house of memories

От книг Альбуса отвлекает настойчивый стук в окно. Он не сдерживает улыбку — знает, кто стоит под окнами и кидается мелкими камушками, рискуя разбить стекло. Знает, что Геллерт не уйдет, пока ему не откроют, не пустят и не уделят должного внимания, потому что Геллерт всегда получает то, чего хочет. Альбус каждый раз обещает себе, что на этот раз не поддастся, заставит друга мерзнуть под окном, потому что его вообще-то сегодня не приглашали, а Альбусу нужно заниматься. Но какой толк от этих обещаний, если он все равно откроет и пустит, потому что совесть не позволяет жить спокойно, когда кому-то некомфортно по его вине. Начинающийся дождь мелко барабанит по окнам, и Альбус сдается окончательно — подходит к раме и открывает. Геллерту только это и нужно — он в несколько прыжков оказывается висящим на подоконнике, зацепившись за него тонкими, но сильными пальцами. Альбус задыхается как в первый раз — он знает, что в Дурмстранге проходят курс физической подготовки, но всякий раз восхищается от понимания, как много силы в хрупком на вид Геллерте. И не только физической. — Не хочешь впустить, Рапунцель? — Гриндевальд подтягивается, выпрямляя руки, и теперь по ту сторону окна видно не только его голову, но и торс. Альбус по хитрому прищуру понимает, чего от него ждут, и с удовольствием мягко целует подставленные губы. — Не хочу, — он отвечает хитрой усмешкой и не дает себе времени задуматься — опускает раму, лишь чудом не прищемив чужие пальцы. Лицо Гриндевальда он хочет запечатлеть в памяти на всю оставшуюся жизнь. Опешивший, мокрый, со взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Альбус смотрит на него недолго и демонстративно возвращается к учебникам, пусть текст и разбегается у него перед глазами. Его хватает ровно на минуту и тридцать две секунды. Геллерт считал. Он от души ругается, отряхивает мокрые волосы прямо на пол, и в тепле вся его решимость на пакость резко угасает. Тело пробивает дрожь, и приходится обхватить себя руками для создания иллюзии тепла. — Теперь тебе придется меня согреть, — Геллерт смотрит многозначительно, и перехватывает руку Альбуса, стоит тому потянуться за палочкой. — Ну нет уж. — Чем мне, по-твоему, камин разжигать, спичками? — Альбус выгибает бровь, и Геллерт отпускает его, не отказав себе в желании провести пальцами по выступающей косточке запястья. Они устраиваются у растопленного камина в объятиях друг друга. Геллерт сидит, откинувшись спиной на грудь Альбуса, и даже не пытается скрыть, как ему приятно от ловких пальцев друга, умело расстегивающих промокшую насквозь рубашку. Он заметно ежится, когда остается без верха, и сильнее прижимается к теплой груди, и чувствует, как чужие руки обнимают его, а мягкие пальцы поглаживают по груди, пока губы лениво мажут по виску. — И ты хотел променять мою компанию на учебники? — Геллерт поворачивается лицом к другу и смотрит наигранно-укорительно, так, что Дамблдору приходится собрать все свое самообладание, чтобы его не поцеловать. — Я же извинился. — Когда ты успел? — Прямо сейчас, — Альбус улыбается, еще раз мажет губами по виску, и Геллерт готов принять такие извинения. Они целуются медленно. Сначала играют в невинность, легко касаясь губами щеки и шеи, и только потом находят губы друг друга, и целуются так, как могут целоваться только подростки, считающие, что любить друг друга два летних месяца — значит любить друг друга всю жизнь. Гриндевальд разрывает поцелуй первым. Поднимается на ноги, берет Альбуса за руку и медленно отступает к небольшой кровати, которая умудрялась вмещать двух немаленьких юношей и не скрипеть в особо пикантные моменты. — Геллерт… — Альбус выдыхает, смотрит обиженно, и Геллерту хочется закатить глаза — сколько бы они не проводили ночи вдвоем в том самом смысле, Альбус все еще стесняется и считает секс чем-то, что может испортить романтику, а не подпитать ее. — Расслабься. Геллерт садится на кровать, тянет Альбуса себе на колени, обнимает за талию и так и сидит, уткнувшись носом куда-то ему в плечо. Иногда Альбус оказывается прав — иногда секс действительно не к месту. Геллерту хватает посмотреть на тома учебников, чтобы отправить их левитацией на стол, кое-как построив из них Вавилонскую башню, которая не должна была рухнуть до его ухода. У Альбуса всегда было много книг, самых разных, Гриндевальду было даже завидно до тех пор, пока Дамблдор не разрешил ему приходить и брать все, что он захочет. На кровати остается только одна — совсем небольшая, явно не учебная, но этот корешок Геллерт знает слишком хорошо. — Это так ты учишься? Сказки читаешь? Альбус улыбается, тянется к книге, но не получается — они с Геллертом под его весом падают на кровать, и Альбусу приходится прикрыть рот ладонью, чтобы не засмеяться и не разбудить спящего на том же этаже Аберфорта. Если брат зайдет и увидит Геллерта — будет очередной скандал, а вечер был слишком хорошим, чтобы портить его выяснением отношений. — Для человека, который не хочет секса, ты слишком нарываешься, — Геллерт ловким движением оказывается сверху, дотягивается до книги и удобнее устраивается у Альбуса на груди, открывая ее на рандомной странице. — «В начале мы встречаем красивого, искусного, и богатого молодого колдуна, который прямо-таки смущен глупостью его влюбленных друзей. Он настолько непоколебим в своем желании никогда не показать такую «слабость», что использует «Темные Искусства», чтобы сберечь себя от влюбленности». Альбус смотрит слишком многозначительно, и Геллерту приходится поцеловать его со всем нахлынувшем желанием, чтобы он успокоился. — Где ты тут видишь богатого колдуна? — Остальное у тебя вопросов не вызывает? — Альб, не начинай. Альбус ругает самого себя за собственную паранойю, но смотрит в бездонные голубые глаза и чувствует, как напряженный гордиев узел в животе медленно и приятно развязывается, и на душе становится спокойнее. — Оставайся на ночь. — Тетушка меня убьет. — Тогда из тебя получится ужасный темный маг. Геллерт тихо смеется и переползает на подушки, кое-как выпутавшись из чужих объятий. Альбус ложится рядом, близко-близко, оправдывая самого себя тем, что кровать маленькая, иначе они не поместятся. Геллерту не нужно никаких оправданий, чтобы нагло закинуть на него ногу. Альбус даже не обижается, что он забрал себе все одеяло.