can you read my mind?

— мне страшно.       «мне страшно. мне страшно. мне страшно.       я вцепился в тебя холодными пальцами, только ты всё так же молчишь. мне так страшно, я жажду реакции, жду твоего «всё хорошо, малыш». «мне страшно, мне страшно, мне страшно», — сердцем стучащим пытаюсь сказать тебе. успокой, по голове погладь и, может быть, я успокоюсь в декабре». — кого ты там увидел опять, чонгук? — тэхён, — заикаясь, зовёт его. — там кто-то под окном стоит, кидается чем-то. я боюсь туда смотреть, — сворачиваясь в клубочек, цедит чонгук. — не смотри в окно. смотри на меня. там никого нет, — с заботой заговаривает его тэхён. — пока я рядом, тебя никто не обидит.       он лицо чонгука берёт в руки и тянет к себе, соприкасаясь с ним лбами, начинает выцеловывать каждый его миллиметр. чонгук в ответ на это льнёт ближе к телу напротив. он сам неимоверно дрожит от страха и нервно выдыхает куда-то в подбородок тэхёну в тёмной комнате, где какие-то странные звуки издаются и даже светильника нет. он уже не маленький ребёнок, что боится чудища под своей кроватью, но, кажется, это совсем не так. — смотри, что ты опять натворил! я из-за твоих страшилок уснуть теперь не могу, — шепчет под нос себе чонгук. — мой малыш такой пугливый, — дразнит тэхён. — а хочешь ещё одну? про подружек наташи кампуш. и вовсе это не страшилки. я, вообще-то, факты тебе говорю. — ну, тэхён, нет. ну пожалуйста, не надо мне твоих фактов, блин, — чонгук прижимается ещё сильнее, а ким лишь посмеивается тихо и гладит по голове его. — это ужасно страшно, а ещё страшнее, что всё это – правда. вдруг меня тоже кто-нибудь украдёт сейчас, — продолжает он. — только если я, — улыбается старший.       а чонгуку действительно очень тревожно, ведь мало ли какие чудища на свете бывают (и он не про вымышленных существ). — если собираешься меня пугать, то сперва обними, — ворчит чонгук. — значит, тебя всё-таки можно пугать? — опираясь на локоть, спрашивает тэхён. — да ты и так напугаешь, если захочешь, — верно подмечает младший. — пожалуйста, не отпускай меня до конца ночи.       «не отпускай меня никогда», — хотел сказать чон, прервав накатившую тишину.       руки скользнули под тёплое одеяло, крепко обнимая кима. чонгук уткнулся тому в грудь головой, время от времени прижимаясь всё сильнее. казалось, ему никогда не хватит тэхёна. он в руках его растекается, словно золото, смирённо начиная засыпать. чонгуку нравится слушать его сердцебиение, нравится лежать на его горячем, согревающем теле, нравится знать, что тэхён защитит его от любого монстра. он в руках тэхёна – значит, в безопасности. — никогда не отпущу, — читает мысли тот, целуя младшего в висок.

***

      «мне впервой гнаться за тобой. я никогда не чувствовал любви. и больше не хочу. позволь. любить я не хочу других. либо тебя, либо никого. ты знаешь, я очень устал. а твои комментарии с романтическим подтекстом убивают меня. ведь для меня это так. для тебя – лишь слова».       шум поглощает пьяные тела, что качаются из стороны в сторону под стробоскопы, что слепят глаза. стены душного помещения начинают давить на присутствующих, ведь толпа огромная и все хотят отрываться. места попросту не хватает – здесь людей, уставших от жизни, кажется, удушающее много. стены против этого.       чонгук стоит, сливаясь с грязью и алкоголем, окружающими его. он сам не понимает, что здесь делает. хотя нет, понимает, конечно, только признать это слишком сложно.       напиться – самый лучший вариант забыться. и чонгук забывает обо всём после пары шотов текилы, закусывая любимыми дольками лимона, что заставляют скривить лицо от кислоты, что происходит скорее из-за алкоголя. шатается туда-сюда, пихает людей, но те не против, ведь они точно так же толкают всех в округе. чонгук не видит лиц. он пришёл сюда отвлечься. отвлечься от той физиономии, что преследует его день изо дня, что не даёт ему спать всю ночь, что заставляет желать её до безумия.       только всё тщетно. алкоголь долго не действует. а позже и усиливает все желания чонгука, о которых он пытался забыть. он теперь думает, что ему всё можно, что всем плевать на всё, якобы никто ничего не видит. любое тело ему дай – зацелует то до смерти, как хотел бы тэхёна, испачкает своими липкими руками, покусает его, как голодный волк.       чонгук идёт в случайном направлении, хватает какого-то незнакомца, что так мерзко пялился на него с самого его прихода, глазки похотливые строил. что же, ему и на руку, он получит то, что хотел. чонгук хотя бы стресс снимет от назойливого тэхёна, что так плотно засел у него в голове. он будто издевается над ним, выводит его из себя, будто всё это время и добивался того, чтобы чон сорвался в попытках забыть, заменить, отпустить и понял, что тэхёна заменить невозможно, что забыть его – самое большое преступление, что тэхён один единственный в его мире, что только по нему можно страдать и убиваться. мысли сводят с ума. чонгук чувствует себя чокнутым, честное слово. нормальные люди о таком не думают. нормальные люди в случае отказа стараются дальше жить своей жизнью. но чонгуку никто не отказывал.       но и не принимал.       «но я спрятал свои чувства в себе. это лучшее, что мне могла преподнести судьба. я сломан, я сломлюсь ещё раз, чтобы тебя не разлюбить. я так устал. я. так. устал. противоречить самому себе. в мечтах своих тебя боготворить».       чонгук наутро просыпается, голова трещит. он, кажется, всё ещё пьян. совсем не помнит, как добрался до своей квартиры. но, может, оно и к лучшему, мало ли чего он натворил по пути. состояние паршивое, никуда идти не хочется. чонгук думает, что больше пить ему не стоит, сегодня лучше будет прогуляться в парке, подышать воздухом свежим, на людей посмотреть, пожить немного для себя. он этими мыслями воодушевляется и снова начинает верить, что встанет с кровати просто так, а не для кого-то.       только напрасно. на дисплее отображается сообщение от «самого лучшего котёнка». чонгук, сначала недоумевая, морщится. надо же, он уже сам забыл, что записал так тэхёна. того, кого начинает горько ненавидеть всем сердцем. но это же тэхён. тэхён, которого нежностью хочется окутать и не выпускать, чтобы потом в конвульсиях бился, лишь бы выпустили. чонгук, наверное, садист. а не надо было его так мучить своей неопределенностью. не надо было бегать от него.       «тэхён это заслужил», — думает чонгук.       у него сердце начинает бешено колотиться, мысли по кругу бежать одна за другой. тэхён пишет: «мы собираемся выпить, не хочешь присоединиться?». кто такие «мы» и где они собираются пить? и вообще ждут ли там чонгука? слишком много вопросов для одной встречи. чонгук не хочет. точно не хочет, правда. ему нельзя туда. нельзя находиться с тэхёном так близко. он думает ещё пару минут и строчит неправдоподобное: «нет, извини, у меня планы». какие планы у него могут быть? он сам не знает.

***

      время переваливает за половину дня и близится к вечеру. чонгук места себе не находит. ему делать попросту нечего, так скучна его жизнь: посидел на кухне, в окно посмотрел, прочитал пару поэм лермонтова, попил чай лишний раз – и на этом всё. одеяло, конечно, приятно согревает тело, да и мысли тоже. ему так удобно – никуда не ходить.       нет.       он просто-напросто привык никуда не ходить.       стены небольшой квартиры начинают давить на него, выпроваживая. чонгук точно чувствует это. он всё же решает выйти прогуляться по парку, а то в квартире своей так скиснет скоро, как молоко. надевает привычные чёрную футболку, скинни джинсы и белоснежные кеды, что он скоро испачкает также, как свою душу. запах свежепоглаженной одежды радует обоняние, мягкая ткань ласкает бархатную кожу.       чонгук переступает через порог подъезда, и по лёгким бьёт кислород. свежесть холодит всё его тело, заставляет покрываться мурашками. и что-то в голову тоже ударяет, явно не свежий воздух. он пытается выпутаться из всех окруживших его мыслей. вышел же прогуляться, честно.       идёт шагом размеренным, на небо глядит: там облака танцуют, изображая непонятные узоры, чертят что-то похожее на любовь. солнце выжигает его глаза так, что чонгука начинает всё раздражать. люди как-то странно пялятся. чего они вообще смотрят? какое к чёрту небо? какое к чёрту солнце, когда в голове один только тэхён, такой же ослепляющий и недосягаемый?       он номер своего «самого лучшего котёнка» набирает. в трубке слышится невнятный говор. чонгук понимает, что тэхён уже в говно. он думает, ему всё же стоит приехать. никогда он ещё не видел кима таким. как же можно упустить подобную возможность? он колеблется. это неправильно. причём совсем.       но «к чёрту правила», — говорит себе чонгук.       и выдавливает из себя вопрос по поводу адреса. покупает по дороге бутылку палёного коньяка и вызывает такси. он в трезвом уме с пьяным тэхёном – комбинация не из лучших. да и трезвый чонгук всё равно что задрот и чудик, что сидит где-нибудь в углу, подальше от всех.       он на заднем сидении едет, за окном плыть всё начинает. на лице мигом появляется улыбка, зловещая, сверкающая. чонгук сам себя высмеивает, ведь как можно быть таким глупым и безрассудным? на кой чёрт ему сдался этот тэхён, который в себе-то не может разобраться? он сам не знает. просто не верит, что тэхён не может его полюбить. может, конечно. просто боится. ну и к чему ему этот трус никчёмный? ведь тэхён именно такой. его когда не возносить, смотреть в его истинное нутро, там стыд и позор перед собой увидишь, страх и сплошное бегство. чонгук заслуживает гораздо большего. заслуживает любви и заботы, честности к нему, доверия. он заслуживает быть счастливым, а не любить какого-то слабого и эгоистичного придурка, как тэхён.       «я сам себя уже достал. я расписался кровью под твоим чёртовым именем. я бы кинул всё это в огонь. я запутался, ты запутался, все запутались, словно петли тугие».       он приезжает в какой-то недешёвый жилой комплекс. кидает лестные фразы таксисту о том, как его довезли: хорошо, быстро и с комфортом, и хорошего вечера ему пожелал – что только он не балаболил с широкой улыбкой, неуклюже вылазя из седана. машина уже уехала, а чон всё ещё стоит на месте, предвечерним воздухом дышит, только почему-то совсем не трезвеет. ему закатное солнце глаза слепит, кожу обжигает и заставляет чувствовать себя глупым дурачком.       чонгук открывает дверь подъезда, бежит по ступенькам, поднимается на пятый этаж. у него ноги заплетаются, голова кружится. что он делает здесь, перед дверью на пятом этаже, уже совсем не помнит. парень стучит в эту самую дверь нужной квартиры, ждёт, пока откроют.       долго ожидать не пришлось. в проёме появляется смутно знакомый юноша, кажется, чонгук виделся с ним пару раз. его звали… джин? «точно, его зовут сокджин», — вспоминает он. они приветливо здороваются друг с другом и вваливаются в просторную гостиную. там приятный вишнёвый запах гуляет, гирлянды мерцают в темноте. в зале громко играет какая-то попса, на большом диване распластались в полусидячем положении три человека. чонгук сначала не может распознать их лица, но долго не заморачивается, подходит к ним, весело неся всякую чушь. он руками жестикулирует, ко всем пристаёт с фразой «о-о, привет дружище. как твои дела?», будто они знакомы сто лет. а всё потому, что алкоголь сделал своё дело. чонгуку теперь нечего и некого стесняться и прятаться ото всех, зажатым быть. вдруг подумают, что он совсем дурачок безмозглый?       один из них с дивана лениво встаёт, мямля: «о, ты пришёл», по плечу хлопая.       тэхён.       он подходит к чонгуку, ластится, за талию его обнимает, бурчит что-то невнятное. чонгук и рад стараться. он смеётся, травит несмешные анекдоты, общается со всеми. он и не ожидал, что его примут так тепло. между всеми царит дружелюбная, комфортная атмосфера.       чонгук расслабляется, на что вовсе и не надеялся до этого момента. хотя, может, это просто алкоголь в крови действует на всех, ведь в действительности знакомые кима к чонгуку относятся скептично, с презрением. в их глазах он – мальчишка, неуклюжий, влюблённый, с которым старший зачем-то возится.       чонгук смотрит на тэхёна, за руки его берёт, кружиться начинает. оба пьяно улыбаются, будто так всегда и было, будто они всегда были друг от друга пьяны. тот младшего и облизывает, и шею ему слюнявит, виснет на нём. чон видит своими глазами: в них пустота, нетрезвая и тягучая, в ней утонуть хочется, раствориться на крупицы мелкие и посыпаться, как песок. но несмотря на это, оба чувствуют себя свободно, готовы порхать, как облачка на небе, ведь все проблемы и противоречия между ними стираются, все границы и предубеждения становятся размытыми.       тэхён вдруг останавливается, потому что «покурить надо», говорит, что на балкон выйдет. а чонгук за ним плетётся под предлогом того, что «вдруг ты из окна вывалишься или ещё что-нибудь».       старший сигарету в зубах поджигает через множество попыток, на ногах еле стоит, опираясь спиной о стену позади. бред какой-то несёт, совершенно несвязный: то ему в магазин надо, то тапочки другие надеть. мешать водку с дешёвым пивом не лучшее его решение. он выдыхает дым, улыбается звёздам, чонгуку улыбается, головой качает из стороны в сторону.       чон стоит, наблюдает внимательно за ним, хоть и сам в стельку. между ними молчание плывёт по своему течению, никому не мешает. оба слышат дыхание друг друга, шумное, но размеренное. младший на месте топчется, ладонь на ограждении балкона сжимает то и дело, ведь и минуты без кима не может, даже когда он в метре от него стоит, весь такой растрёпанный, домашний, расслабленный.       взгляд старшего снова на него падает. замечает нервные движения и направляется, кажется, к нему. решительно и уверенно, так, что чон не успевает заметить, как уже тонет во влажном поцелуе. он сознание чуть ли не теряет, когда тэхён развязно двигает своими губами, заставляя чонгука плавиться. он через мгновенье сам, как бешенный, начинает выцеловывать его, языком неумело проникая в рот. чонгук на щеках его пальцы сжимает до красных пятен. потому что больно.       алкоголь ещё не выветрился у обоих, но чонгук заметно трезвее, чем тэ. чонгук осознаёт всё до мельчайших деталей. тэхён об этом вряд ли вспомнит, но продолжает целовать жадно, глубоко и всё так же сонно и развязно, оставляя на губах чонгука свои слюни и горький привкус. а младший задыхается почти. жадно хватает глотки воздуха. тэхён не перестаёт, становится только более напористей с каждой секундой. чон про себя хнычет, все внутренности будто сжимаются, сердце ёкает от каждого нового порыва старшего, что заставляет прокалывать насквозь кожу.       «не целуй меня ещё раз, не целу…», — чонгук разбивается на части.       «иначе я просто погибн…»       тэхён последним поцелуем убивает внутри чона всё живое.       «затыкаешь мне рот, смотришь прямо в глаза. я провалился под лёд. под твои в глазах небеса. твои голоса – я по ним так скучаю. напряжён, очень груб и очень п-е-ч-а-л-е-н. невзначай все мысли на тебе зависли, и все мои визги не слышно тебе».       ким укладывает того на холодный бетонный пол балкона. прижимается всем телом, будто хочет слиться в одно целое с чонгуком. последний от такого напора совсем не выдерживает. у него глаза на мокром месте, а душа вдребезги. он неугомонно цепляется своими губами за его, одичавше целует, целует, целует. тэхён словно зол: совсем чонгука не щадит, ладонью обхватывает его щеки, да так, что у того скулы сводит, языком нагло обводя дёсны. у него изо рта непроизвольно стоны громкие вырываются, он к себе старшего прижимает всё сильнее за талию, ногтями через свитшот следы оставляя.       тэхён над ним ёрзает из стороны в сторону и с явным сожалением. принимается выцеловывать доступные участки тела чонгука. такова его любовь: трусливая, совсем неуверенная, горькая. он всё шепчет: «прости, прости, прости». только чонгуку к чёрту не сдались его извинения, ведь тому совсем не жаль. страшно только после этого потерять чона, от которого тэхён так же зависит, как от воздуха в своих лёгких, страшно снова проживать без него дни. он для тэхёна как привычка плохая, разрушающая его изнутри, но без которой он жить не может. чонгук забывает о мыслях своих больных, о сожалениях и лжи, в которых он тонул. он думает лишь о том, как желает, чтобы тэхён ему сдался, отдался полностью, всё и вся, как и хотел чон.       «я хочу спать. я – урод громогласный. и зачем я тебя полюбил? чтоб любоваться. страданья прекрасны, если они по тебе. и зачем на тебе я залип, словно ты мой любимый фильм». — доброе утро, — цедит чонгук. он глаза ладонями потирает, от холода съёживаясь.       рядом тэхён лежит на диване, том огромном, на котором они вчера встретились; смотрит на него взглядом уставшим, вставать совсем не хочет. в комнате тишина тяжёлая висит, но почему-то такая естественная. никто ещё не проснулся, кроме них. лишь солнце июльское светит в окно, пригревая бледную кожу. старший продолжает лежать, смотрит, но теперь только в потолок, думает о чём-то серьёзном – чонгук это по выражению лица его понимает. он вдруг голову поворачивает: — ты не помнишь, что вчера произошло?       чонгук предполагал, что так и будет. неудивительно, совсем нет. не на что надеяться было, да и никто об этом не думал. только если немного… — а что вчера произошло? — отвечает непринуждённо он. — ты жутко напился и вёл себя, как мудила. — м-м-м, ну, ладно.       так неприятно снова в груди. столько злости, боли и разочарования томится у него в сердце. на губах его всё ещё горят вчерашние тэхеновские поцелуи, а в голове пролетает с бешеной скоростью каждая секунда, проведённая с этим юношей, эгоистичным и трусливым, как заяц. — тогда ты иди в душ, а я пока приготовлю что-нибудь на завтрак, — целуя в щёку чонгука, тот исчезает за дверями.       чон ладонь прикладывает к месту поцелуя и тяжело вздыхает, прикрывая глаза.       «не целуй меня ещё раз, не целу…       иначе я просто погибн…».       он направляется в ванную комнату и только потом понимает, что ни полотенца, ни запасной одежды у него нет. стоит как дурак под холодным освежающим душем, под которым он не то что не ощущает прилива сил и бодрости, он уснуть готов под умеренными струями воды, за волосы тянет самого себя, ведь совсем не представляет, что делать дальше. неловко. это даже не квартира тэхёна, но чон об этом не подумал.       он принимается медленно выключать воду и прислушиваться к звукам за дверью. чонгук хоть и атеист, но сейчас молится про себя, чтобы никто не проснулся. вылезает из душа весь мокрый, по его телу скользят прозрачные капли, влажные волосы прилизаны, а кожа вся покрыта мурашками. он тянется к ручке двери и пытается как можно тише повернуть её. и выходит успешно. через маленькую щель виднеется теперь коридор, естественно освещенный солнцем, а в ноздри ударяет запах свежесваренного кофе. «вроде все спят», – надеется чонгук. — тэхён? — шепотом зовёт его он. — тэхён, ты здесь? тэхён? — высовывает голову из щели чон. — тэхён, срочно иди сюда!       от старшего сначала исходит непонятливое «м?», а после поднимается и идёт к ванной. — ты чего тут? — смотрит с недоумением он. — тэхён, принеси мне полотенце и какую-нибудь одежду, — торопливо произносит чонгук. — я тебе где всё это возьму? — пожимает плечами ким. — вытрись своей одеждой и надень её обратно.       «блять. ну и какого черта он тогда сказал это с такой заботой. ким тэхён, ты скоро доведёшь меня», — чонгук на взводе, и по его озлобленному взгляду можно сказать не только это. — чего ты? я же шучу, глупый, — тэ расплывается в улыбке и вваливается в душную комнату, одной рукой обнимая младшего за мокрую шею, прижимая к холодному кафелю, а в другой держа всё необходимое за спиной. — напугался? — нет, просто было бы неловко, если б я так и остался голышом, — обиженно отвечает тот.       а у самого сердце в пятки уносится, ёкает от таких касаний старшего, от объятий столь нежных, когда ким своими теплыми ладонями зарывается в почти высохших прядях, носом водя по плечам напротив. — как себя чувствуешь? — интересуется, подбородок кладя на одно из них. — я в норме, — тихо проговаривает чон. он совсем не в норме. — а ты? — хорошо, — тэ будто выходит из транса, отдавая принесённое полотенце и остальные принадлежности. — тогда одевайся и приходи на кухню, — прерывается он. — а, и не забудь вернуть юнги его вещи, он ужасно зол, что я их взял.       «пусто и глухо. ещё помяукай. я дурак и придурок, приступ недуга, всё ещё по тебе. сосчитай мне все звезды, подари мне всё небо, зажигай не сигарету в зубах. ты делись со мной воздухом, отдай даром планету – я отдам всё для теб…».

***

      они сидят за кухонным столом, вместе пьют ароматный кофе. хоть тэхён снова сломал кофемашину, кажется, это то, что нужно, то, о чём чонгук мечтал: просыпаться вместе, завтракать вместе, обниматься после душа просто потому, что сильно соскучились друг по другу. воскресное утро всегда радует.       из окна можно увидеть тех самых счастливых людей, что выходят на прогулку или пробежку. казалось бы, всё идеально. небо сегодня чистое, кондиционер ласкает прохладным воздухом нежную кожу. чонгуку рядом с тэхёном хочется жить, жить вместе с ним, жить им, жить в нём и не жить без него.       «замолчи. замолчи. замолчи. замолч…».       ким умиротворённо глядит на младшего, всё так же с прежней заботой, будто тот его братик, за которым нужно присматривать. пододвигает ему тарелку с тостом, собственноручно сделанным, что выглядит аппетитно. чонгук, на удивление, без возражений принимает. тот усмехается, наблюдая за тем, как он уплетает пищу за обе щеки, думает: «так сильно проголодался...». им обоим в новинку сидеть вот так, глаза в глаза, на кухне у малознакомого человека, который ещё крепко спит, как и все остальные пребывающие, где всем на всё и всех плевать.       тэхён взглядом сверлит чонгука, заставляет утопать в своих наполненных неизвестно чем глазах. и чон совсем не думает, как чувствует себя ким. тэ вздыхает, вертит головой, ведь «какой же ты, чон чонгук...» и тянется к лицу на другом конце стола, оставляя невесомый поцелуй в лоб, после снова садясь на свой стул. младший едва ли себя сдержал от того, чтобы не накинуться с многочисленными поцелуями в ответ, растаял ведь, словно сахарная вата.       «смотришь так глупо. я смотрю так же глупо в ответ. что ещё мне делать – не знаю. напряжен, очень груб и очень п-е-ч-а-л-е-н. не печатай. запиши голосовое, отправь своё селфи. да, я ребенок, нелюбимый кем-то. тобой. сбой. я дурной. не хотел с головой окунуться прямо в тебя. тысячи пуль, револьвер только в спину. не целуй меня ещё раз, не целу… иначе я просто погибн…».