великое делание

Война оказывается выиграна — болезненно, с огромными потерями, без какого-то смысла, кроме выживания. Война оказывается выиграна, а имена погибших высечены в камне — и, наверное, в веках. Война оказывается выиграна, но, стоя на руинах собора Барбатоса, обоими глазами внимательно — ненавистно — смотря на потухающий Мондштадт, Кэйя так и не понимает зачем. В ладонях — маленькая металлическая звездочка, отливающая золотом, теплая даже в самую холодную ночь, а в сердце — огромная дыра, в которую стекаются все ветра с Долины Звездопадов и Нагорья ревущих ветров, словно извиняясь. Ладони Кэйи в шрамах, на пальцах не хватает пары ногтей, и ладони Кэйи осыпаны мелом. Кэйя сжимает звездочку в кулаке, прижимает к губам и болезненно шепчет: ≪Как бы мне хотелось, чтобы ты это увидел, господин алхимик≫. ; И когда последний камень опускается в отстроенную стену Мондштадта, Кэйя позволяет себе выдохнуть. Он и так сделал достаточно для города, но неудержимая решимость, помноженная на усталость и разочарование, в глазах преемницы Джинн не позволила ему подать в отставку сразу, как врата в Бездну были — не запечатаны — разрушены (выморожены им и Аяксом при поддержке Крио архонтки) навсегда. (вернулся оттуда только Кэйя) (лучше бы не возвращался). — Вы покидаете нас, сэр Кэйя, — она отрывается от кипы отчетов, когда Кэйя медленно заходит в кабинет. В руках Кэйи неаккуратно свернутый свиток, перевязанный синей лентой. — Я и так задержался, — он подмигивает ей, — Я, сказать честно, даже подумать не мог, что меня не сняли с должности… а потом оказалось так тяжело отказать вашей очаровательной улыбке, магистр Ноэлль. Ноэлль краснеет скулами и улыбается уголками губ, и Кэйя считает, что этот день можно ознаменовать как минимум неплохим. — Госпожа Джинн долго отстаивала ваш пост, Ваше Высочество. Кэйя уже не дергается на это обращение — только закатывает глаза, счастливый, что научил эту — уже не девушку — молодую женщину дерзить. Хоть для чего-то он действительно пригодился Ордо Фавониус. Когда-нибудь, если он вернется в Мондштадт, и если не найдется тот, кто его опередит, он научит ее отдыхать. Обязательно. Свиток — прошение об увольнении, свобода и разрыв с прошлым — Кэйя раскрывает на свободном от других документов темном дереве стола. — Ну нет уж, просто уволиться вам не позволю уже я, — Ноэлль скатывает бумагу обратно в трубочку, и она получается не в пример ровнее. Кэйя мог бы даже позавидовать, но вместо зависти он с прохладным любопытством наблюдает, как ее руки в тонких перчатках скрываются под столешницей. Ноэлль достает из ящика другой свиток — светло-синяя бумага, золотистый кант, и у Кэйи неприятно — чуть ли не возмущенно — сжимает сердце. — Ноэлль! — Я не буду вас сейчас слушать. — Я отказываюсь. — Вы что-то сказали? Кэйя знает, что там: повышение в звании, назначение пенсии, зачисление в запас. Магистр Ордо Фавониус разворачивает бумагу и ставит печать в углу, сконцентрировав Гео на пальцах. — Капитан… полковник. Пока я жива, никто не посмеет призвать вас, а вы… вы и сами не пойдете, не так ли? Зато вы сможете пользоваться ресурсами ордена. Разве это так уж плохо? ; — Ты сможешь исправиться во время битвы. Бой искупает все грехи. Это испытание, в котором закаляются настоящие герои. Во время боя все равны, у всех одно звание, и неважно, каким ничтожеством ты был до его начала, — говорит Аякс, и голос его — бурление горной реки. Кэйя хохочет — они прячутся в одном из коридоров бездны, Царица остановилась ледяной статуей в отдалении. Даже она устала — что уж говорить про них двоих. — Откуда ты взял это? — спрашивает Кэйя с ласковым ядом в голосе. Аякс на это только пожимает плечами: — Вычитал в какой-то дурацкой книжке. Мне не понравился финал — все хорошо закончилось. Коридор выглядит даже симпатично — несколько веков назад по нему ходили официальные делегации, и об этом — изяществе и официозе — напоминает сама архитектура. Возможно, по этому коридору Кэйю вели в детстве на поверхность, но он никак не вспомнит. — Надеюсь, этот финал тебе тоже не понравится, — бормочет Кэйя себе под нос, но Аякс слышит. Еще бы не слышал. Вьюга за стенами на мгновение стихает, а затем воет с новой силой — Царица поднимается и расправляет плечи. Кэйя сжимает в пальцах меч — Аякс призывает клинки. — А мне кажется, что это будет моя любимая история! ; Дилюк на его кровати смотрится забавно — до войны Кэйя бы отдал многое за это зрелище, но сейчас его присутствие греет настолько же, насколько раздражает. — Я бы настаивал на твоем присутствии в городе, — говорит Дилюк бархатным тоном, и Кэйя закатывает глаза — отрывается от сворачивания рубашки. Поворачивается к нему лицом. Дилюк не вздрагивает, и за это Кэйя тоже бы заплатил, чем смог — и тоже только до войны. — Мастер Дилюк, — вздыхает Кэйя, — Я и так задержался здесь на лишние полдесятка лет. — Капитан… то есть, конечно, полковник. Мондштадту без вас будет очень одиноко. — Мондштадту или вам, мастер Дилюк? Кэйя улыбается уголком губ — криво, разучился. Дилюк, наконец, тушуется под его взглядом, и ничего не отвечает. Кэйе тоже одиноко, но от расположения это не зависит. Дилюк падает спиной на кровать и раскидывает руки в стороны, и Кэйя видит в этом свой отпечаток. Та манера, от которой он отказался, но которая ностальгией колет сердце. Сейчас бы завалиться следом, достать Дилюка тычками под ребра и дерганьем за волосы, покусать его еще где-нибудь, подраться, случайно порвать подушку, сверзиться с кровати, а потом долго-долго извиняться перед Аделиндой, и остаться на обед без десерта… Только вот Аделинда погибла при первой осаде, а Кэйя больше терпеть не может прикосновения. Кэйя сворачивает рубашку — на мгновение замирает, оглаживая пальцами нежный хлопок — и складывает в сумку. Большую часть ноши составляют исследования Альбедо и его наставницы, но место для необходимых для долгого путешествия вещей еще осталось. — У меня есть свои обязательства перед многими людьми, — произносит Кэйя, когда вязкие капли тишины забивают уши окончательно, — А еще мне необходимо заняться изучением алхимии вплотную. Думаю, можно навестить Сумеру? — Алхимии? — Дилюк приподнимается на руке, затем и вовсе садится, — Неужели ты… Бледно-лиловая радужка вспыхивает в полумраке, когда Кэйя улыбается — широко и хищно. ; — Вы наш новый алхимик? — с ласковым дружелюбием интересуется Кэйя, когда случайно встречает его на выходе из лаборатории, — Рад встрече. Новый алхимик — светлые волосы вьются, синие глаза отливают, кажется, в аквамарин, усталость отбрасывает тень — поднимает на него взгляд. Между ними, может, полметра, и к усталости примешивается смущение. Алхимик делает шаг назад, а Кэйя приваливается плечом к стене. Оглядывает его с ног до головы и замечает на шее метку Каэнри’ах. Мгновение — и Кэйя, кажется, задыхается, и только чудом не меняется в лице. В чужих глазах — ни капли узнавания, как ни капли интереса. Кэйя мог бы расстроиться из-за последнего, но сейчас это позволяет ему сделать вдох. — Вам что-то нужно, сэр.? — Сэр Кэйя, — он дурацки подмигивает, собирая по крупицам самообладание, — Я хотел заказать морозное масло. Он и правда хотел — не то чтобы масло действительно было ему настолько нужно, но два года упорных тренировок во владении Крио… Кэйя, в общем-то, просто хотел увидеть себя на максимуме возможностей, и если их ему подарит какая-то алхимическая дрянь — что же, он согласен. Был, по крайней мере, пока не столкнулся с… — Альбедо, — кивает, как Кэйе кажется, его смерть, и в безразличном аквамарине вдруг зажигается искра любопытства. Алхимик — Альбедо — поднимает до того прижатый к груди планшет, и зарывается в записи, — Вы бы не хотели попробовать экспериментальный вариант? Я только закончил его разрабатывать, нужно понаблюдать, но он, в целом, работает примерно на двадцать два процента эффективнее, чем обыкновенный. В ушах звенит, позвоночник обвивает цепь страха — не смотри, не смотри, не смотри. Кэйя — один из самых безбашенных капитанов ордена, готовый на любые эксперименты и уловки — не выдерживает, скомкано отказывается и уходит прочь.