Когда цветёт чертополох

В Хогвартс они с Гермионой попадают только вечером. Гарри к тому времени начинает практически безостановочно зевать и в буквальном смысле валится с ног от усталости. Всё, что ему сейчас хочется — это забраться на свою кровать в слизеринской спальне, уткнуться Тео в плечо и проспать, как минимум, пару суток. Но Дамблдор настаивает, чтобы Гарри и Гермиона рассказали ему все, что с ними произошло, еще раз. Будто бы он не слышал то, что они рассказывали аврорам. Впрочем, директор действительно запоздал и прибыл в Мунго, когда авроры уже успели вытрясти из Гарри всю душу и хорошенько подпортить настроение целителям. Где-то через полчаса после того, как ушел Тео, к ним заявился аврор Сэвидж в сопровождении двух туповатых на вид стажеров, чьих имен Гарри даже не пытался запомнить. Все трое были одеты в одинаковые алые мантии и смотрели на них так, будто бы их вызвали по какому-то совершенно незначительному поводу. Например, достать низзла с дерева или отыскать похищенные после званого обеда серебряные ложки. Когда в ходе разговора авроры осознали, что Гарри и Гермиона каким-то образом причастны к разгрому Зала Пророчеств, их настрой тут же поменялся. Они вызвали подмогу, и дача показаний превратилась в форменный допрос. В какой-то момент Гарри начал всерьез опасаться, что старший аврор Джон Долиш предъявит им обвинения, и на них с Гермионой повесят весь ущерб, причиненный Министерству. Ситуацию спас целитель Сметвик и его коллеги, убедившие авроров, что все повреждения Гарри и Гермионы полностью соответствуют заявленным и что совершенно невозможно, чтобы дети сами на себя наложили Непростительные, проникли в одно из самых защищенных подразделений Министерства и устроили там взрыв. Когда все было более или менее улажено, в Мунго прибыл Дамблдор в компании Аластора Грюма. Последний с порога обвинил Долиша в вопиющей некомпетентности, не разобравшись, что к чему, и скандал разгорелся с новой силой. Только когда все присутствующие наконец-то обменялись всем многообразием мнений друг о друге, они вспомнили, что именно они делают в маленькой больничной палате, совершенно не предназначенной для такой толпы народа, и потребовали от Гарри и Гермионы повторить весь их рассказ, не упуская никаких деталей. В этот раз их, кажется, действительно слушали. Нет, разумеется, авроры только отмахнулись от слов Поттера о том, что Пожиратель под маской, который руководил остальными, был Люциус Малфой. Но в остальном, вроде бы, им поверили или, по крайней мере, сделали вид. После того, как авроры ушли, целители еще раз осмотрели Гермиону и согласились расписать курс дальнейшего лечения и отпустить ее под присмотр школьной медсестры. — Я понимаю, что вы очень устали, но я прошу вас ещё немного потерпеть и поговорить несколько минут со мной, — сочувственно произносит Дамблдор, когда они по каминной сети перемещаются из Мунго в его кабинет. — Потом я провожу вас обоих в Больничное крыло. Гарри, я так понимаю, что ты пострадал меньше, чем мисс Грейнджер, но мне было бы все равно спокойнее, если бы мадам Помфри осмотрела тебя. — Хорошо. Я все равно не хочу оставлять Гермиону одну, — вяло соглашается Гарри, облокачиваясь на спинку кресла. — Что вы хотите знать, директор? — Расскажите мне все, что помните, начиная с того момента, как вы столкнулись с Пожирателями Смерти в Хогсмиде. Авроры слишком часто перебивали вас дополнительными уточнениями, и я боюсь, что вы могли упустить что-то важное. Гарри прикрывает рот рукой, чтобы сдержать очередной приступ зевоты, встряхивает головой в попытках прогнать сонливость и принимается за рассказ. — А что именно случилось с Пророчеством? Оно точно не досталось Пожирателям Смерти? — проницательно спрашивает директор, когда Поттер замолкает. — Думаю, нет, сэр, — Гарри устремляет взгляд на Фоукса, чтобы не смотреть Дамблдору в глаза. — Я уронил его, когда раздался взрыв. Наверное, оно разбилось, как и все остальные. — Гермиона, а ты видела, как сфера разбилась? — директор обращает свое внимание на девушку, которая все это время сидела молча. — Нет, сэр, — печально качает головой та. — Как сказал Гарри, в Министерстве был взрыв. Очень сильный взрыв, сэр. Это было так громко. Пожиратели бросились в разные стороны. Я не думаю, что они могли бы отыскать во всем этом хаосе крошечный шарик. — Что ж, очень хорошо, — задумчиво произносит Дамблдор. — И ты действительно тоже ничего не помнишь о том, как вам удалось выбраться и как в итоге вы оказались в госпитале Святого Мунго? — Практически… Я помню мелькающие камины и зеленое пламя. Скорей всего, мы переместились в Мунго камином. Еще я помню, что меня кто-то держал на руках. Кажется, это был мужчина. И его слова… Он сказал: «Держись, девочка. Ради Гарри». Наверное, нас спас кто-то, кто на нашей стороне… Голос Гермионы такой искренний, что Гарри думает, что, возможно, в его подруге пропадает актриса. Особенно с учетом всего пережитого и того, что они толком даже не договорились, что именно они будут говорить. Но тут Гермиона зачем-то поднимает на Дамблдора глаза, и Гарри порывисто хватает ее за руку, чтобы она прервала зрительный контакт с директором. Девушка смотрит на него немного странно, но уловка работает. — Ах, молодость, — слащаво улыбается Дамблдор, по-своему истолковав жест Поттера. — Что ж, Гарри, Гермиона, если вы ничего больше не хотите сказать, то я провожу вас в Больничное крыло. — Я хочу спросить, сэр, — решается Гарри. — На пророчестве было ваше имя. Значит ли это, что вы знаете его содержание? — Боюсь, что так, мальчик мой, — отвечает тот после некоторой паузы. — Мне действительно известно содержание этого пророчества. — Тогда почему вы никогда мне о нем не говорили? Разве я не заслуживал знать, почему Волдеморт пытался убить меня, когда я был годовалым ребенком? — Конечно, заслуживал, Гарри, — взгляд Дамблдора становится очень усталым. — Но я всегда слишком беспокоился о тебе. Я не хотел взваливать на тебя это бремя раньше времени. Мне хотелось, чтобы у тебя было счастливое детство. — А когда, с вашей точки зрения, было бы не раньше времени? — уточняет Гарри со злостью в голосе. Гермиона предупреждающе сжимает его руку. — Вам не кажется, что все мои шансы на счастливое детство полетели к Мордреду, когда прошлым летом Волдеморт восстал на моих глазах? — Да, ты прав, мальчик мой, — в голосе Дамблдора сквозит сожаление. — Прости старику его слабость. Я никак не мог заставить себя обрушить на тебя такое жестокое знание... — О чем говорилось в пророчестве? — настойчиво спрашивает Поттер. — Хорошо, я расскажу тебе, Гарри, — неожиданно соглашается Дамблдор. — Ты уверен, что мисс Грейнджер тоже стоит это слышать? — Я все равно ей потом расскажу, — пожимает плечами Поттер, и он действительно так думает. Ему кажется, у него скоро крыша поедет, если количество его секретов продолжит разрастаться. Видимо, нужно дожить до лет Дамблдора, чтобы перестать путаться, кому и что наврал. — Ну, раз ты так настаиваешь, — лицо директора становится сосредоточенным. — Холодным дождливым вечером шестнадцать лет назад в комнате над баром, в гостинице «Кабанья голова». Я пошел туда, чтобы встретиться с кандидатом на должность учителя прорицания. Заявительница была праправнучкой очень известной и очень одаренной провидицы, и я счел своим долгом познакомиться с ней. Но я оказался разочарован. Мне виделось, что у нее самой не осталось и следа от прорицательского дара. Я сказал ей, надеюсь, вежливо, что не думаю, что она подойдет для этой должности. Я поднялся, чтобы уйти, но в тот момент тогда еще будущая профессор Трелони как-то странно задрожала и ее глаза закатились. Я было подумал, что ей стало плохо, но тут мисс Трелони заговорила хриплым, низким, совершенно не своим голосом, — Дамблдор выдерживает паузу и продолжает. — В тот вечер она произнесла следующее: Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… Но лишь Избранный, который чист помыслами и душой, сможет познать истинную суть магии и одержать победу. Тот, кто овладеет могуществом, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца… — Это всё? — уточняет Поттер, когда Дамблдор завершает рассказ. — Да, Гарри. Это всё, что произнесла Сивилла Трелони в ту ночь. Бред какой-то… Всего одной строчкой отличается от неполной версии Сириуса. И это дополнительная строчка явно не содержит ничего такого, что стоило бы скрывать. — Но что это всё значит? — спрашивает Гарри вслух. — То, что тебе предначертано победить Темного Лорда, мальчик мой, — просто отвечает директор. — У нас еще будет время всё обсудить, но сейчас, я думаю, вам пора поспать. Я провожу вас в Больничное крыло. У вас были очень непростые два дня, и вам явно нужен хороший отдых. О занятиях завтра можете не беспокоиться.

* * *

Гермиона упускает момент, когда именно в Больничном крыле появляется Теодор Нотт. Кажется, когда мадам Помфри кормит их с Гарри ужином или, может быть, даже чуть раньше. По крайней мере, во время еды Гермиона обращает внимание, что Гарри перестает быть вялым и мрачным и вместо этого улыбается и бросает взгляды куда-то в сторону, где определенно не было никого видимого. — Очень хорошо. Теперь зелья, — удовлетворено кивает мадам Помфри, когда их тарелки пустеют, и ставит перед ними обоими целую батарею зелий. — А мне зачем так много? — недовольно интересуется Гарри. — Мистер Поттер, у вас серьезное магическое истощение, и вы подвергались Пыточному проклятию! Неоднократно! — у мадам Помфри от возмущение перехватывает дыхание. — Не говоря уже о том, что ваши травмы по непонятным мне причинам лечили явно не целители и вашему организму нужна дополнительная подпитка, чтобы скорее восстановиться! — Ладно-ладно, — тут же сдается Гарри и поднимает руки в знак поражения. — Я все выпью, мэм! Я просто спросил… Под ее строгим взглядом Поттер пьет зелья, и Гермиона спешит к нему присоединиться. — Теперь спать, — безапелляционным тоном заявляет мадам Помфри. Она призывает ширму и разделяет палату на две части. — Чтобы не отвлекались друг на друга, — поясняет она и выходит из комнаты. Когда ее шаги стихают, ширма со скрипом отодвигается, и Гермиона снова видит Гарри, который уже сидит на кровати. — Ну как вы? Чем у вас все закончилось в Мунго? — спрашивает Нотт, стягивая с себя мантию-невидимку и опускаясь на кровать рядом с Поттером. Гарри тут же пододвигается к нему ближе. Интересно, он сам отдает себе отчет, насколько все время к нему тянется? — Авроры хотели повесить на нас взрыв в Министерстве, но вовремя одумались, — не то насмешливо, не то жизнерадостно сообщает Гарри. — Но это ерунда. Интереснее другое… Дамблдор решил поделиться с нами своей версией пророчества. — Своей версией? — удивленно хмурится Гермиона. — Ты думаешь, директор рассказал нам неправду? — Ага, — кивает Гарри. — Сейчас послушаем, что там было на самом деле, — он поворачивается к Теодору. — Ты же принес его, да? — Конечно. — Нотт достает из кармана стеклянную сферу и протягивает Поттеру. Тот растерянно вертит шарик в руках. Это что, то самое пророчество? Гарри соврал не только Дамблдору, но и ей, что разбил его… — А как его открыть? — озадаченно спрашивает Поттер Нотта. — Попробуй направить в сферу магию, — не слишком уверенно предлагает тот. — Ну как в те часы, которые я тебе на рождество дарил. — Их, кстати, тоже забрали Пожиратели, — мрачно замечает Гарри и просит. — Повесишь над нами звуконепропускающий купол? Мало ли, что там и кто нас может слышать… Нотт произносит какое-то длинное, неизвестное Грейнджер заклинание, а Гарри кладет сферу на раскрытую ладонь и прикрывает глаза. Гермионе хочется задать им обоим миллион вопросов, но она сдерживает себя. Не время. Туман в стеклянной сфере начинает бурлить. Когда она окончательно мутнеет, сверху на поверхности шара образовывается треугольное отверстие. Из него тонкой струйкой вытекает серебристый туман. Он клубится на полу, пока наконец не формируется в прозрачную фигуру профессора Трелони. Она выглядит практически также, как и сейчас: странная прическа, бесконечные ряды бус на шее и браслетов на руках, шаль на плечах, даже очки те же. Разве что ее призрачная копия немного моложе. Трелони начинает вращаться вокруг своей оси и хриплым, совершенно не похожим на ее привычный, голосом произносит: — Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд, желая поработить силу, которая ему не принадлежит, своими руками наделит могуществом Избранного. И станут их силы едиными, и ни один не сможет жить спокойно, пока жив другой… И будет нарушено равновесие, и мир содрогнется… Но меч Среброрукого оборвет их связь… И вспыхнет кровопролитная война… Тот, кто овладеет могуществом, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца... Призрачная Сивилла Трелони, закончив говорить, перетекает обратно в сферу, и та закрывается с тихим щелчком. Какое-то время ребята молчат и только смотрят друг на друга, не решаясь заговорить. Теодор берет Гарри за руку, и тот протяжно вздыхает. — По-моему, это все еще больший бред, чем то, что Трелони обычно несет на занятиях… И не сильно лучше версии Дамблдора, — несчастным голосом говорит он. — Может быть, есть хоть какие-то шансы, что это не обо мне? Или что Трелони ошиблась? — Если бы пророчество не было бы истинным, оно бы не хранилось в отделе Тайн, — печально отзывается Теодор. — И теперь оно точно о тебе. — Теперь? — не понимает Гермиона. — Если изначально Гарри подходил только по первым критериям, то пятнадцать лет назад Темный Лорд явно сделал что-то, что привело к созданию связи между ними, — объясняет Нотт. — Это, вероятно, стало своего рода спусковым крючком, который окончательно запустил пророчество. Потенциально Темный Лорд, услышав это пророчество, мог выбрать какого-то другого ребенка для своих целей или вообще никого не убивать, и тогда дальнейшие события могли развиваться по другому сценарию. Может быть, он бы даже не развоплотился. Но вместо этого он будто специально выполнил все условия пророчества и, по сути, наделил Гарри силами, которых в ином случае у него не было бы. — То есть пророчества могут не исполняться? — с сомнением в голосе уточняет она. — В теории, — морщится Нотт. — Мне удалось найти только пару таких случаев. Понимаете, если обычное предсказание — это просто отражение возможного, но не обязательного будущего, то пророчество — это всегда своего рода предупреждение. То есть попытка самой магии предупредить нас о чем-то, подсказать, уберечь, выправить сбившиеся линии вероятности. Но формулировки всех пророчеств обычно такие туманные, что в большинстве случаев никто не может верно растолковать их смысл до того, как все не произойдет в действительности. Или, наоборот, пытаясь что-то предотвратить, делают в точности то, чего не достает, чтобы пророчество сбылось. Это, видимо, то, что произошло в случае с Гарри. — Но это пророчество даже не предсказывает ничего конкретного… — хмурится Поттер. — Оно говорит, что у меня будет могущество победить Волдеморта, но не говорит, что я в действительности смогу его убить. — Потому что оно предсказывает войну, а не исход. — О, чудесно... — с болезненным сарказмом протягивает Гарри. — Может быть, мне пойти и спрыгнуть с Астрономической башни, и тогда никакой войны не будет… — Не говори ерунды, — обрывает его Теодор. В его глазах читается явное желание отвесить Поттеру подзатыльник, но голос остается спокойным. — Окей, и что ты предлагаешь мне делать? — Ничего. — Что? Ты сейчас серьезно? — Гарри явно начинает злиться. — Первая часть пророчества уже сбылась, — все так же спокойно объясняет Теодор. — Согласно ему, следующий шаг — разрыв связи. Пока этого не произойдет, можешь расслабиться. — Класс, — сарказм в голосе Поттера становится убийственным. — Пойду запишусь в клуб любителей игры в Плюй-камни, чтобы убить время, пока кто-то не разрубит мою связь с Волдемортом каким-то серебряным мечом. — Мечом Среброрукого, не серебряным мечом, — автоматически поправляет его Гермиона и вопросительно смотрит на Теодора. — И это же что-то иносказательное? Я правильно понимаю? Связь же это что-то нематериальное, ее нельзя разрубить мечом… — Может быть, — пожимает плечами Нотт. — Что-то в пророчествах всегда иносказательное. Но не факт, что иносказательным элементом в этом случае является именно меч. С той же вероятностью это может быть ссылка на реальный магический объект. Подобные вещи поразительно часто встречаются в пророчествах. Видимо, магия питает какую-то слабость к древним артефактам… — Теодор, а откуда ты столько знаешь о пророчествах? — не выдерживает Гермиона. — Ты же даже не ходишь на Прорицания, так? — Не хожу, — соглашается Нотт. — Если честно, я всегда считал, что это все чушь и пустая трата времени. Ну или в лучшем случае, что из области древних легенд… Но с Гарри, — он улыбается Поттеру уголком губ, — мне пришлось пересмотреть некоторые свои интересы. Так что за последние несколько месяцев я перерыл всё, что есть в хогвартской библиотеке, включая запретную секцию, на тему пророчеств. Плюс какие-то книги были у меня дома… Гермиона чувствует укол вины. Она ведь тоже могла попробовать как-то помочь Гарри во всем разобраться. Она же знала о пророчестве. Но что делала она вместо этого? Пыталась убедить Гарри помочь ей и всем остальным подготовиться к совам по ЗОТИ и дергала с дурацкими планами занятий Хагрида... Наверное, неудивительно, что Гарри ничего ей не рассказывал. — Я буду признательна, если ты подскажешь, с каких книг стоит начинать, Теодор, — говорит она. — Я бы тоже хотела узнать о пророчествах больше. — Без проблем, но, я думаю, всем нам и без этого будет достаточно материалов для изучения в ближайшее время. Мы же хотим выяснить наверняка, что это за меч и существует ли он реально? — Лишь бы он не имел никакого отношения к Петтигрю, — мрачно произносит Гарри и, видя недоумение на их лицах, поясняет. — Что? Он — единственный человек из всех, кого я знаю, у которого серебряная рука. Повисает пауза. — Вообще, у меня есть мысль, что речь может идти о мече Нуада… Не сочтите меня чокнутым. Я сам не уверен, что это не просто легенда. С другой стороны, многие легенды оказываются вполне себе историчными… — О мече кого, Теодор? — прерывает его размышления Гарри. — Нуада. Так звали первого короля Туата де Дананн. Он потерял руку в сражении за Ирландию, и великий маг-целитель по имени Диан Кехт создал ему руку из чистого серебра. Во всех летописях он обозначается именно как Среброрукий. — Но Туата де Дананн — это же миф, — осторожно возражает Гермиона. — Я читала о них еще до Хогвартса. Их еще называют племенами богини Дану… И, насколько я помню, они боги, а не люди. — Ирландские маги с тобой не согласятся, Гермиона, — мягко улыбается Теодор. — Они почему-то уверены, что Туата де Дананн не кто иные, как их прямые предки. К тому же, если ты читала эти легенды до школы, то скорей всего это были магловские книги, так? — Допустим, — Гермиона кивает. — В таком случае ты, возможно, читала и про русалок или кентавров и тоже думала, что это просто легенды. Разве нет? — Но ты же не хочешь сказать, что все магловские мифы — это на самом деле правда? — скептически уточняет она. — Я не разбираюсь в магловских мифах, если честно, но, думаю, что всё, что так или иначе сохранилось благодаря древним историческим хроникам, может быть правдой. До Статута же никто не разделял летописи и прочие документы на магловские и магические. — Но как тогда?.. — начинает спорить Гермиона, но не успевает задать вопрос, так как ее перебивает Гарри. — Ваша дискуссия потрясающе увлекательна, — хмуро протягивает он. — Но давайте вернемся к мечу. — А с мечом все более-менее просто, — с легкостью переключается Теодор. — У короля Нуада Среброрукого был меч. Так называемый Меч Света — Claiomh Solais. Никто из поверженных этим мечом не мог выжить, даже бессмертные. Он является одним из четырех легендарных артефактов Туата де Дананн, как, например, камень Фаль, который на протяжении многих веков определял правителя Ирландии. Кстати, его история прослеживается довольно четко вплоть до середины семнадцатого века… Гермиона все равно не убеждена. — Но разве, если бы такие сильные артефакты действительно существовали, о них бы не знали все? — Вопрос, кто эти все, — пожимает плечами Теодор. — Некоторые знают, некоторые нет. Смотри, Гермиона, тебя же не удивляет мантия-невидимка? — Но она же не уникальный артефакт! — тут же возражает она. — Такая, как эта, — Нотт берет в руки мантию Гарри, — уникальный. Она совершенно не такая, как те, которые изготавливают артефакторы. Те мантии ничем не лучше обычных дезиллюминационных чар. И рябь в воздухе, и эффект выветривается быстро. К сожалению, я знаю об этих дурацких мантиях больше, чем мне хотелось. Малфой был одержим почти весь третий курс идеей заполучить себе мантию-невидимку как у Поттера. Я, если честно, думал, что он просто перечитал сказок Барда Бидля, или ты, Гарри, слишком сильно приложил его тем снежком, пока сам не увидел её в действии. Под ней действительно никак невозможно обнаружить человека, кроме как на ощупь. Даже призывающие чары не работают, пока она на ком-то надета. — Ты мне никогда не говорил, — удивленно смотрит на него Гарри. — Я не знал, что моя мантия такая особенная. — Ну, сначала я даже предположить не мог, что ты этого не знаешь сам, — признается Нотт. — А потом, когда я наконец осознал реальную глубину твоих пробелов в образовании, я решил отложить легенду о твоей мантии до лучших времен, пока не разберусь с более насущными проблемами. Гарри смотрит на него с прищуром, а потом отворачивается и совершенно по-детски обиженно надувается. Гермиона не может поверить своим глазам. Чаще всего Гарри никак не реагировал на подколы, только иногда отшучивался в ответ или мигом выходил из себя, если кому-то удавалось его зацепить. — Не дуйся, — довольно улыбается Нотт. Он треплет Поттера по и без того взъерошенным волосам, разворачивает его лицо к себе и касается губами лба. С Гарри слетают все его маски. Он замирает и доверчиво смотрит на Теодора. Его широко раскрытые зелёные глаза на худом лице кажутся огромными. Гарри становится открытым и уязвимым, на грани беззащитности. Гермионе хочется немедленно куда-то уйти, чтобы оставить этих двоих наедине. Но куда она пойдет из Больничного крыла посреди ночи? К тому же, они не договорили. — Кхе-кхе, — откашливается она, чтобы привлечь внимание, пока они не начали целоваться или еще что похуже. — Бр-р, — вздрагивает Гарри, и на его лицо возвращается привычное выражение. — Прям как Амбридж, Гермиона! — Извини, — говорит она без тени сожаления. — Я хотела спросить, как ты сразу понял, что то, что Дамблдор рассказал нам, было неправдой? — Я не то что бы понял. Я скорее опасался, — отвечает Поттер. — У Дамблдора есть паршивая привычка скрывать всё до последнего от максимального количества лиц. Из самых лучших побуждений, разумеется, — на лице Гарри появляется недобрая усмешка. — Например, он был прекрасно осведомлен о моей магической связи с Волдемортом и обо всех возможных последствиях, но ничего мне не сказал. — Что вам, кстати, Дамблдор вообще наговорил? — интересуется Теодор. — Практически то же самое, что мы уже знали от Сириуса. Плюс к этому еще одна бессмысленная фраза, — Гарри поднимает глаза к потолку, чтобы сосредоточиться и цитирует: — Лишь Избранный, который чист помыслами и душой, сможет познать истинную суть магии и одержать победу. Я ничего не перепутал, Гермиона? Она только качает головой. — Чист помыслами и душой? Серьезно? — скептически хмыкает Нотт, приподняв брови. — Ну хорошо, что хоть не блюдущий невинность до дня великой победы. — А разве духовная чистота не предполагает невинность? — справедливости ради замечает Гермиона и с подозрением смотрит на них обоих. Интересно, они уже да или ещё нет? Боже, да почему ее вообще это интересует… — Ой, ну какая вам разница, что Дамблдор имел в виду, — беспечно отмахивается Гарри. — Это же все равно не имеет отношения к реальному пророчеству. — Не скажи, — возражает Гермиона и продолжает, стараясь не выдать своего смущения. — Может быть, директор считает, что тебе по каким-то причинам нужно… эм… сохранить невинность. Есть же разные обряды, которые работают только при сохранении телесной чистоты… И, вообще, это же имеет какое-то значение для магии! Вот единороги, например, дают себя погладить только девственницам… — Я думал, только девушкам, — Гарри вспоминает прошлогоднее занятие по Уходу за магическими существами. — Это так на уроке Граббли-Планк сказала. Но я читала о единорогах дополнительно. Если девушка уже, так скажем, не девушка, то взрослый единорог не позволит к себе прикоснуться… Хотя мальчиков они, кажется, все равно к себе не подпускают, — вспоминает она и понимает, что, кажется, их разговор зашел совершенно куда-то не туда. — Может быть, потому что у единорогов свои критерии определения девственности? — с непонятным весельем в голосе предполагает Нотт. — Ну такие, по которым ни один парень-четверокурсник не пройдет. — Да ну, херня какая-то, — закатывает глаза Поттер. — Тео, ты хочешь сказать, что, если ты — прости, Гермиона — хотя бы раз подрочил, то для единорогов ты уже не девственник? Не понимаю, как своя собственная рука может повредить чьей-то невинности… Это же не секс. — Понятия не имею, если честно, — все с тем же весельем отвечает Теодор. — По-моему, все, за исключением единорогов, конечно, не заморачиваются так сильно, и просто на всякий случай для жутких темномагических ритуалов стараются использовать мальчиков помладше. Так, чтоб наверняка. Кстати, Гарри, а что, если рука не своя? Поттер как-то странно на него косится и заливается краской. — Я думаю, это тоже не считается, — говорит он тихо. — Логично, — кивает Нотт с преувеличено серьезным видом. — Какая разница, чья рука… Да, Гарри? Теодор так бесстыдно ему улыбается, что Поттер краснеет еще сильнее и отворачивается, пытаясь сделать вид, что его внезапно заинтересовали какие-то схемы на противоположной стене. Гермиона к своему ужасу чувствует, что к её щекам тоже приливает румянец. Так, сегодня эти двое уже вряд ли вернутся к хоть сколько-нибудь конструктивным разговорам. — Так, я думаю, мы все сегодня очень устали и нам всем давно пора спать, — преувеличено бодро восклицает она. — Давайте продолжим разговор о пророчестве завтра? — Спокойной ночи, Гермиона, — безукоризненно вежливо произносит Теодор и взмахом палочки возвращает на место ширму, отгораживающую ее кровать. Гермиона готова провалиться под землю от неловкости. Она отчетливо слышит, как всего лишь в метре от нее скрипит кровать и, судя по всему, Гарри и Теодор все-таки начинают целоваться. — Тео, погоди! — раздается спешный шёпот Поттера. — Что? — раздосадовано спрашивает тот. — Я всё еще не прощён? — Нет, но не в этом дело, — фыркает Гарри. — Ты забыл изменить радиус действия чар. — О… Тогда ладно. Сейчас… Но учти, ругаться будем завтра! Я слишком устал для этого… — Сегодня, но после того, как выспимся. Ну, или, может, во вторник, но сразу после уроков… Теодор издает тихий, но полный страданий вздох, бормочет заклинание, и Больничное крыло погружается в полную тишину.