Так хорошо горело

За окном в темноте моросил дождь. Пожалуй, хорошо, что Сережа отклонил щедрое предложение отпраздновать день рождения в городе, в кафе или даже ресторане. Поздняя осень полностью вступила в свои права, а в доме было тепло и уютно, вкусно пахло копченостями и выпечкой. Вдобавок к магазинным деликатесам Олег намял пюре и сделал селедку под шубой, порадовавшись, что предусмотрительно уточнил ингредиенты и выяснил, что мама Сережи всегда исключала из рецепта картошку. Он даже торт испек – технически это был простенький пирог, но, украшенный разноцветными свечками, выглядел очень празднично, а Сережа никакой разницы не видел – что торт, что пирог, что кекс, пофиг. Главное, чтобы шоколада побольше. За два дня до события Олег съездил в пункт выдачи и забрал заказанный графический планшет. Да, не из тех гигантов с экранами и стоимостью в крыло от самолета, но Сережа, получив подарок, от полноты чувств прижался к Олегу так, словно врасти хотел, а потом отстранился и укусил его за нос. М-да, реакции у него по-прежнему были странноватые. – Хочу, чтобы жизнь была еще круче, чем сейчас! – заявил Сережа и дунул с такой самоотдачей, что Олегу почудилось, будто улетят все двадцать четыре свечки, а то и с тортом вместе, как в «Ну погоди!» – Нельзя же вслух, а то не сбудется, – рассмеялся он. – Фигня, – заявил Сережа, сунул палец между свечками и облизал. – Да подожди ты. Олег начал вытаскивать свечки, чтобы нормально отрезать кусок. Сквозь шум дождя пробился негромкий лай. – О, вот и гости, – фыркнул Олег. – Несут тебе в подарок горстку клещей. – Так они, наверное, замерзли уже, – проворчал Сережа. Клещей он боялся как чумы. А один раз, притащив из очередной лесной прогулки оленью кровососку, которая, как известно, хоть и не клещ, но похожа, в панике стряхнул ее на пол и весь вечер бегал от несчастной мухи по дому, вместо того чтобы кинуть ее в печь. Марик, как и положено деревенской собаке, клещей приносил исправно, и даже обработка не полностью помогала. Олег обирал их и сжигал, а Сережа прятался в комнате и не выходил до завершения процедуры. – Если скормишь ему весь сервелат, овсянку с потрохами сам жрать будешь. – Ну блин, пусть и собака порадуется в кои-то веки! – возмутился Сережа и потопал открывать. Олег хмыкнул, мысленно деля пирог на части. На веранду ворвался влажный холодный ветер. – Олег! ОЛЕГ!!! Душераздирающий вопль резанул по ушам. Олег понял, что это Сережа кричит, только потому, что, вроде, больше кричать было некому. Зажав в кулаке нож, он метнулся к двери, готовясь дать отпор неизвестному врагу, выскочил на крыльцо и в тусклом свете лампочки чуть было не споткнулся о Сережу. Тот сидел на полу перед собакой, баюкая ее голову в руках, и Олег не сразу узнал Марика, ведь масть у того была серая, волчья, а у этой собаки – какая-то бурая. В дом он втянул за шкирку обоих. При хорошем освещении стало видно, что руки и футболка у Сережи в крови, а Марик словно выбрался с поля боевых действий. – Господи, – всхлипнул Сережа, приглядевшись. – Олег, смотри, у него глаз… глаз… Он зажал рот ладонью. – Блевать потом будешь, – грубо одернул его Олег. – Принеси мне свитер, кошелек и плед. Из-за шерсти было сложно понять, что именно произошло и насколько все плохо, но, похоже, Марика били чем-то режущим и немаленьким, не ножом. Ну не мечом же. Косой? Серпом? Едва ли, это было бы странно и неудобно. Марик возил по полу хвостом, норовил облизать ему руки, и Олег погладил его по голове, обходя раны и то, что осталось от левого глаза. На шее пониже ошейника болталась веревочная петля. Сережа принес нужные вещи, помог дотащить завернутого в плед пса до машины и погрузить на заднее сиденье. В процессе он умудрялся судорожно рыдать. – Заткнись, – сказал Олег. – Собака молчит, а ты за двоих скулишь. Сережа громко всхлипнул и вытер нос плечом. – Можно я… – Нет, ты остаешься. Куда ему ехать. Еще рвать от нервов начнет – наелись же только что. Или будет завывать над ухом, прямо как сейчас, и тогда Олег остановит машину и выкинет его на обочину. – Нож с крыльца забери. Умойся. В холодильнике корвалол, накапай в четверть чашки воды сорок капель, выпей и ложись, – скороговоркой бросил Олег, садясь за руль. – Я позвоню. В зеркале заднего вида Сережа стоял под фонарем, обхватив себя руками, пока не пришло время поворачивать. * Сережа не брал трубку. Удивляться нечему, наверное, ревел, пока не уснул. Так даже лучше. Молоденькие врачихи охали и ахали, желая неизвестному живодеру провалиться поглубже. С глазом Марику однозначно пришлось распрощаться, но, помимо этого, никаких категорически угрожающих жизни травм не выявилось. Олег долго сидел в зале ожидания, прихлебывая кофе из автомата, потом оплатил стационар на семь дней: будь он один, может, и стал бы нянчиться с собакой, но возиться с Сережей, поставленным перед необходимостью на эту самую собаку в таком состоянии любоваться, ему совершенно не улыбалось. С глаз долой – из сердца вон. Через неделю приедут вместе и торжественно заберут в более презентабельном виде. По дороге Олег получил первую отчетную фотографию. Марик на ней еще не отошел от наркоза и выглядел неважно. Лучше Сереже ее не показывать. Низкие тучи вдали были подсвечены мрачно-оранжевым, и вскоре сделалось ясно, что это зарево пожара. Твою мать, да что за денек такой. Пылал самый крайний дом со стороны въезда – хибарка Егорки, известного на весь поселок престарелого алкоголика. Дом медленно разваливался от дряхлости в некотором отдалении от остальных, так что перекинуться на другие здания пламя не могло. Невелика потеря, цинично подумал Олег. Однако пожарные еще не прибыли, а перед забором собралась гомонящая толпа, поэтому он решил остановиться и узнать, нельзя ли чем-то помочь. Как бы сам Егор внутри не остался, хоть пропащий, а все-таки какой-никакой человек. – Люди там есть? – спросил он у ближайшей старушки в ватнике поверх халата. – Агась, – хмуро ответила та, не отрывая глаз от горящего дома. – Хозяин. Небось наклюкался да снова с цигаркой спать завалился. Я ему годов десять твержу, смотри, Егорка, хату спалишь и сам сгоришь. Ну и вот. Олег начал проталкиваться сквозь толпу. – Там уже парнишка побег его вытаскивать! – добавила старушка ему в спину. Олег утроил усилия. Не то чтобы дом превратился в сплошной костер, когда спасать уже некого и нечего, но ясное дело, соваться внутрь бабушкам и дедушкам не стоило. А молодых тут – кроме них с Сережей – не было, только приезжали дети и внуки погостить. Похоже, кто-то из заезжих и решил погеройствовать. Сам бы только не погиб. Натянув куртку на голову, Олег нырнул в дверной проем, сделал три шага и врезался в людей, выбирающихся из заполненной дымом комнаты. Он подхватил под локоть то тело, которое двигалось совсем вяло, и они вместе вывалились во двор под ободряющие крики толпы. Егорку сгрузили на жухлую мокрую траву у самой калитки, подальше от пожарища, и Олег начал приводить его в чувство. Похоже, дедуля не пострадал, только был набравшийся в дымину. Правильно говорят, пьяным и дуракам везет. Раздался громкий треск, и Олег краем глаза увидел столб искр, взметнувшийся в небо. Провалилась крыша. – Вау, – восхищенно сказал парень, который, предоставив ему откачивать Егорку, стоял чуть ближе к дому и смотрел на огонь. Олег вскинул взгляд: на длинных влажных волосах плясали ярко-рыжие отблески. Он вскочил, схватил парня за плечо и развернул. Какого… На лице Сережи, измазанном давно высохшей кровью, застыл благоговейный восторг. – Привет, – сказал он. – Круто горит, да? Видел, как пыхнуло? Как извержение вулкана! В момент забыв о Егорке, Олег поволок его за собой и усадил в машину. Сережа выворачивал шею, потом забрался на сиденье коленями и пригнулся, заглядывая в заднее стекло поверх спинки. Пожар заслонили другие дома, и он разочарованно вздохнул. А потом увидел окровавленный смятый плед на заднем сиденье. – А где… – его голос быстро стал тонким от подступивших слез. – Он что… Он… Да что ж ты сделаешь. – Живой! – рявкнул Олег. – Минус глаз и пара зубов, треснувшее ребро, резаные раны, потеря крови. Ничего смертельного. Остался на пару дней в стационаре. Нож по-прежнему валялся на крыльце. Горел свет, на столе лежала еда. К почерневшим кровавым разводам на Сережиной футболке добавились пятна сажи. Он был в кроссовках на босу ногу, весь мокрый и ледяной. Олег поставил чайник, принес свежую одежду и залез в теплый душ с Сережей, несмотря на то, что поместились они там с превеликим трудом. Сережа жался к нагретой плитке и прикрывал ладонью полувозбужденный член, хотя чего там Олег не видел. Кожа в нескольких местах на предплечьях покраснела, Олег на всякий случай смазал подозрительные участки «Пантенолом». Вскоре они сидели на Сережиной кровати с кружками в руках. Телефон преспокойно стоял на зарядке на тумбочке. Ясно, почему никто не отвечал. – Ну? – поинтересовался Олег. – Какого черта тебя туда вообще понесло? В принципе, восстановить примерный ход событий он мог и сам. Ничего из того, что ему было велено, Сережа делать не стал. Наверное, сидел где-нибудь на крыльце и ревел, пока не увидел зарево или не услышал крики, а потом побежал смотреть на пожар. Вот и вся детективная история. Зато Егорку вытащил. Не сказать чтобы избавил человечество от огромной потери, но все же живую душу спас. Сережа поставил кружку рядом с телефоном и сказал: – Это он. – Кто? – не понял Олег. – Мужик из горящего дома. Он привязал Марика… и бил лопатой. Я ее видел… в прихожке… на ней все еще была кро… кро… – он разрыдался. – Узнал… у соседей… они… видели… слышали… и никто… ничего… сволочи… – Сережа, – тихо позвал Олег. – Успокойся, пожалуйста, или я тебя ударю. Сережа зажал рот руками и начал булькать. Олег порадовался, что налил себе воды из кувшина, а не чаю. Воду, в отличие от кипятка, можно было выплеснуть Сереже в лицо спокойно. Сережа икнул и захлопал глазами, смаргивая капли. – Рассказывай, что было после того, как я уехал, – велел Олег. У него начали появляться смутные подозрения, что произошло что-то куда более серьезное, чем в его предположениях. – Что ты делал? По порядку. – Сначала сидел на ступеньках. И плакал, – Сережа с опаской покосился на почти опустевшую кружку. – Потом обулся и пошел по домам спрашивать… Вдруг кто-то что-то видел или слышал. Дошел до другого конца. Я уже говорил. Видели и слышали, только… – Да, говорил, – поторопил Олег, боясь возобновления истерики. – Дальше. – И тогда я пошел к нему. – Зачем? – насторожился Олег. Сережа вытер нос рукавом. – Ебало хотел набить, – мрачно сказал он. – Калитка была открыта, и дверь не заперта, а в прихожке лопата стояла, и на ней… – Потом что? – снова перебил Олег. – В комнате было дымно. Он лежал на кровати, коврик возле нее тлел, и у простыни горел уголок… Олег недоумевал. Если Сережа оценил ситуацию и решил вытащить Егорку, невзирая на то, что он покалечил Марика… Как огонь разгорелся так быстро? Разве взорвалось что-то, баллон с газом или что, но тогда и хибарку бы разнесло нафиг, и Сережу с Егоркой заодно. – У окна стояла бутылка с подсолнечным маслом. Пятилитровая, – сказал Сережа. – Я вылил его на ковер и на пол. – Ты – что? – переспросил Олег. В голове внезапно поселилась звенящая пустота. Будто мозг с разгона уперся в тупик. – Вылил масло на ковер и на пол, – повторил Сережа. – Но зачем? – Чтобы горело лучше. Жидкости для розжига не было, но масло тоже хорошо горит. У меня как-то раз сковородка… – Стой. Ты решил ему отомстить? Поджечь его захотел, что ли? Боже, а он-то считал Сережу нюней и истеричкой. А тот вон что удумал. В тихом омуте… Только вытаскивать зачем? Испугался? Совесть в последний момент замучила? – Я хотел, чтобы горело лучше, – сказал Сережа, словно не услышав вопроса. – Вышел на улицу, за забор, и подождал, пока разгорелось как следует. Горело здорово, ты же видел. Но прибежали люди, начали кричать, что внутри кто-то есть, и я побежал вытаскивать. Там ведь одни старушки и старички, они не смогут, а человек умрет. В комнате было дымно. Он лежал на кровати… – Ты уже говорил, – пробормотал Олег внезапно оцепеневшими губами. – Да. Я его растолкал, потащил к выходу и встретил тебя. Вот, – Сережа робко улыбнулся. – Но ты видел, как здорово горело? Не так классно, как тот склад в Приморском, но… – Какой такой склад в Приморском? – на автомате спросил Олег, мыслями все еще в услышанном секундой раньше. – Ты видел. Ну… летом. Когда мы… – он смущенно указал себе на пах. – Когда музыка кончилась? По телевизору? – Да. Не по телевизору выглядело куда лучше. Олег окончательно перестал что-либо понимать. – Ты пытаешься сказать, что его поджег, что ли? Как, если ты тогда в поезде ехал от родителей? Сережа пару секунд молчал, потирая и выламывая пальцы, потом шмыгнул носом и разразился слезами. – Олег, прости! Я врал… – Про родителей? – Про родителей… про универ… про Кирю… про все! Реальность на мгновение дрогнула и сделалась зыбкой. Олег почти всерьез ожидал, что вот-вот проснется. То есть, на самом деле у Сережи все-таки нет родителей? И в университете он не учился? Но Кирю-то Олег вполне себе видел, и тот упоминал, что учился вместе с Сережей. Что за бред? Олег вылил немного воды на ладонь и растер лицо. – Рассказывай вообще все, – приказал он. Родители у Сережи были. И неладное им полагалось заметить еще тогда, когда четырехлетний Сережа, прибрав к ручкам зажигалку, принялся для забавы поджигать и тушить на себе одежду. К счастью, эти опыты пресекли вовремя, ожоги были небольшими и за пару недель зажили. Сережа получил ремнем по заднице и долго помнил, что спички детям не игрушка. Значения этому эпизоду родители не придали: куда только не заводит малышей неуемная любознательность. Просто повод выдохнуть «уф, повезло» и со смехом вспоминать случившееся во время семейных застолий. Однако через несколько лет страсть к огню вернулась. Сережа был уже слишком умным, чтобы ненамеренно устроить себе аутодафе. И кому-то другому, если уж на то пошло. Никого живого он не жег, только муравьев лупой, да и то один-единственный раз в порядке эксперимента. Кучам листьев, срезанным веткам, заколоченным ларькам и пустым гаражам везло куда меньше. Но все эти относительно невинные эпизоды поджигательства сходили Сереже с рук, пока, учась в университете, он не провернул этот же фокус с машиной. – Как? – мрачно спросил Олег. – Из огнемета, что ли? Машина – это ведь не куча листьев, и даже не рассохшийся до состояния трута деревянный сарай. Сережа развел костер под автомобилем и пихнул в опущенное заднее стекло несколько пропитанных горючей жидкостью и подпаленных тряпок. – Она была красная, красивая, – шепотом сказал Сережа. – Я на нее полгода смотрел и думал, как она будет гореть. На заднем сиденье спал пьяный Киря. Он прикатил с вечеринки, и его не пустили в общагу. – Как ты мог его просмотреть? – спросил Олег. – Я не просмотрел… Я… Я… не подумал. Сережа отошел в сторонку и уселся на бордюр наблюдать. Киря проснулся, когда на нем занялись рубашка и волосы. Мало что соображая и осознавая лишь, что горит заживо, он некоторое время бился в двери, а потом Сережа, вынырнув из эйфорического транса и увидев, что в салоне мечется человек, помог ему выбраться. В машине стоял навороченный видеорегистратор с двумя камерами. И пусть ракурс у камер был ограничен, причастность Сережи немедленно вскрылась. Как родители умудрились договориться с Кирей и его предками и сколько денег им это стоило, Сережа не знал, а Олег так и не понял, как вышло, что случившееся не отправилось сразу же в полицию. Как бы то ни было, одно из условий гласило, чтобы Сережиной ноги рядом с Кирей больше не было, поэтому из универа пришлось отчислиться. После этого желания видеть Сережу дома родители не изъявили, да он и сам бы туда не поехал. – Маманя без конца грозилась меня в психушку сдать, – всхлипывал Сережа, размазывая по лицу слезы. – А я не хочу в психушку… Они там обувь без шнурков носят… уколы каждый день… и гулять только летом пускаюююют… – Откуда такие познания? – спросил Олег, стараясь вычленять чистую информацию и ничего по этому поводу не ощущать. – Меня подруга на практическое занятие один раз провела, – неожиданно спокойно ответил Сережа. – По клинической психологии. – И разревелся снова. На фоне общего пиздеца признание, что той памятной осенью он действительно просто пытался пополнить скудный бюджет посредством мелких автомобильных краж, проскользнуло как тусклое и незначительное. Сережиной маме в самом деле стало нехорошо, и Сережа в самом деле уехал в родной городок. Ему написала сердобольная соседка. Только он там не гостил, потому что отец не пустил его на порог, а мама, когда он навестил ее в больнице, потребовала, чтобы он убирался. – Я не хотел уходить, но за нее соседки по палате вступились, – сказал Сережа. – Не буду же я драться со старушками. Он приехал обратно и еще несколько дней провел в городе. Шатался по улицам, сидел в кафе, ночевал у знакомых. Пытаясь отвести душу, сжег тот самый склад. А потом купил пирожков со сгущенкой и поехал к Олегу. На протяжении всего рассказа Сережа плакал, и плакал, и плакал… Олег не знал, что чувствовать. Вроде, были какие-то эмоции, но их хотелось вытащить из себя и повертеть в руках, чтобы хорошенько рассмотреть. Единственное, чего он желал наверняка, – это чтобы Сережа уже прекратил завывать, наконец. – Олег, прости! Прости, пожалуйста! – Сережа полез целоваться. Олег его оттолкнул. Во-первых, попахивало манипуляцией, пусть даже бессознательной, во-вторых, Сережа был в соплях по уши, а содержимое чужого носа не входило в список телесных жидкостей, которые он был готов пробовать на вкус. Сережа рухнул на кровать и зарыдал еще горше. Олег спустился на кухню, достал рафинад, рюмку и корвалол. Накапал сорок капель на два куска сахара, чтобы отнести Сереже, а еще сорок развел в рюмке воды и выпил сам. Не столько из-за ситуации, хотя та была какая-то совершенно безумная, сколько из-за того, что очень уж хотелось начать утихомиривать Сережу затрещинами. Вернувшись, он заставил Сережу сесть, вытер ему лицо и скормил сахар. – Мне жаль, правда, – сказал Сережа, громко высморкавшись и слегка успокоившись. – Я не хотел. Не хотел тебе врать, не хотел расстраивать родителей, не хотел вылетать из универа, не хотел… – Сереженька, – проговорил Олег, заглядывая ему в лицо, – малыш, – прозвучало это ужасно неуклюже, потому что он так никогда никого не называл, даже женщин и детей. – Ты вообще понимаешь, что люди могли погибнуть? Или погибли. Кто знает, что там со складом вышло. Несли же кого-то на носилках. Сережа смотрел на него пустыми, ярко-синими от слез глазами. – Я не подумал, – ответил он. – Так хорошо горело. Да он же болен, вдруг кристально ясно понял Олег, болен и очень серьезно. Ему искренне жаль – родителей, университет, их маленькую – на двоих – разрушенную идиллию… Но всех людей, которые пострадали, а может даже и погибли, ему не жаль. И себя с отнюдь не призрачной возможностью загреметь в тюрьму тоже не жаль. Нисколько. Потому что он не подумал, а горело слишком хорошо. – Давай полежим, – сказал Олег. Он помог Сереже лечь, укутал в одеяло, как в кокон, и обнял сверху. – Не надо, – проворчал Сережа. – Дышать нечем. Олег послушно отодвинулся. – Ты куда? – Сережа в панике затрепыхался. – Не уходи! – Да здесь я, здесь, – Олег положил на него руку, и Сережа угомонился. Через час он все еще не спал и снова окликнул, когда Олег тихо скатился с кровати и направился к двери: – Ты куда? – Есть хочу, – почти не соврал Олег. – Принести тебе кусочек торта? Сережа задумался, но в конце концов мотнул головой. – Завтра. – Опять будешь сладкое с утра жрать? Сережа ухмыльнулся. Олег развернулся к двери. – Олег, – позвал Сережа. – Ну? – А Марик точно не умер? – Точно. У меня даже фото из ветклиники есть, но лучше мы его тоже посмотрим завтра. Олегу в самом деле жутко хотелось есть, и он под чай уговорил половину пирога. Очень вкусно получилось. Параллельно он листал на телефоне статьи, изучая крайне скудную информацию, из которой понятно было только одно: если пустить дело на самотек, тяга будет расти и масштабы бедствия, соответственно, увеличиваться. Допив чай, Олег набрал Вадика. – Волков! – воскликнул тот, не смутившись позднему звонку. – Ты живой! – А что со мной случится? С ним случился Сережа. Что в итоге обернулось печально, однако все-таки не смертельно. – Слушай, у тебя есть на примете хороший психиатр? – Вот так сразу, да? А как же конфетно-букетный период? – Вадик заржал. – Бабкины методы против пэтээсэрочки больше не работают, а? Не боись. Дядя Вадя всех хороших психиатров в лицо знает. И тебя вылечат. – Не для меня. И накрыло его не посттравматичкой, а кое-чем поэкзотичнее, – вздохнул Олег. – Мне нужен психиатр, работающий с пироманией. * В пять часов вечера Сережа по-прежнему крепко спал. Олег собрал вещи и отключил все, что положено отключать, когда уезжаешь надолго. В городе им, наверное, придется задержаться. Пора было будить Сережу. Вадик посоветовал специалиста, и Олег выбил ознакомительный визит уже на завтрашнее утро. Он принес с собой на второй этаж кусок пирога с самым толстым слоем шоколада и телефон. Из ветеринарки только что прислали еще одно фото, крупный план. Башка у Марика была вся обклеена пластырями, но уши торчали бодро, а уцелевший глаз задорно блестел. Сережа будет рад.

КОНЕЦ