Легенды о тиграх

В ночи раздался тихий, едва различимый звук — это отворилась запертая дверь. Неизвестный человек, окутанный ночным мраком, шагнул за порог и очутился в маленькой квартирке. Он здесь не жил, он не жил ни в одной квартире мира — его давно считали мертвым. Не разуваясь, человек медленно подошел к кровати и застыл, глядя на спящего юношу. Даже сквозь сон молодое лицо казалось бледным, искаженным отпечатком невыносимой печали и вместе с тем безмятежным, словно боль тоски въелась в молодую душу уже давно и стала неотъемлемой. Незнакомец протянул руку и осторожно отодвинул ворот чужой рубашки, обнажив шею. Юноша вздрогнул и открыл глаза. Его расширенные зрачки моментально сузились, когда он разглядел склонившегося над ним человека. — Дазай-сан!!.. — пораженно воскликнул юноша. — Доброй ночи, Ацуши-кун. Ацуши вскочил и протянул навстречу руку, но Дазай, словно призрак, бесшумно отступил во тьму. — Это и правда вы? — дрожащим от волнения голосом спросил Ацуши. — Вы... Вы живы, верно? Вы ведь не умерли, я знаю! Вы бы не умерли... — он замолчал, а потом опустил голову и тихо добавил: — Я скучал по вам. Его щеки нежно коснулись холодные пальцы. — Я тоже скучаю, — раздался негромкий и почти потусторонний голос. Ацуши робко прижался к чужой ладони. Он трепетал: страх потерять вновь обретенное затмил радость от долгожданной встречи. Однако в этот раз Дазай не отстранился, и на мгновение Ацуши поверил в то, что больше никогда не потеряет его — не отпустит, не позволит уйти. — Как вы вошли? Я запер дверь, — убаюканный призрачной лаской, спросил Ацуши. Губы Дазая дрогнули в едва различимой улыбке. Вопрос был глупым. — Я всего лишь твой сон, — сказал он. Словно в подтверждение его слов луна вышла из-за туч и осветила его, окутав магическим сиянием ночи. Дазай не выглядел живым — он походил на эфемерную, хрупкую тень, порожденную сонным сознанием. Ацуши беспомощно посмотрел в темные глаза своего сновидения. — Тогда я не хочу просыпаться, — прошептал он. Дазай улыбнулся уголками губ — он ожидал такого ответа. — Почему вы мне снитесь? Вы хотите о чем-то предупредить? Я скоро умру? Раз вы мне снитесь, то, наверное... Дазай-сан, можно я умру и больше никогда не расстанусь с вами?.. — бормотал Ацуши почти бессвязно, отчаянно и с мольбой. Дазай наклонился и прервал его лепет легким и долгим поцелуем в лоб. Ацуши замолчал, но через прикосновение губ Дазай чувствовал, как он дрожит. — Ты прошел такой долгий путь не для того, чтобы умереть, — проговорил Дазай. — Ты заметил? На твоей шее не осталось следов от ошейника. Ацуши не ответил. Он долго молчал, погруженный в себя. Дазай наблюдал за ним, стоя в кромешной тени, — луна снова скрылась за облаками. Тихо тикали часы — время шло, приближая рассвет. — Снитесь мне чаще, — наконец произнес Ацуши. — Нет, лучше... Не снитесь мне больше никогда. С этими словами он лег обратно в постель, отвернулся и натянул одеяло почти до макушки. Воцарилась мертвая тишина. Беззвучные слезы Ацуши оглушительно капали на подушку. Он знал, что Дазай не останется, и до боли стискивал зубы; он не хотел быть слабым, но слезы все равно обжигали глаза и холодили щеки. Так долго копившаяся боль вытекла наружу, окропив собой сухое семя невыносимых мучений — душевных мучений. Потревоженное сознание молило только об одном — о покое. Через несколько минут учащенное, неспокойное дыхание Ацуши выровнялось, послышалось тихое мерное сопение. Он забылся тяжелым сном. Дазай постоял еще немного, бросил последний взгляд на спящего и бесшумно вышел из квартиры, закрыв за собой дверь. Слегка пошатываясь, он сделал несколько шагов, припал спиной к стене и обессиленно съехал вниз. Его колени дрожали, тело, мягкое, как вата, ничего не чувствовало, словно бы он и в самом деле был всего лишь сном. Он плотно зажимал свой рот дрожащей рукой, словно то нечто, заполняющее его грудь и глотку, тяжелое, болезненное, так сильно похожее на горячие слезы и безотчетный крик, рвалось наружу. Он корчился, он вопил от сжирающей боли, его нутро горело, — он сидел неподвижно, он не произнес ни звука. В голове возник образ доктора Мори — в его неизменном белом халате, с бледным лицом, легкой щетиной и уставшим, мудрым, холодным взглядом — и слова, которые он, удрученно вздыхая, зная, что в этот раз к нему не прислушаются, произнес за утренним диалогом: «На твоем месте я бы туда не ходил». Дазай проглотил ком в горле вместе с ядовитой горечью мыслей, устало закрыл глаза и запрокинул голову. — Больше я никогда не приснюсь тебе, Ацуши-кун, — сказал он в пустоту.