Нетрадиционный

      Мир был весьма суров к омегам — и беспощаден к неспособным иметь детей. Не то чтобы ведьмакам нужна была ещё одна причина для презрения и ненависти. От природы все они были омегами, — мутагены исправно обеспечивали это, однако затем превращали их из мягких и нежных созданий в неуклюжих монстров. Поэтому, возможно, их бесплодие было к лучшему, — кто знает, какую мерзость способно произвести на свет чудовище.       Люди ненавидели ведьмаков, поскольку те — пусть и невольно — бросали вызов общественным ожиданиям. Они не были мягкими, уязвимыми, не были предназначены для создания семьи, не нуждались в защите альфы. Нет, ведьмаки демонстрировали вызывающую независимость, — и ни один альфа не мог выстоять против них. Они не были кроткими существами, которых можно было баловать и лелеять. А большинство людей полагало, что если омегу нельзя держать под контролем и использовать как сосуд для вынашивания потомства, то он — пустое место.       Все эти верования, впрочем, никогда не мешали Геральту иметь естественные желания и потребности. Да, он был более чем способен постоять за себя, однако было бы приятно иметь рядом того, с кем можно уютно устроиться, почувствовать себя желанным и любимым — быть может, даже того, рядом с кем не нужно постоянно принимать решения и бороться за выживание. Но никто не хотел себе омегу, который не был традиционным. Ведьмаки были одиноки не по собственной воле, а по воле общества.       Бард, упрямо тащившийся за ним по извилистой тропе, оставался для Геральта загадкой. Ведьмак не привык, чтобы рядом с ним находился тот, от кого не пахло бы страхом или презрением — однако каким-то непостижимым образом Лютику это удавалось. Тот летел по жизни с изумлением и восторгом человека, который словно бы не замечал ужасов окружающего мира. С чем бы Лютик не сталкивался, он не изменился — несмотря на то, что и люди, и монстры были способны на жуткие вещи. Это была не невинность и уж точно не наивность, а какое-то иное качество, определения которому Геральт найти не мог. Узнать, что бард — альфа, оказалось для него шоком. Что говорило о многом — ведь и сам Геральт являл собой наименее традиционного омегу, которого только можно было себе представить.       Время шло, однако Лютик ни разу не дал Геральту почувствовать себя неполноценным. Ни капли осуждения, когда тот отправлялся в бордели, чтобы попытаться найти утешение, никакой насмешки, когда ведьмак возвращался с охоты, источая смрад, с бурлящими в венах зельями, делавшими его ещё более опасным. Время от времени от барда веяло печалью и мучительным запахом безнадёжности — однако, как полагал Геральт, лишь потому, что порой Лютик забывал, что он — омега.       Их сущности, казалось, не представляли для Лютика особой важности. Он любил Геральта не меньше, чем публику в тавернах, где играл. Геральт просто имел больше возможностей наслаждаться его вниманием — ведь они путешествовали вместе. Когда они садились за еду, Лютик сперва всегда подталкивал порцию к Геральту, а уже затем приступал к своей. Кроме того, он постоянно снабжал Геральта свежей удобной одеждой. Ничего вычурного, именно того стиля и цветов, какие обычно предпочитал ведьмак — позволяющая с лёгкостью сражаться и тёмная, чтобы грязь (и кровь) были менее заметны. Геральт, в свою очередь, следил за тем, чтобы их постельные принадлежности всегда были настолько удобными, насколько возможно, охотился на хромых волков и раненых оленей, чтобы обеспечить их едой — и мехами, если понадобится согреться.       Перемена наступила, когда — редкий случай — Геральт провалил сделку. Существо ускользнуло прежде, чем он смог его выследить, и жители деревни были обозлены, разочарованы тем, что им отказали в мести. Собравшиеся начали забрасывать его камнями и прочим мусором — один из камней, ударившись о броню Геральта, отскочил от неё. Он испытывал подобное раньше — и знал негласные правила. Колени ударились о землю, он склонил голову, безропотно принимая наказание за неудачу.       В воздухе вдруг раздалось дикое, почти звериное рычание, и между Геральтом и толпой возникла чья-то фигура. Ошибки быть не могло — разъярённый до предела альфа, защищающий то, что по праву принадлежало ему. Подняв глаза, Геральт невольно вздрогнул. Принимая во внимание его собственный вес, было легко забыть, что Лютик почти не уступал ему в росте и был довольно широкоплеч. Рядом с Геральтом все казались маленькими. Однако в этот момент Лютик выглядел смертельно опасным: он стоял напротив старейшины, чуть склонив голову и оскалив зубы. К счастью, до драки дело не дошло — старейшина презрительно усмехнулся и, развернувшись, направился прочь, а жители деревни последовали за ним. После ещё одного приступа дрожи, тяжело отдышавшись, Лютик, казалось, пришёл в себя и развернулся к Геральту с куда большей осторожностью и мягкостью, чем предполагалось.       Присев на корточки перед Геральтом, он послюнил большой палец и деловито принялся стирать отметины, оставленные на доспехах ударами камней.       — Ты в порядке?       Слова прозвучали тихо, почти что шёпотом, и были наполнены беспокойством, которого Геральт, по собственному мнению, не заслуживал. Он не был помеченным омегой — а Лютик не был его альфой. Но, с другой стороны… Если принять во внимание историю их взаимоотношений — возможно, Геральт ошибался. Да, они не были традиционными — ни заявлений о намерениях, ни красивых жестов, ни приданого. Однако всё заключалось в мелочах: Лютик заботился о Геральте единственным способом, который Геральт понимал и мог принять, — и, сам того не осознавая, Геральт отвечал ему тем же. Это был танец отдачи и принятия, взаимных уступок — настолько тонкий, что они переступили некую грань, даже не заметив этого. Единственное, чего не хватало — связующей метки-укуса и секса. Впрочем, у них уже была своего рода физическая близость — секс послужил бы лишь продолжением. Достичь этой точки станет их собственным выбором, а не обусловленным одним лишь зовом природы. И, если Геральт верно истолковал ситуацию, они повернут в этом направлении в ближайшем будущем.       Наконец Геральт поднял на Лютика уязвимый взгляд широко распахнутых глаз. Он облизнул губы, как бы пробуя слово на вкус, прежде чем произнести его:       — Альфа?       Бард одарил его тёплой улыбкой — самым большим, на что Геральт смел надеяться. Его судьба была решена ответом Лютика:       — Да, мой омега?