Нашей юности полёт

Осень наступала на европейскую Россию. Ночи стали холоднее, где-то доходя уже и до пяти градусов. Однажды вечером шёл и тут же таял снег. Близь блокпоста колхозники собирали урожай пшеницы, что затем ехал в Европу на нужды стран Блока. Что-то в Венгрию, что-то в Францию. здесь же оставалось лишь пустое поле, да пшено для посева. Гиталик с хмурым от недосыпа лицом взглянул на часы. — Караул, готовьсь. — Сизым басом протянул мальчик — Счас будет замена. Сонные солдатики по приказу командира милиционной службы пограничья Республики Готланд стали собирать свои пожитки. Кто-то проверял наличие патронов, кто-то поправлял военную кепку, Крауз же смотрел куда-то вдаль. Почти полгода после присяги, полгода он ждёт атаки хоть одного паршивого партизана, но всё бестолку. Месть блюдо, что подаётся холодным? Возможно, парень остыл уже с первого месяца боевого дежурства близь Ростова, буферной «Дикой» земли. Здесь деды обещали налёты чуть ли ни каждое второе дежурство. Но ему не везло. Он видел раненых и убитых солдат. Некоторые были даже знакомы ему, но лейтенант не разу сам не попал на атаку врага. Ни гнилозубого казака, ни засаленного озверевшего крестьянина, ни идиота молокососа монархиста и в помине не было. Тишина. Подопечные даже прозвали его смешно, «Тихий офицер», от того, что ни разу в бою не учавствовал. А хотелось. Отец уже наверное похоронен, он не знает. С матерью контактов держать не стал, слишком болезненны воспоминания о счастливом детстве в Крыму. С Наташей они переписывались время, но вскоре он понял, что та быстро потеряла к тоскливому офицеру интерес. Арслан, ставший новым интересом Наташи, хотя и лишь до отъезда во Францию тоже потерялся в глубине писем и звонков не о чём. А какой диалог может быть между солдатом и человеком искусства? Они перестали понимать друг друга через месяц после начала осени. С Крымом его связывала лишь месть и помощь одному узнику недалеко расположившегося от их части КонцЛагеря. Лёнька всегда был идиотом, но чтобы угодить по политической в лагерь, это надо было дать жару. Но что-то не давало отпустить неприятеля на произвол судьбы. Толи глупый гуманизм, толи понимание, что это последняя ниточка, связывающая Гиталю с домом. — Уильям, мы тебя пришли сменьять — Клаус, солдат СА, за неподобающее поведение которого сослали на границу стал лучшим другом Гетали. — Майн солдатен сказали, чьто после твой смена капут! Пшшш! Клаус показал руками взрыв от гранаты. — Это враки Клаус, слухи солдатни. В прошлый раз и после меня партизанов не было. А ты как я погляжу всё ещё немецкими словечками балуешься? — Геталя пошёл к своим уже построившимся войскам. — Найн, найн. Это уже скорее как фишька! Парням гут. Нравится. — В любом случае, друг, не могу говорить, обещал своим пораньше вернуться в казармы, сегодня ж банный де… Взрыв прожужжал где-то рядом. Демонический крик ура и клацанье пулемёта зажгло глаза Гитали. Наконец-то! вот он. — Занять позиции, оружие в боевой режим, стрелять на поражение! — Лейтенант пригнувшись подбежал к пулемётному расчёту. Войска мигом сформировали оборону. Супротив врага градом посыпались контратакующие выстрелы. — *Вилли, пулемётчики контужены, я буду подавать, а ты стреляй! * — По немецки закричал Клаус. — Я-я, натюрлих… — Гиталя поставил старый станковый пулемёт курсом в сторону вражеского огня. Совсем недавно колхозники, теперь же это были разъярёные монстры, нелюди. Кто-то бежал лишь с черенками от лопат, у кого-о была лишь мосинка или бердянка. Не могли они взбунтоваться из-за ежегодного сбора урожая, кто-то натравил, но кто. Лейтенант искал глазами зачинщика, секунды длились вечность, пока он не увидел его. Старый Дроздовец в выцвевшей форме и шашкой наголо командовал малым восстанием. Скотина, он же их на убой ведёт! Крауз дёрнул затвор, прицелился и… И первая пуля прошла мимо, вторая пуля ударила руку врага, третья прошила лёгкое, а четвёртая пуля с очереди словно спелую дыню, разорвала голову. Он пал замертво, у восставших тут же начался хаос. — Хенде хох! — Кричал Клаус. — Швайне, почему они это делают? — Одурманены прпагандой. — Гиталик вышел и з дота и направился к поражённому лично им врагу. — Вилли, застрелят! — Не посмеют, я офицер. — шёл офицер по полю, пшена уже нет, а может всё-таки потому, что пшено отобрали? Да не, мы же сказали, что для нуждающихся, они же пайки получили и трактор новый. Не может из-за зерна. Рядом с генералом лежал и староста. У сальная морда, а мне ещё вчера кланялся чуть ли не до ног. Лейтенант заметил что-то, в руке неприятеля. Дневник? Нет, икона. Маленькая, выцвевшая как и форма. Крауз подобрал украшение, запихнул в карман. Затем, продолжил изучать последствия своей стрельбы. Голова дроздовца расползлась от выстрела в разные стороны. Где-то виднелся мозг, где-то черепа кусок. Какую-то часть схватил чёрный ворон, хищно поглядывал он по сторонам. — Ну хоть что-то полезное от его башки пошло. Кушай птица мистическая, птица мудрая. — Ворон заглотил кусок, сверкну глазом и тучным Кар взмыл в воздух. Что-то не так, подумал Геталя. Как-то всё быстро, глупо. Неужели реально из-за урожая… Что-то кольнуло в сердце, затем громыхнуло с лесополосы. Снайпер! Лёгкое! в глазах темнело. Клаус! Поспешит, выживу, больно. Пальцы искали дырку от пули. Клаус, похоже кто-то ползёт. Солдат, его спасать, его спасать. Уильям потерял сознание.