измениться, иногда случаются такие перекосы, что начинаешь задумываться, а надо ли было что-то менять. Результаты бывают слишком плачевными. А насчёт тайн, как известно, почти в каждой семье есть свой скелет в шкафу! И даже, если вдруг так случается, что его находят, так сказать, наткнувшись ненароком, то след от него остаётся ещё долгое время, а иногда и навсегда. И мир вокруг вдруг начинает меняться и может приобретать не совсем тебе привычные формы. Но это не значит сразу, что всё плохо, и все вокруг плохие. Другой – не значит плохой. – Павел, но...       И тут наш разговор был прерван: в палату заглянули моя мама и Лизка, поздоровались со всеми и помахали мне рукой, чтоб я вышел в коридор. Я поднялся: – Простите, договорим позже. Пойду спрошу у мамы, есть ли у нас скелеты, и заодно сеструхе пропишу за вчерашнее шоу. – Ну, давай, только аккуратнее, не ищи там, где ничего заведомо нет. Ещё раз предупреждаю, что некоторые скелеты лучше пусть навсегда останутся там, где они есть. В этом тоже есть своя правда и даже чьё-то счастье.