Percocet.

Солнечный свет в радость людям, именно он диктует заблудшим уверенность в мраке, уверенность в приходящем дне. Способность видеть - словно чувствовать безопасность. Исключительно светлым осенним днём природа богата звуками, они все - симфония - музыкальный жанр, который проигрывается в голове раз за разом, стоит только захотеть. Однако, так бывает лишь вдали от цивилизации, городской дневной гул - не более чем надоедливый шум в голове. К счастью, поздним вечером всё затихает, принимая молчание в протест уходу солнечного света. Природа не благоволит мраку, хотя есть что-то приятное в бренном мире после наступления темноты. Кажется, что в неуловимые доли секунды перед нашими глазами умирает пространство, открывая бескрайний космос с множеством астрономических объектов. Взгляд уносится словно сам собой во все его точки, разглядывая мерцающие тела и соединяя их в созвездия, а мысли словно абстрагируются от земных забот, уступают задумчивости и философии. Конечно же, при любом времени суток ты волен думать о чём угодно. Но никто же не станет отрицать подобное влияние темноты, пусть в малой, незначительной степени, которое вполне достаточно для «замирания» нашего сознания. Сегодня гулкая ночь темна, и, действительно, удивительна даже при непогоде - в просторном дворе общежития слышно, как гудит, хлопает и шумит ветер, то затихая, то усиливаясь ожидающимися порывами, качая деревья и сдувая листву. Изредка моросит дождь, оставляя мелкие капли на большом стекле, в которое и смотрел парень, изучая темный размытый пейзаж глазами. Ночь не возлагала никаких ожиданий, кроме тишины и покоя. Однако, как многим известно - ожидания, зачастую, не оправдываются. Раздался скрип подоконника, холодный поток ветра ударил в лицо, а волосы на мгновение хаотично разлетелись, покидая привычное для них положение на лбу. Тихо крадясь, как провинившийся ребенок, незнакомец аккуратно проник в комнату, зафиксировав свой взор на двор. Полоски бледного, лунного света накладывались на парня, позволяя брюнету осмотреть его: пепельные волосы с единственной багровой прядью разметались в стороны от открытого окна, одет он был довольно легко для такой погоды о чём свидетельствовали перебинтованные, но дрожащие руки - к слову, может он вовсе не ожидал резкую смену погоды. Незнакомец не шевелился, словно наслаждался холодным ветром или же оттягивал момент, дабы не приземлиться на землю с грохотом. Фетишист - сделал заключение Сяо, которому холод в комнате не доставлял никого удовольствия, напротив, нервировал. — Ты кто такой? Резко раздавшийся в тишине монотонный голос, словно вырвал Кадзуху из пучины раздумий – рассмотрения пейзажа. Юноша опасливо вздрогнул, чужому внедрению в его подсознание, и он с трудом смог скрыть это невольное движение за шумным выдохом. Владелец голоса подкрался с хрипотцой в речи, как будто ему пришлось кричать на трибунах, яро восхвалять свою команду – болеть, или же непрерывное курение одной сигареты за другой так повлияло, неясно. Моментально повернувшись на оппонента, Кадзуха уже было собирался задать ответный вопрос, но под слабым светом от уличного освещения, затуманенный полудрёмам иссера-жёлтый взгляд произвёл на него впечатление тревожного – хищника в темноте. Кадзуха замер в нерешительности, это первый раз, когда он оказался сбитым с толку просто посмотрев на человека. Меньше всего на свете ему сейчас хотелось оставаться на месте и чувствовать себя ланью, загнанной в самом углу подсознания этими хищными глазами, но тот факт, что он видел этого юношу впервые в общежитии, вырисовывал вывод – это не хищник, а его новый сосед по комнате, которого он явно озадачил своей склонностью к «эффектному» появлению. — Я Каэдахара Кадзуха, — студент, придя в себя, посчитал непростительным начать общение не представившись. — Обучаюсь и живу здесь, предполагаю, ты мой новый сосед. И не побоюсь признаться, не ожидал, что ты объявишься так скоро, — он виновато покачал головой, высвободил оцепеневшие руки от лямок рюкзака и, взяв кружку со стола, залпом выпил остывший, по всей видимости с утра, чай, который он позабыл в спешке, собираясь на учёбу. Желудок неприятно скрутило, будто давая легкую пощёчину тому, кто забыл поесть. Каэдахара явно любил обогащать желудок жидкостью, не ставя в приоритет полезную пищу. Он просто не брал этот факт для выживания во внимание. Упущение, которое в следствии лишало его энергии. Зависимостью не страдал, но за плохую привычку посчитать следовало бы. Кадзуха не был мнительным — не любил молчание попросту, потому он продолжил свой «монолог»: — А тебя как звать? — желудок вывернулся наизнанку в замес с остальными органами, явно негодуя – почему он все еще пуст? И именно поэтому, Кадзуха ощутил возвращающееся в гортань чувство тошноты. Он стиснул зубы, явно противоборствуя этому неловкому чувству, но позднее осознал, что на лице брюнета мелькнуло непонятное выражение, словно на мгновение раздраженно прикрылись глаза и между бровей залегла складка. — Сяо меня зовут, блять, — Выругался студент и продолжил говорить, не пытаясь скрыть своих истинных мыслей, которые звучали с нотками раздражения. Будто бы ему не подали вовремя горячий кофе или вовсе раскрасили им его новый костюм. — За сегодняшний день мне уже поднадоело отвечать на это, хоть на лоб себе пиши большими буквами, количество вопросов ко мне не убавится. Каэдахара недоумевая моргнул, может дважды. Данные слова не содержали в себе никакого намёка на обвинение нового соседа во всем случившемся, хотя всё еще сохранявшиеся хрипотца и раздражение в голосе Сяо, заставили прозвучать их именно так. Сглотнув как можно тише нервный комок в горле, Кадзуха принялся закрывать за собой окно и, скользнув взглядом по знакомой обстановке во дворе вновь, почувствовал как свинцовая усталость сменилась бодрствованием, однако прилечь ему всё равно следовало, не иначе как придётся протолкнуть в себя пищу насильно. «Вот и провел тихую ночь дома» — подумал Кадзуха, и вслух, не меняя тон в голосе, буднично ответил, чтобы не осаждать вопросами уставшего соседа: — В таком случае, постараюсь быть «тише воды, ниже травы», — он задёрнул шторы, будто бы знаменуя окончание никому не нужной пьесы, хотя на деле сделал это для того, чтобы свет фонаря не раздражал его зрачки, и приступил к смене одежды. — Всё нормально, веди себя как должен, — пробормотал Сяо, но надежду на продолжение разговора не дал тем, что лёг и отвернулся к стене. Кивнув, Кадзуха тоже улёгся в свою постель и тут же взял телефон в руки, когда он рядом — спокойнее. Пожелав спокойной ночи своему соседу, и, не ожидая ничего в ответ, Каэдахара решил больше не тревожить его. «Успеем еще поболтать» — решил Кадзуха, понизив яркость экрана, понимая, что теперь он живёт не один.