Слабые-счастливые

Хенджин, лежа на кровати, закрывает глаза ладонями и улыбается счастливо. Через несколько минут кровать рядом проминается, а он старается придать своему лицу менее глупо-радостное выражение. Феликс нависает над ним. Опускается ниже. Почти целует — но вдруг брызгает на него водой с рук, тут же отскакивая на другой конец комнаты. — Эй! Негодник! — возмущается Хенджин, но не слишком бурно. Не получается. Это же Феликс. Феликс так и светится весь. Он крадучись, как дикое животное, подходит к кровати и снова нависает над Хенджином, на этот раз не садясь. Хенджин любуется им, опершись на руку. Ему кажется, что со светлых прядей волос капает самый настоящий свет. Феликс вытирает руки о джинсы и касается лица Хвана. Двумя пальцами — по щеке. Смотрит заинтересованно, будто Маугли, впервые увидевший другого человека. Нагибается еще ближе — целует в лоб и отстраняется, и смотрит, склонив голову набок, точно любуется своей работой. Хенджину хочется спросить, почему он не целует его в губы. Он чувствует, что между ними что-то происходит, но сам боится предпринять первый шаг навстречу. Впрочем, он пытался. Пять минут назад он спросил Феликса: «А мы с тобой друзья?» — и он ничего не ответил, сбежав в туалет. Хенджин посчитал это хорошим знаком: Феликс осознает, что между ними что-то есть. — Почему бы… — «Почему бы тебе не поцеловать меня в губы?»? Слишком страшно. — Почему бы нам… — «Почему бы нам не поцеловаться по-настоящему?»? Да почему у него все мысли об одном? — Почему… — «Почему ты не целуешь меня, черт побери?!» — Почему бы нам не выпить? — Ты читаешь мои мысли, — выдыхает Хенджин одновременно разочарованно и облегченно. Феликс задерживает на нем взгляд на несколько секунд. Хмыкает, словно раскусил его, и снова уходит. Возвращается с двумя банками холодного пива из Хванового холодильника, протягивает ему одну и усаживается рядом по-турецки. Хенджин садится, прислонившись к стене, и открывает банку. Он делает глоток, смотря, как пьет Феликс большими жадными глотками. — Прости, — извиняется он после неожиданной отрыжки, и Хенджин посмеивается. — Да все нормально. Да ладно, он почти что находит это очаровательным. Это смущение Феликса. Который отворачивается к окну и начинает пить гораздо медленнее. — Ты говори что-нибудь. Потому что мне все еще неловко. Хенджин ничего не говорит. Он отрыгивает и только после этого спрашивает: — Так менее неловко? — Честно? Еще более неловко, — смеется Феликс. Отставляет банку на стол возле кровати и растягивается так, что его ноги оказываются на ногах Хенджина и выше головы. Хенджин подает ему подушку, едва не пролив свое пиво, и говорит тихо и неуверенно: — Нам не стоит стесняться друг друга. Мы же с тобой так близки. Правда? Феликс не отвечает на вопрос, говорит лишь: — От подушки пахнет твоим парфюмом. Так приятно. И это почему-то кажется более интимным, чем любые заверения в близости. Хенджин отставляет банку на тумбочку. — Тебе нравится мой парфюм? — И нависает над Феликсом. Облизывает свои губы, смотрит точно в глаза. Феликс не отводит взгляд, но и не тянется к его губам. Хенджин же не может сократить последние сантиметры, просто не хватает духу. — А вот это действительно неловко, — говорит Феликс и обхватывает его за шею. Но не целует, а лишь укладывает его голову себе на грудь. — А мне лежать на тебе — не неловко? — хихикает Хенджин. — Тогда встань. Я тебя не держу. И правда, рук на себе Хенджин больше не чувствует. Но все же не встает. Потому что лежать на Феликсе так будоражаще приятно. Он вновь улыбается по-дурацки счастливо и трется щекой о пушистый нежно-желтый свитер. Феликс весь излучает свет и тепло. Наверное, потому что Феликс — взаправдашнее солнце. Он запускает пальцы в Хенджиновы волосы и начинает бережно перебирать их. — Ты делаешь это осознанно или машинально? — спрашивает Хенджин, на что снова не получает ответа. Но рука тем не менее с головы не исчезает. Должно быть, Феликс тоже боится всего этого, но почему, если у него, как Хенджин знает, были подобного рода взаимоотношения с парнями? Ему хочется задать этот вопрос, но не может решиться еще на протяжении пары минут. Потом наконец шепчет почти неслышно: — Ты боишься? Но почему? — Уточни, чего я боюсь. Это, наверное, не провокация, а просто перекладывание ответственности за первый шаг. — Того, что между нами происходит, — еще тише говорит Хенджин. — Потому что мы товарищи по группе, сладкий. Он говорит это так грустно-грустно, что у Хенджина сердце сжимается. Он садится, беря руку, которая его только что гладила, в свою. — И что мы будем делать, если мы хотим этого? Феликс не отвечает. Закусывает губу, точно не стараясь выглядеть секси, а просто от нервов. Но Хенджин все равно склоняется над ним и спрашивает: — Можно? — Можно, — говорит Феликс после долгой паузы. С готовностью приоткрывает рот, и они наконец сливаются в поцелуе. Долгожданном, но в то же время мучительном. Потому что правда: они товарищи по группе и вряд ли хорошая идея им встречаться. Но в то же время, будучи влюбленными, им видеть друг друга каждый день, но ничего не мочь сделать… Великолепная перспектива, нечего сказать. Хенджин думает об этом и кусает губы Феликса все агрессивнее и агрессивнее от собственного бессилия. Пока Феликс его не отпихивает, упрекая: — Ты сделал мне больно. — Прости, — говорит Хенджин. Он готов на коленях ползать перед ним за этот прокол. Но Феликс лишь улыбается успокаивающе, говоря: — Я знаю, что тебе больно. Не физически. Мне тоже. Хенджин прячет лицо в ладонях и стонет, захваченный врасплох огромной, всепоглощающей печалью. Его недавней радости и уюта от нахождения рядом Феликса как не бывало. Его раздирает изнутри, и он вот-вот ментально сблюет кровью. Феликс обнимает его за плечи, говорит: — Давай это будет первый и последний наш поцелуй? — Я так не хочу, — возражает Хенджин, и Феликс дарит ему еще один поцелуй, совсем легкий, без языка, возможно, пытаясь подсластить горькую пилюлю. Во время поцелуя Хенджин начинает плакать. Феликс трет его лицо краем задранного свитера, и Хенджин не удерживается — касается обнаженного живота. Феликс не отстраняется, напротив — забирается ему на бедра, стаскивая свитер, целует снова. Их руки блуждают по телам друг друга, губы выцеловывают все лицо и шею, Хенджин совершенно теряется, уже не соображая, когда трогают его, а когда трогает он. Он впервые спит с парнем. Феликс оказывается нежным любовником, сделавшим все так аккуратно, что Хенджину кажется, будто он переспал с ангелом. И после Феликс не уходит, а остается у него на ночь. Они спят в обнимку, и запахи их парфюмов смешиваются, образуя запах пары влюбленных. Хенджин хочет вдыхать этот запах целую вечность, хотя он, должно быть, такой странный. Хенджин хочет, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась, но утро, увы, неумолимо. Оно наступает и словно по голове ударяет чем-то тяжелым. Феликс просыпается радостным, довольным, лезет обниматься, но потом мрачнеет. Они завтракают молча. Хенджин никак не рискнет поднять волнующий его вопрос. Но надо же когда-нибудь. Когда они уже собираются выходить, чтобы отправиться в студию, он придерживает Феликса за локоть, увлекая назад, на диван в гостиной. — Мы еще не обсудили кое-что. Феликс выглядит глубоко несчастным. — Ничего не было. Мы товарищи по группе. — Но мы не хотим так. Феликс вздыхает. — Это все усложнит. Ты сам знаешь. Знаешь ведь? Хенджин кивает. — Мы можем скрываться. Никто не узнает. — Мы сами будем знать правду, а это уже чересчур. — А не чересчур нам будет страдать каждый гребаный день, видя друг друга? — Что ты от меня хочешь? — сердится Феликс. — Я хочу… — Я знаю. И я этого хочу. — …Чтобы мы были вместе. — Я знаю. — Есть очень простой выход — быть вместе. — Это не выход. Выход — закопать чувства поглубже и забыть об этой ночи. И Феликс уходит, а Хенджину ничего не остается, кроме как закрыть дверь и догнать его уже на улице. *** Хенджин, лежа на кровати, закрывает глаза ладонями и кривится несчастно. Через несколько минут кровать рядом проминается, а он улыбается, зная, что рядом Феликс. — Как твоя голова? — спрашивает он. — Еще болит, но я уже выпил таблетку. — Может, я пойду домой и не буду тревожить твою голову? — Нет, — возражает Хенджин почти испуганно. Феликс нависает над ним и целует в губы. В рот лезут его волосы, и Хенджин тут же отворачивается, отфыркиваясь. — Я тебя на лысо побрею, — угрожает он. — Эй! Негодник, не дам тебе свои волосы! — И Феликс приглаживает волосы к шее. — Я бы никогда не сделал ничего тебе во вред, — говорит Хенджин, поддавшись неожиданному порыву. — Я знаю, — улыбается Феликс. — Хочешь… — Тебя? — Ты читаешь мои мысли. — Хочу. Но давай пождем, пока голова пройдет. — Конечно. Феликс целует его в лоб и ложится рядом, обнимая. — От тебя так приятно пахнет, — говорит он. Скоро их запахи смешаются в одной постели. Их, не смогших закопать свои чувства. Возможно, они слабы. А возможно, правильное определение — «счастливы».