Когда цветёт чертополох

Гарри и Гермиона вместе с Маркеллусом Уоррингтоном прибывают в Министерство магии минут за пятнадцать до полудня. В сопровождении одного адвоката их, разумеется, не отпустили. Сегодня их конвоируют Грюм и Люпин. В самом аврорате их наверняка еще подстрахуют и Шеклболт с Тонкс, но пока их нигде не видно. Это было понятно. В конце концов, они оба стараются не слишком афишировать свою связь с Орденом Феникса. — Отвратительно, — произносит Гермиона ни с того ни с сего. Гарри прослеживает за ее взглядом. Оказывается, внимание Гермионы привлек фонтан Магического Братства. Он представляет собой довольно нелепую скульптурную композицию в центре атриума, изображающую волшебника и волшебницу, которые стоят в окружении кентавра, гоблина, русалки и домового эльфа, смотрящих них с идиотическим восторгом на лицах. Гарри только фыркает, а Марк Уоррингтон решает поддержать разговор. — Вам не нравится этот фонтан, мисс Грейнджер? — вежливо спрашивает он, заслужив тем самым очередной недовольный взгляд от Грюма. — Что может вообще нравится в этом омерзительном свидетельстве шовинизма волшебников? — с негодованием отвечает она. — Знаете, это еще далеко не худшее его проявление, — светским тоном замечает Марк. — Вы будете неприятно удивлены, если ознакомитесь с первой версией скульптурной композиции и реакцией на нее общественности. — А что там было? — с любопытством интересуется Гарри. — Изначально рядом с волшебниками стояли представители шести рас. Помимо кентавра, гоблина, русалки и домового эльфа, были еще скульптуры вампира и оборотня. Но из-за них поднялся скандал и их пришлось демонтировать. Это было как раз перед выборами Фаджа на второй срок, поэтому он во всем старался угодить избирателям. — Э-э… Скандал возник только из-за того, что в фонтане были статуи еще двух рас? — недоуменно хмурится Гарри. Уоррингтон неловко заминается. — Потому что вампиры и оборотни — не разумные расы, а темные твари, — отвечает вместо него Люпин, ни чем не показывая, что его эта тема задевает. — Предположение, что они могут существовать на равных с волшебниками, многие сочли крайне оскорбительным. — Мы так и будем фигурки разглядывать и языками трепать, или пойдем в аврорат уже наконец? — рявкает на них Шизоглаз. — Вообще-то у нас еще есть время, — пытается возразить Марк. Но Грюм уже хватает Поттера за плечо и тащит его в сторону проходной, смерив при этом Уоррингтона таким взглядом, что Гарри всерьез начинает опасаться, не собирается ли старый аврор проклясть чем-то покрепче его адвоката. Грюм с самого начала не скрывает, что он считает Уоррингтона подозрительным типом, которому нельзя доверять. Особенно ему не нравится, что тот будет сопровождать Поттера и Грейнджер на допрос в аврорат. Что удивительно, от этого был не в восторге и Дамблдор. Гарри отчасти понимает Грюма. Марк Уоррингтон и на него сперва произвел неоднозначное впечатление. Он был слишком улыбчивым, каким-то расфуфыренным, почти как Локхарт, и совершенно непохожим на тех адвокатов, которые показывали в детективных передачах, которые так обожала тетушка Петуния. Но когда тот всего за несколько минут уговорил Дамблдора оставить его наедине с Гарри и Гермионой и покинуть собственный кабинет, а затем с ловкостью фокусника-иллюзиониста вытянул из них обоих куда больше деталей о произошедшем, чем они изначально собирались ему рассказывать, Гарри невольно проникся к нему уважением. Они впятером без препятствий минуют проходную и спускаются на второй уровень. «Отдел магического правопорядка» гласит табличка прямо напротив лифта. Под табличкой за высоким столом сидит суровая ведьма в синей мантии с чуть тронутыми сединой темными волосами. Она пристально разглядывает их и сверяется с какими-то бумагами на ее столе. Гарри кажется, что она чем-то напоминает коршуна. — Какова цель вашего визита? — спрашивает она, сухо поздоровавшись. — Мистер Поттер и мисс Грейнджер приглашены на беседу в аврорат. Я сопровождаю их в качестве адвоката, — вежливо отвечает Уоррингтон и протягивает ведьме какие-то документы. Та внимательно их разглядывает, несколько раз взмахивает над ними волшебной палочкой, беззвучно шевеля губами, после чего снова поднимает голову на них и заключает: — Мистер Поттер, мисс Грейнджер и вы, мистер Уоррингтон, можете пока присесть. Посторонних прошу покинуть уровень, если у вас нет каких-то иных причин здесь находиться. — Я не посторонний! Я проработал в этом гадюшнике сорок лет! — недовольно крякает Грюм. — И тем не менее, мистер Грюм, я прошу вас удалиться. Насчет вас у меня особые распоряжения, — жестко чеканит ведьма и поворачивается к Люпину. — А вы здесь зачем? — Дети несовершеннолетние. Им требуется сопровождающий, — Ремус пробует зайти с другой стороны. — Вы их отец? — Люпин качает головой. — Может быть, тогда хотя бы опекун? Или просто близкий родственник? Люпин на все вопросы отвечает отрицательно и пристыжено отходит. Гарри и Гермиона обмениваются озадаченными взглядами. Неужели Грюм и Люпин не знали, что их не пропустят в аврорат? Или так было не всегда? Но они не успевают ничего спросить: к ним уже направляется тройка авроров, одетых в форменные красные мантии. — Ба! Вы только посмотрите… Это же Шизоглаз собственной персоной! — издевательски протягивает один из них. — Что, Грюм? Тебе снова приглючилось, что кто-то напал на твои мусорные баки, и ты пришел написать жалобу? — Молоко на губах не обсохло на меня пасть разевать, щенок! — рявкает Грюм в ответ. Начинается перепалка, но Гарри и Гермиону уже уводят. На допрос сначала вызывают Гермиону. Уоррингтон уходит с ней, а Гарри остается сидеть на скамейке в пустом зале без окон под присмотром одного из авроров. Допрос Гермионы длится больше часа. Гарри за это время успевает сотню раз обойти зал кругом и выучить все трещины на потолке. Он даже пытается пару раз завести беседу со стерегущим его аврором. Сначала о квиддиче, а потом и просто о погоде. Но аврор-охранник оказывается не слишком разговорчив. Гермиона возвращается в зал в компании Уоррингтона и уже знакомого Гарри аврора Сэвиджа. Кажется, она в полном порядке. Устала и понервничала, но не более того. — Мисс Грейнджер, вы, в принципе, свободны, но, если хотите, можете подождать мистера Поттера здесь, — довольно вежливо предлагает Сэвидж. — Я подожду здесь. Гермиона подходит к Гарри и крепко его обнимает. — Не позволяй им вывести тебя из себя, — шепчет она ему на ухо. Они долго идут по извилистому белому коридору. В нем нет никакой мебели, только двери в стене каждые несколько метров. — Аврор Сэвидж, позвольте узнать, куда мы идем? — не выдерживает Уоррингтон. — В комнату для допросов номер четыре, — с полным отсутствием эмоций на лице отвечает тот. — Почему туда? Беседа с мисс Грейнджер проходила в комнате номер один. — Не моего ума дело. Я просто выполняю приказы. Уоррингтон нервно поджимает губы. Гарри не знает, что именно это означает, но однозначно это что-то категорически ему не нравится.

* * *

Комната для допросов номер четыре больше всего похожа на здоровенную тюремную камеру. Каменный пол и потолок, стены обшиты металлическими листами с вычерченными на них незнакомыми символами. Единственное подобие окна есть в тяжелой двери, да и то оно зарешечено. Гарри усаживают в железное кресло с высокой спинкой. С ручек кресла свисают толстые цепи. Перед ним за столом сидит заместитель начальника аврората Гавейн Робардс. У него по-военному короткая стрижка, квадратный подбородок и тонкий шрам на левой щеке. Он кажется ровесником Уоррингтона, но в остальном выглядит его полной противоположностью. К несчастью Гарри, именно он и ведет его допрос. Остальные авроры стоят у стены за его спиной и молчат. Робардс задает одни и те же вопросы по кругу уже почти два часа, лишь иногда меняя формулировки, и то и дело пытается сбить Поттера с толку. Но Гарри прекрасно держится. Уоррингтон тоже оказывается не бесполезен. Он не дает аврорам повышать на него голос и даже время от времени прерывает Робардса, если вопрос кажется ему некорректным или не связанным с конкретным делом. Например, Уоррингтон сразу же отметает вопросы, касающиеся пророчества о Гарри как такового и всего, что с ним связано, а также он не позволяет спрашивать Поттера об его отношениях с Сириусом Блэком. За это Гарри остается ему особенно благодарен. О том, как бы строился его допрос, окажись он с аврорами наедине, Поттер старается не думать. Крестный явно знал, что делает, когда искал ему адвоката… Кажется, что все идет хорошо. Вопросы Робардса постепенно будто бы даже иссякают. Марк одобрительно кивает Гарри на очередном «не знаю, не помню», когда в помещение входит невысокий полный мужчина с рыжими волосами. Он подходит к Робардсу, колдует чары приватности и что-то быстро ему говорит. Тонкие губы Робардса расплываются в хищной улыбке. Он отдает какой-то приказ и мужчина спешно выходит. — Мистер Поттер, с какой целью вы уничтожили все записи в Зале Пророчеств? — Робардс возвращается к допросу с новой волной энтузиазма, и Гарри понимает, что он рано расслабился. — Я не помню, чтобы делал что-то подобное, — устало повторяет Гарри заезженную формулировку. Уоррингтон предупреждал их, что лучше отвечать так, чем придумывать что-то откровенно ложное. В конце концов, не помнить что-то — не преступление, а без ментального вмешательства или веритасерума доказать обратное точно не выйдет, даже если это будет противоречить чьим-то еще показаниям. — Я думаю, вы сейчас врете, мистер Поттер. А даже если и правда ничего не помните, вы это все равно сделали, — жестко чеканит он. — Вы, именно вы, и никто иной, устроили погром в зале Пророчеств. Это факт. Я только не понимаю, как и зачем. Это была сознательная диверсия или отвлекающий маневр? Гарри открывает рот, чтобы возразить, но Уоррингтон кладет руку ему на плечо. — Может быть, пора уже закончить этот цирк, аврор Робардс? Предъявите обвинения как полагается, или мы уходим прямо сейчас. Вы не можете держать моего клиента здесь до бесконечности! — Предъявить, хм… Почему бы не предъявить, — Робардс задумчиво вертит в руках палочку, не сводя глаз с Гарри. — Боюсь, только ордер придется еще немного подождать. — Если ордера нет, мы немедленно уходим! — Я так не думаю, — Гавейн Робардс качает головой и делает короткий взмах палочкой. Цепи, безвольно висящие по сторонам железного кресла, приковывают руки Гарри к креслу. — Впрочем, тебя, Марк, никто не держит. Можешь валить. Я буду только рад. У меня от тебя башка раскалывается. — Отпустите его немедленно! Вы не можете задерживать Поттера без решения Визенгамота! — Я же говорю: ордер сейчас будет, — Робардс даже не встает, но Гарри видит, как за его спиной авроры направили на них волшебные палочки. — Я думаю, это уже вопрос пяти минут. Не более. — В чем вы меня обвиняете? — хрипло спрашивает Поттер. В горле пересохло. — В первую очередь в том, что ты сознательно разнес Зал Пророчеств. И избавь меня хотя бы сейчас от своего вранья. В воспоминаниях, которые нам предоставили, прекрасно видно, как все сферы разлетелись в пыль, стоило тебе посверкать глазами и взмахнуть руками. Знаешь, я даже впечатлен, — его голос становится почти дружелюбным. — Только я, хоть убей, не понимаю, почему ты решил уничтожить именно записи пророчеств, а не стереть в такую же пыль Пожирателей, раз уж утверждаешь, что они притащили тебя туда силой. Было бы красиво... Расскажи мне, Поттер, зачем ты это сделал? — Ничего не отвечай, Гарри, — спешно говорит ему Уоррингтон. Поттер и не собирается. Он и так уже понимает, что влип. На этот раз по-настоящему. Достаточно близко, чтобы понять, что происходит, а уж тем более видеть его глаза, к нему стоял только Люциус Малфой. Неужели он вот так пришел к аврорам и поделился своими воспоминаниями? — О чьих воспоминаниях идет речь? — задает вопрос Уоррингтон, словно слыша мысли Поттера. — А чтоб я знал, — неожиданно откровенно отвечает Робардс. — Воспоминания доставили анонимно, но мы уже получили заключение экспертов об их подлинности. Если решишь все-таки заниматься этим делом, я тебе их покажу, как его адвокату. Но я бы на твоем месте задумался бы о том, кого ты взялся защищать. Или тебе совсем все равно, лишь бы платили? — Это ты задумайся, что ты творишь, Гавейн! Ты удерживаешь незаконно ни в чем не виновного ребенка. Если мы прекратим этот фарс сейчас, я не буду подавать жалобу в Международную конфедерацию магов, — лицо Уоррингтона становится жестким. — Сам понимаешь: когда это дойдет до них, ты полетишь с должности первым. — Зато этот монстр будет надежно упрятан за решетку. Не обманывайся его миленьким личиком и невинными глазищами. Мальчишка опасен. Уоррингтон с тревогой смотрит на него, и Гарри опускает голову. Да, наверное, так он и должен выглядеть для обычных волшебников. Монстр, который накачался силой Волдеморта и его жертв и теперь опасен для общества. Дверь снова распахивается, и в комнату входит Руфус Скримджер. Гарри никогда не видел его вживую, но его характерную львиную гриву было достаточно увидеть на фотографиях в Пророке раз, чтобы запомнить и потом узнать его при встрече. За его спиной маячит Джон Долиш и еще несколько авроров. — Мистер Поттер, вы арестованы по подозрению в незаконном проникновении в Отдел Тайн, уничтожению бесценных записей восьми тысяч трехсот двадцати четырех пророчеств и нанесению Министерству Магии Великобритании непоправимого ущерба, а также в применении запрещенной магии. Сдайте свою палочку и проследуйте за нами. Закончив говорить, Скримджер наконец обращает внимание на то, что Гарри прикован к креслу и при всем желании не может выполнить его требования. — Почему он прикован? — спрашивает он Робардса и показывает пальцем на Поттера. — Чтобы никуда не ушел, — равнодушно отвечает тот, будто бы этой причины достаточно, чтобы удерживать его силой. Кажется, именно в этот момент Гарри окончательно убеждается, что он никогда больше не захочет быть аврором. — Вы можете снять цепи, я отдам вам палочку и пойду с вами, — говорит Гарри спокойно. — Я не буду сопротивляться. Уоррингтон его останавливает и требует сначала показать ему ордер на арест. Скримджер вручает ему лист пергамента, и тот углубляется в чтение. — Здесь нет визы Верховного Чародея Визенгамота. Только подпись министра, — голос Уоррингтона подрагивает от ярости. — Этот документ не имеет никакой юридической силы. Скримджер морщится как от зубной боли. — Уберите его. Два аврора, стоящих за спиной Робардса, силой уводят Уоррингтона. Тот кричит что-то Поттеру напоследок, но вокруг поднимается такая суета, что Гарри не разбирает, что именно тот пытается до него донести. Ему остается только надеяться, что в его словах не было ничего важного, и то, что сам Уоррингтон будет в порядке и сможет позаботиться о Гермионе. — Говоришь, не будешь сопротивляться? — Скримджер склоняется над ним и заглядывает в лицо. — А смысл? — холодно произносит Гарри, встречаясь с ним взглядом. Он смотрит на Скримджера в упор, почти вызывающе. Скримджер кивает Робардсу, приказывая отменить заклинание, и цепи со звоном стукаются о ножки кресла. Гарри поднимается на ноги, достает палочку из рукава мантии и протягивает ее рукояткой вперед. Долиш грубо выхватывает ее из рук и мстительно ухмыляется. — Дополнительные палочки, артефакты? Гарри качает головой. В него тут же летят какие-то чары. — Опять врешь, щенок! У тебя что-то на шее! — ликующе кричит Долиш. И за что только тот так ненавидит Поттера? За то, что ему наговорил Грюм в больнице? — Это амулет, не оружие. И я все равно не могу его снять, — обреченно сообщает Гарри. — Уилкис, ну-ка приведи невразимцев. Они разберутся, как это снять, — распоряжается Скримджер, уставший наблюдать за бесплотными попытками Долиша избавить Поттера от амулета. После чего он разворачивается к Робардсу. — Отвечаешь головой, чтобы все было в порядке. Мне некогда торчать с вами. У меня совещание с министром. С этими словами он уходит, уводя за собой еще двоих авроров. Гарри понимает, что лучше момента, чтобы сбежать, у него не будет. Но если он сбежит сейчас, то он уже точно никогда не будет свободен. Ему придется до конца своих дней скрываться ото всех, как Сириусу.

* * *

Камера, в которую его бросили авроры после того, как невыразимцам все же удалось разобраться с амулетом Тео, действительно очень похожа на комнату для допросов номер четыре. Только она раз в десять меньше. В остальном — те же каменные стены, каменный пол, такой же потолок. У одной стены стоит узкая койка. На ней плоская подушка и тонкое шерстяное одеяло, сложенное в несколько раз. У противоположной стены — унитаз и раковина. Больше ничего. Даже лампы нет, и свет наверняка магический. В каком-то смысле эту тюремную камеру можно назвать даже комфортабельной. Наверняка в Азкабане будет хуже. Его же туда хотят в конечном итоге запихнуть. Так? Интересно, он сможет оттуда сбежать? Он не анимаг, конечно, как Сириус, но все-таки может колдовать без палочки. Еще бы научиться аппарировать. Без амулета, который он носил, практически не снимая, с сентября, Гарри чувствует себя голым. Он ложится на койку и долго изучает рисунок каменной кладки на потолке. Он пытается сосредоточиться на своих мечтах и воспоминаниях, но вновь обнажившаяся связь с Волдемортом то и дело неприятно вибрирует. Гарри прикрывает глаза, нащупывает один из каналов и с легкостью скользит в его сознание. Волдеморт сидит за большим письменным столом из красного дерева и просматривает какие-то документы... БАМ! Прежде чем Гарри успевает понять, что именно тот изучает, его с силой что-то выталкивает. Ему кажется, что его голову сжимают тиски и она сейчас взорвется. К горлу подкатывает тошнота. Гарри бросается к унитазу, и его выворачивает наизнанку. От рвоты становится легче, и боль постепенно отступает. Гарри поднимается с пола, подходит к раковине и умывается холодной водой. У двери появился поднос с едой. Гарри выпивает пресный ягодный компот, но оставляет еду нетронутой. Есть не хочется совершенно. Его все еще немного потряхивает, и он ругает себя за легкомысленность. Как можно было быть таким идиотом? У него же даже не было никаких причин это делать. Гарри на ровном месте позволил Волдеморту обнаружить его в своей голове и вытолкнуть его. Понял ли он, что это был Гарри? И если да, то что он предпримет теперь? Несколько часов спустя, по крайней мере, судя по его ощущениям прошло именно столько времени, поднос исчезает, но на его месте тут же появляется другой. На этот раз на нем овощной салат, картофельное пюре и кусок курицы. Гарри заставляет себя поесть и снова ложится на кровать. Гарри хочется спать, но яркий свет раздражающе бьет по глазам. Может быть, они нарочно не выключают его и пытаются спровоцировать на применение беспалочковой магии? Если так, то им придется придумать что-то более весомое. Свет наконец-то гаснет.

* * *

Гарри просыпается от раздирающего ощущения в груди и острой боли в шраме. Вокруг кромешная темнота. Он инстинктивно зажигает беспалочковый люмос, но тут же гасит его, осознавая, где он находится. Хоть бы никто не заметил. При полном отсутствии источников света и неспособности разглядеть ничего вокруг все остальные чувства обостряются. Особенно слух. Даже собственное дыхание кажется Гарри слишком громким. Он делает несколько нарочито глубоких вдохов и выдохов, сосредотачивается на своих ощущениях и с ужасом понимает, что его связь с Волдемортом активизировалась. Медленно, капля за каплей, его силы утекают от него. Он пытается заблокировать каналы, натянуть нити на себя, но ничего не выходит. Магия продолжает уходить. Гарри охватывает приступ паники. В голове всплывают слова Дамблдора, сказанные когда-то Снейпу. Волдеморт почувствует те энергетические каналы, которые все еще тянутся от него к мальчику. Тогда он сможет забрать магию Гарри. Если бы он был все еще ребенком, у Гарри были бы шансы выжить. Но теперь, когда его магическое ядро уже практически полностью созрело, организм мальчика не сможет адаптироваться к жизни без волшебства. Значит, всё закончится вот так? Так просто? Он предпринимает еще одну тщетную попытку вырваться. Она окончательно лишает его сил. С каждым вздохом Гарри чувствует, как слабеет. В груди разрастается пустота. Он просто лежит и отстраненно наблюдает, как вытекает его магия. Прости меня, Тео. Кажется, я не смогу сдержать свое обещание. — Гарри, ты обещал мне хотеть выжить. Как насчет того, чтобы немного постараться, прежде чем сдаваться? — раздается в его голове голос Теодора Нотта. — Как с такими способностями можно быть таким лентяем? Я тебя спрашиваю, Гарри Джеймс Поттер! — вторит Тео его внутренняя Гермиона. — Немедленно бери себя в руки и пробуй еще раз! Гарри собирает остатки сил и всю свою волю и снова тянет связывающие их нити на себя. Он выжимает себя до последней капли, но тянет и не отпускает. Отток магии наконец замедляется. Но этого недостаточно. Нет, безносому ублюдку не достанется больше ни капли. Гарри отчаянно дергает на себя каналы, вытягивает их до предела. Он не может их разорвать, но может запутать. И он делает это. Правильные решения приходят откуда-то издалека, из-за пределов его сознания. По всему телу проходит болезненная волна чужой силы. В грудную клетку словно впиваются острые крюки. Но он продолжает тянуть, пока его ядро снова не заполняет теплый огонь. И тогда он затягивает узлы, полностью пережимая потоки. Магия замирает. Он справился, пусть он сам до конца в это не верит. Не могло быть так просто... Это какая-то уловка. Волдеморт просто ждет, пока он снова расслабится. Но Гарри не может этого допустить и всю ночь проводит в тревожном ожидании, так и не сомкнув глаз.

* * *

На утро вместе с завтраком Поттер получает короткую записку, написанную незнакомым почерком. «Держись, Гарри! Дамблдор надавил на старые связи. Мы вытащим тебя отсюда. И помни: тебя не имеют права допрашивать без присутствия адвоката. Ничего им не говори». Предупреждения оказываются до крайности своевременными. После завтрака его вытаскивают из камеры и снова ведут в комнату для допросов номер четыре. На этот раз авроры хотят выяснить, как работает его магия. Вспышка света ночью не осталась незамеченной. Но Поттер молчит и ни на что не реагирует. Его бьют, но не сильно. В основном старается Долиш. Он успевает сломать Гарри нос и несколько раз ударить по почкам, прежде чем его одергивают собственные коллеги. Все его травмы тотчас залечивают. Гарри подозревает, что дело не в заботе, а в том, что подозреваемых нельзя бить и они просто не хотят оставлять следы. Хотя сочувствие в глазах аврора Сэвиджа, когда тот его лечил, кажется, пожалуй, даже искренним.

* * *

Авроры больше его не трогают, и Гарри окончательно теряется в собственных мыслях. Он перестает чувствовать время. Дни разделяют только подносы с едой, включение и выключение света в камере. Девять подносов с едой спустя дверь в его камеру впервые после последнего допроса снова с лязгом распахивается, гулко стукаясь о каменную стену. В крошечную камеру проходит Марк Уоррингтон. Его лицо выглядит уставшим, но он тепло улыбается. — Мы смогли дожать Визенгамот! Твой суд состоится послезавтра днем, — говорит он вместо приветствия и тут же на всякий случай поясняет. — Это хорошая новость. Изначально они пытались перенести процесс на март. — Какие шансы, что меня отпустят? — мрачно спрашивает Гарри. За прошедшие четыре дня в камере он уже несколько раз успел полностью отчаяться, затем убедить себя, что все будет хорошо, и снова во всем разочароваться. А еще он смертельно устал. Каждую ночь он вновь и вновь боролся с Волдемортом. — Я думаю, практически сто процентов, — уверенно отвечает Уоррингтон, но Гарри ему не верит. — Ты не совершил никаких преступлений. Ты только защищался. Твой арест — фикция от и до. — Тогда почему практически, а не просто сто процентов? — Потому что это политика, а ты слишком сильный волшебник, — улыбка Уоррингтона становится печальной. — Я посмотрел воспоминания, которые получили авроры, и поговорил с мисс Грейнджер. Но я бы хотел несколько вопросов задать и тебе. Ответишь? Поттер кивает и безразлично добавляет: — Только имейте в виду, за нами наблюдают. Уоррингтон наводит чары приватности и садится рядом с ним. Все его вопросы касаются его магии и причин его решений. — Когда тебя спросят об этом на суде, говори правду. Даже о том, почему ты хотел скрыть свои способности, — советует он в итоге. — В твоих действиях нет ничего предосудительного. Он встает, начинает прощаться, обещая зайти к нему еще раз перед судом, если сможет получить разрешение, но внезапно замирает перед дверью, а потом хлопает себя по лбу. — Чуть не забыл! У меня же есть то, что может тебя подбодрить. Он достает из-за пазухи несколько конвертов. На них всех нет подписей, только его имя. Но Гарри узнает их по почерку. Гермиона, Сириус, Рон, Мэйв и Тео. Когда Уоррингтон уходит, Гарри забирается с ногами на жесткую койку и кутается в тонкое колючее одеяло. Каждое письмо кажется сокровищем. Он аккуратно расклеивает конверты, стараясь не порвать бумагу, и раскладывает перед собой короткие, но живые письма. Гермиона и Рон пытаются его поддержать и воодушевить. Сириус обещает, что все будет хорошо, и грозится не оставить от Министерства камня на камне, если в среду с Гарри не снимут все обвинения. Письмо от Мэйв оказывается скорее письмом от Улика. Тот обещает, что его дед — лорд Гамп, один из старейшин Визенгамота, — не допустит несправедливого суда. Сама же Мэйв ограничивается парой совершенно не свойственных ей теплых слов. Последним Гарри разворачивает письмо от Тео. Лист сначала кажется пустым, но едва он проводит по пергаменту рукой, на нем тут же проступают буквы, написанные таким знакомым и родным почерком. Гарри! У меня есть всего несколько минут, прежде чем Уоррингтон отправится в Министерство, а я столько всего хочу тебе написать. Я верю, что в среду все закончится и ты вернешься ко мне. Верь и ты. Ведь иначе не может быть. Тебя не могут осудить за то, что ты защищал свою жизнь и жизнь Гермионы. Что бы ты ни разнес при этом, не имеет никакого значения. Помни об этом и не позволяй никого убедить тебя в обратном. Они боятся тебя, но ты им не по зубам. Жду минуты, когда я снова смогу сгрести тебя в охапку и целовать так долго, пока у нас обоих не разболятся губы. И последнее. Гарри, возможно, тебе придется скорректировать свои планы на жизнь. Потому что я больше никогда и никуда тебя не отпущу. Я люблю тебя. Люблю тебя так сильно, как я даже не подозревал, что кого-то можно так любить. Я всё ждал какого-то особенного романтического момента, чтобы тебе об этом сказать, а в итоге я пишу тебе о любви, пока ты ждешь суда в заточении в аврорате, на обрывке пергамента, который оторвал от своего домашнего задания по трансфигурации. И делаю это в спешке, под пристальными взглядами твоих друзей и адвоката. Немного по-дурацки выходит, да? Прости меня за это. Но если что, я уже придумал, как компенсирую тебе нехватку романтики в моем признании. Тебе понравится, а если нет — я придумаю что-нибудь еще. У нас впереди вечность!