Переплетение судеб

Эдуард проснулся привычно рано, несмотря на то, что лёг во втором часу ночи. Накануне они, на пару с Фердинандом, напились в его кабинете. Точнее напился Фердинанд, а у Эдуарда, от внезапных откровений друга, и так кружилась голова, без дополнительных стимуляторов. Йохан Хоуп вошёл в спальню, неся горячую воду и принадлежности для бритья, через несколько секунд после того, как хозяин открыл глаза. Как это получалось у камердинера – было загадкой для Эдуарда. Но он высоко ценил Хоупа за такую расторопность. А ещё больше ценил за молчаливость, потому как по утрам Эдуард нуждался в тишине, чтобы привести мысли в порядок и подготовиться к предстоящему дню. Так что и сегодня ничего не нарушало его покой, кроме плеска воды, скрежета бритвы, шуршания одежды и навязчивых мыслей. А подумать было о чём. Мало того, что Эдуард хотел сегодня утром обсудить с бароном фон Винден предстоящую аудиенцию у короля, так ещё надо было решить, как теперь вести себя с Фердинандом. Возможно друг сейчас жалел, что открылся ему? Разумеется, если вообще помнил свою исповедь. Кто бы мог подумать, что тот давно страдает от неразделённой любви. Самому графу, к счастью, удалось в своё время избавиться от такого ненужного чувства. В девятнадцать лет, Эдуард вообразил, что влюблён и готов был бросить к ногам той женщины всё, что у него было. Теперь он даже не вспоминал её имя. Наваждение длилось всего неделю и закончилось так же быстро, как началось. Эдуард нахмурился, прогоняя неприятные воспоминания. – Ваше сиятельство? – тут же чутко отозвался на изменение настроения хозяина Хоуп, который в этот момент сбривал ночную щетину графу. – Всё хорошо. Продолжайте. Через полчаса Эдуард удовлетворенно рассматривал собственное отражение, не обнаруживая ни единого следа ночных развлечений. – Завтрак, Ваше сиятельство, уже подан в жёлтой столовой. Будут какие-нибудь распоряжения? – учтиво поклонился Хоуп. – Нет. До обеда вы мне не понадобитесь. Бросив последний взгляд в зеркало, Эдуард оставил Хоупа убирать разбросанные вещи и направился в столовую. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь звуками его шагов, приглушённых толстым ковром, которым был выстелен коридор второго этажа. Эдуард решил, что он проснулся раньше всех. Однако это оказалось не так, поскольку, как только он спустился на первый этаж, сразу столкнулся с Анхеликой. Она была одета в такое же чёрное строгое платье с высоким воротником, как те, что носила последний год. Светлые, как жемчуг в её серьгах, волнистые волосы, уложенные в высокую аккуратную причёску, вместе с тонкими аристократическими чертам лица, как нельзя лучше соответствовали её имени, действительно делая девушку похожей на ангела. Лишь иногда взгляд её голубых, почти прозрачных глаз становился прямым и пытливым, нарушая, обычное для лица Анхелики, выражение безмятежности и отрешенности. В такие минуты Эдуарду приходила удивительная мысль: несмотря на то, что знакомы они с детства, он почти её не знал. А ведь им предстоит прожить вместе всю жизнь. Это была воля их отцов. Помолвка состоялась, когда Анхелике было несколько месяцев от роду, а Эдуарду года три. Всю жизнь они росли с осознанием того, что предназначены друг другу. Оба не возражали. Лишь однажды Эдуард чуть не нарушил слово данное отцу, но, к счастью, быстро одумался и никто так и не узнал, что он хотел разорвать помолвку. – Доброе утро! – Анхелика сделала изящный книксен, несмотря на то что несла тарелку с шоколадным печеньем. – Доброе утро! – отозвался учтивым поклоном Эдуард. Они оба замолчали на несколько секунд, за которые он успел испытать неловкость. Досадно ещё, что Анхелика выглядела всё также невозмутимо. Обычно они встречались в окружении друзей или близких, и довольно легко могли поддержать разговор друг с другом. Однако, наедине, как сейчас, Эдуарду почему-то сложно было найти общие темы даже для короткой вежливой беседы с невестой. Поэтому он не придумал ничего лучшего, чем сказать: – Прекрасная сегодня погода, не находите? Анхелика удивленно подняла брови и они одновременно посмотрели в сторону окна. Тяжёлые облака плотно затянули небо и вот-вот должны были пролиться сильным дождём. – Не будет так жарко, как вчера, – тут же нашёлся Эдуард. – Хм… Да. Вы правы наверное... Вновь молчание. Но тут взгляд Эдуарда упал на тарелку в её руках. – Если не ошибаюсь, это любимое печенье вашей сестры? – улыбнулся он. – Да. Леона его обожает, – тут же подхватила Анхелика. – Хочу первой её сегодня порадовать. Ведь это возможно последний день рождения сестры, что мы вместе живём под одной крышей. Она осеклась, немного покраснев. Если всё пойдёт по плану, через год этот день она встретит скорее всего в Винденбург-Хаусе. Эдуард всё ещё с трудом это представлял. В голове возникла картина того, как они сидят в его столовой за огромным столом друг напротив друга и он, также как сейчас, вынужденно ищет тему для беседы. Или они будут завтракать в тишине? А может они вообще не будут вместе завтракать? Как же это всё-таки странно. – Да, я помню, – вернул разговор Эдуард в нейтральное русло, – как в детстве Леона выпрашивала мою долю этого печенья. – И мою, – рассмеялась Анхелика, – Думаю, и Фердинанд тоже отдавал свою долю. Боже, как только в неё всё это помещалось? Она ведь была такой крохой. – Ну фройляйн Леона всегда ела, как птичка. Раза в три больше собственного веса. А вы все ей только потакали. – Должна сказать, что вы тоже. Возможно, этим мы все немного её разбаловали. Анхелика совсем оживилась, а в глазах появился весёлый блеск. Она уже не выглядела так, будто только терпеливо ждёт, когда он оставит её в покое. Эдуарду такой она нравилась больше. – Знаете, – продолжала меж тем Анхелика, – мне кажется, по-другому и быть не могло. Леона в какой-то момент стала тем… хм… как бы это сказать, – она в легкой задумчивости подняла взгляд вверх, но тут же нашлась, – веществом, что ли, которое склеивает всю нашу семью вместе. Без неё наверняка всё было бы иначе. Каждый из нас был бы сам по себе. Вот мы все и приносим дары на алтарь нашей домашней богини. – Скорее уже вредному кобольду, – рассмеялся Эдуард. – По размеру больше подходит. Анхелика тоже рассмеялась, но уже как-то смущенно, будто жалея о собственной внезапной откровенности. И вновь между ними возникла неловкость. – Тогда не буду больше задерживать вашу жертву домашнему духу, – вежливо склонился он. Но Анхелика ещё раз неуверенно улыбнулась, переступив с ноги на ногу. И только теперь Эдуард понял, что оказывается всё это время перегораживал ей путь к лестнице, не давая пройти. Быстро исправив свою оплошность, он пропустил Анхелику, которая не преминула тут же воспользоваться возможностью уйти. Эдуард же, усмехнувшись собственному глупому промаху, направился в столовую.