Когда цветёт чертополох

Дни до зимнего солнцестояния проходят как в тумане. Оказавшись в особняке на площади Гриммо, Гарри старается ничем не выдавать свое состояние друзьям. Он мил и приветлив со всеми, много улыбается и даже старается шутить. Одна только Гермиона смотрит на него с подозрением, но, против обыкновения, не лезет в душу. У остальных и без него хватает хлопот. За несколько дней до каникул мистер Уизли пострадал в каком-то происшествии и теперь находится в Святом Мунго. Говорят, что на него напало какое-то дикое животное. Гарри точно не знает. Он не стал вдаваться в подробности. Его вполне удовлетворяет новость, что мистер Уизли жив и скоро поправится. Может быть, целители даже разрешат ему вернуться домой на Рождество. Большую часть времени Поттер проводит теперь в комнате Регулуса. Его желание переехать туда ощущается чем-то правильным. Он и летом не понимал, почему они с Роном вынуждены жить вместе в доме, где больше двадцати спален. Серебристо-зеленая гамма, в которой была отделана комната, полумрак из-за плотных штор на окнах и мебель из темного дерева странным образом давали Гарри ощущение защиты и дома. Кто бы мог подумать, что он так быстро отвыкнет от багряно-желтых красок Гриффиндора? — Знаешь, ты мог бы переделать эту спальню под себя, раз она тебе так нравится,— говорит ему Сириус в первый же вечер, зайдя поболтать к крестнику перед ужином. — Думаю, Рег не был бы против. К тому же, если приглядеться, ты даже стал чем-то на него похож… Наверное, потому что ты теперь тоже слизень. — Может быть, в меня вселился дух Регулуса Блэка, когда я начал носить его одежду, — вяло шутит Гарри, чтобы оправдать ожидания крестного, который ехидно на него смотрит. Сириус закатывает глаза. — Так и знал, что это ваше слизеринство — заразная болезнь, — драматично вздыхает тот и корчит жуткую рожу. Поттер находит в себе силы рассмеяться. — Спасибо, Сириус. Да, я, пожалуй, немного приведу эту комнату в порядок. Или, по крайней мере, сниму со стены газетные вырезки, прославляющие великие деяния Темного Лорда. Но Гарри ничего не меняет. Письма Тео, Гермионе, Сириусу и, немного подумав, Рону тоже он пишет в первые два дня и прячет их на столе под чарами, которые должны проявить их в случае его смерти. На подходящее заклинание он наткнулся в одном из справочников, утащенных из блэковской библиотеки еще прошлым летом. Теперь, чтобы занять себя, Гарри обсуждает с близнецами их планы по открытию собственного магазина в Косом переулке летом, спорит с Гермионой о принципах работы сигнальных чар, играет с Роном в шахматы и читает нудный исторический роман о волшебнике, жившем в начале викторианской эпохи и пытавшемся наладить связи с королевским двором с какими-то одному ему понятными целями. Гарри всегда думал, что люди, узнав о том, что они скоро умрут, стараются провести последние дни как-то по-особенному. Но ему не хочется ничего делать. Поэтому он просто ждет развязки с холодным равнодушием, поставив всю свою жизнь на паузу. Может быть, дело было еще и в том, что, несмотря на все его подготовительные действия, Гарри с каждым днем все меньше верит, что он действительно может вот так просто умереть. Наверное, Дамблдор ошибается. Он должен ошибаться! Когда первые эмоции утихают, Гарри постепенно восстанавливает в голове все, что он знает о своей связи с Волдемортом. Сначала он вспоминает, как Тео говорил, что он практически уверен, что это Гарри может забрать силы Темного Лорда, а не наоборот. Затем Гарри переосмысляет все собственные ощущения, связанные с Волдемортом, стараясь не упустить никаких деталей. Какая разница, что говорил Дамблдор? Разве это не Гарри — единственный, кто может на своей шкуре прочувствовать, как эта мордредова связь работает? До того, как он начал постоянно носить на шее амулет Теодора, Поттера выдергивало в сознание Волдеморта каждый раз, когда тот использовал непростительные или другую сильную темную магию. В такие моменты частицы энергии Темного Лорда вливались в магическое ядро Гарри и начинали «бурлить», если пользоваться терминологией Луны Лавгуд. Кроме того, когда Поттер невольно стал частью проклятого ритуала на Эквинокс, он стал только сильнее, а не слабее, как бы ему ни было противно признавать причины своих возросших способностей. Если от всех входящих потоков его защищает амулет Теодора, то значит, все будет в порядке. Так ведь? По крайней мере, если связь не развернется вспять. Но это точно вообще возможно? Даже в теории Поттер не представляет, каким образом прерванный ритуал может завершиться без физического контакта и ритуального круга. Гарри сжимает в руках круглый плоский кулон с выдавленным на нем цветком чертополоха. От медальона идет едва ощутимое знакомое тепло. Мерлин, как же Гарри сейчас хочет увидеть Тео. Но хочет ли Теодор видеть его? Поттер надеется, что да. Они обязательно помирятся. Гарри все ему объяснит и больше не будет причинять ему столько боли. Он обещает. «Как насчет того, чтобы хотя бы немного захотеть выжить, Гарри?» — звучат в его голове слова Тео. Теперь в его воспоминаниях голос Нотта не злой, а отчаявшийся и какой-то болезненно печальный. — Я хочу выжить, Тео, — шепчет Гарри, поднося к губам цветок чертополоха, будто бы Нотт и правда может его услышать. Несмотря на все его логические заключения, Гарри все равно страшно. Он сомневается в собственных выводах, но одновременно с этим знает, что он будет жить. Он будет жить, чтобы сказать Тео, что тот был прав, и чтобы целовать его каждый день по утрам и перед сном до конца вечности. Он будет жить, чтобы по-настоящему помириться с Роном и проиграть ему в шахматы еще тысячу раз. Он будет жить, чтобы организовать с Гермионой этот дурацкий кружок по защите и научить ее вызывать Патронуса, как он обещал ей еще в прошлом году. Он будет жить, чтобы добиться оправдания Сириуса. Он будет жить, чтобы объедаться сладостями с Мэйв и помогать ей и Улику с домашними заданиями. Он будет жить, чтобы кормить фестралов в Запретном лесу с Луной Лавгуд и ходить на уроки Хагрида. Он будет жить, чтобы убить Волдеморта и перестать бояться. Он будет жить ради миллиона разных вещей. Ради своих друзей, ради Тео и ради себя. Чтобы любить, увидеть мир, быть счастливым. Чтобы встречать рассветы, радоваться первому снегу и с разбегу прыгать в холодную морскую воду, разгоняя волны. Когда до солнцестояния остается несколько часов, Гарри ловит себя на том, что он на удивление совершенно спокоен. Страха не осталось. Он лежит на кровати в комнате Регулуса и старается сфокусироваться на своих ощущениях и почувствовать связь с Волдемортом настолько, насколько позволяет амулет, но ничего кроме слабой вибрации канала он не ощущает. Все как всегда. Наверное, Дамблдор ошибся. Наступает пик солнцестояния, и снова никаких изменений. Затем наступает утро, и Гарри все еще не чувствует ничего нового. Что ж, в конце концов, и самые великие могут быть не правы... Проходит день, а за ним еще один. Гарри начинает переделывать комнату. Он собирает в коробки личные вещи Регулуса и относит их на чердак. Он чинит шторы, изъеденные докси, и делает обои на несколько тонов светлее. Он снимает со стен старые газетные вырезки и фотографии и вешает над кроватью его снимок с Роном и Гермионой, который сделал Колин Криви в прошлом июне незадолго до третьего задания. В канун Рождества ранним вечером в штабе Ордена Феникса появляется Дамблдор. Гарри сообщает об этом Ремус, когда заглядывает к нему и просит спуститься в ту самую маленькую гостиную недалеко от кухни, в которой они разговаривали с директором прошлым летом. — Я пришел проведать Артура, но не смог отказаться от удовольствия пообщаться и с тобой, мой мальчик, — Дамблдор улыбается, но его глаза холодные и проницательные. — Как ты поживаешь, Гарри? — Прекрасно, — сухо отвечает Поттер, настороженно смотря на директора. Если тот пришел, чтобы лично убедиться, что Гарри не умер, то к чему эти светские беседы? — А как ваше здоровье, сэр? — Не жалуюсь, не жалуюсь — жизнерадостно отвечает тот. — Хотя годы, конечно, должен тебе признаться, не делают никого здоровее. Сегодня вот полночи не мог уснуть из-за боли в спине. Не трансфигурируешь ли мне подушку под поясницу, мальчик мой? Уж больно жесткое кресло. Директор берет со стола ажурную салфетку и протягивает ее Гарри. Уловка Дамблдора, чтобы проверить, все ли в порядке с его магией, выглядит настолько очевидной, что Поттеру становится смешно. С кривой усмешкой он трансфигурирует из салфетки нечто уродливое настолько, насколько ему позволяет воображение. Подушка получается, мягко говоря, жалкой: тонкая и кривобокая, любимого оттенка розового мадам Амбридж и с нелепыми салатовыми рюшами по краям. Дамблдор с явным довольством забирает эту пародию на подушку из рук Гарри, подкладывает ее в спинку кресла и сияет как новенький галеон. Сегодня директор явно в настроении поболтать. Он долго расспрашивает Поттера о его друзьях, о том, как он прижился в Слизерине и есть ли у него какие-то проблемы по учебе. Пользуясь случаем, Гарри решает пожаловаться на Амбридж. — Профессор, скажите, а есть ли шанс, что Амбридж в будущем семестре вернется обратно в свое Министерство и у нас будет нормальный учитель по ЗОТИ? — интересуется он. Директор мрачнеет. — Боюсь, тут я бессилен… Долорес Амбридж будет оставаться в школе, пока того желает Корнелиус Фадж. Теперь я просто директор школы, Гарри. Мне нечего ему противопоставить, — говорит он сухо. Гарри каким-то шестым чувством ощущает, что старик не врет. Он действительно ничего не может сделать и вынужден терпеть, приспосабливаться. Альбус Дамблдор, может быть, и величайший маг двадцатого столетия, но он свое уже отвоевал. Он устал и практически сломлен. Как остальные не видят этого? Почему продолжают позволять ему вести их за собой? Или… Гарри посещает печальная догадка. Потому что больше некому? Это понимание помогает ему перестать злиться на Дамблдора за все его секреты и ошибки. Вместо этого Гарри становится его жаль. — Ничего страшного, профессор. Мы что-нибудь придумаем, — вежливо улыбается он, стараясь выглядеть ободряюще. — Спасибо тебе, мой мальчик, — серьезно кивает Дамблдор. В комнату заходит миссис Уизли и уточняет у директора, сможет ли он хотя бы ненадолго присоединиться к праздничному ужину перед возвращением в Хогвартс, если они начнут пораньше. Дамблдор соглашается. Гарри оставляет директора и присоединяется к миссис Уизли, чтобы помочь ей с сервировкой. Через полчаса все временные и постоянные обитатели особняка на площади Гриммо собираются на кухне: мистер и миссис Уизли, Рон, Джинни и близнецы, Ремус и Сириус, Грюм, Дамблдор, Гермиона. Когда праздничный ужин уже в самом разгаре, прибывают Тонксы, а незадолго до ухода Дамблдора в камин вваливается уже в стельку пьяный Наземникус Флетчер. Его никто не звал, но все равно его не прогоняют. За столом шумные разговоры и смех. Тонкс о чем-то бурно спорит с Шизоглазом. Фред и Джордж подговаривают Сириуса налить им огневиски, пока их родители отвлеклись на разговор с Андромедой. Джинни старается им помешать и убеждает Сириуса, что это ужасная идея и пьяные близнецы подорвут его дом. Тэд Тонкс обсуждает с Дамблдором перспективы развития колдомедицины. Старик Флетчер вырубается почти сразу и теперь храпит прямо за столом. Люпин рассказывает Рону и Гермионе, чего им ожидать от СОВ по ЗОТИ. Гарри, вероятно, тоже, но все его мысли сейчас где-то очень далеко отсюда, пускай он и кивает в такт слов Ремуса. Гарри ловит понимающий взгляд Гермионы и печально улыбается ей в ответ. Наверное, она хотела бы быть сейчас со своей семьей. А он хотел бы быть сейчас с Тео. Дамблдор уходит первым, ему нужно еще успеть на праздник в Хогвартсе. Несколько часов спустя, когда уже все съедено, а Шизоглаз начинает повторяться в своих байках, гости постепенно расходятся. Поттер чувствует себя странно. По сути ничего не изменилось. Все ровно так же, как и неделю назад. Все фигуры стоят на тех же самых клетках. Никаких новых игроков или обстоятельств. Но вместо тоскливой убежденности в заведомом проигрыше у Гарри появляется надежда на благополучный исход. Ссылаясь на желание поспать после такого плотного ужина, Гарри сбегает в свою комнату. Пускай они поругались, он же не может не поздравить Тео с Рождеством.

* * *

На полу вокруг Гарри валяются уже шесть смятых исчерканных листов. «С Рождеством, Тео» — он выводит пером на пергаменте начало своей попытки номер семь. Раздается стук. Гарри распахивает дверь. На пороге стоит Джинни. — Можно войти? — с таинственной улыбкой спрашивает она. — Да, конечно, проходи, — кивает он и спешит спрятать свои эпистолярные потуги подальше от ее глаз, запихивая их ногой под стол. Джинни садится на его кровать и кладет ногу на ногу. Гарри ничего не остается кроме как сесть напротив нее в кресло у письменного стола. — У тебя здесь уютно, — говорит она, осмотревшись. — И жарко. Она скидывает мантию и остается в коротком черном платье на тонких бретелях. Или в сорочке. Гарри не уверен. — Не настолько, — нервно хмыкает он. Наряд Джинни совершенно не оставляет пространства для воображения. — Ты выглядишь таким печальным в последнее время, — она нагибается вперед, предоставляя Гарри прекрасный обзор содержимого ее декольте и кладет ему руку на колено. — Я подумала, может быть, я могу тебя отвлечь? Гарри вскакивает с места и делает несколько шагов назад. Кажется, он понимает, что здесь происходит. Интересно, если он сейчас закричит изо всех сил «Рон» и тот ворвется в комнату, это сделает ситуацию лучше или еще хуже? — У меня все отлично, Джин, — Поттер старается звучать убедительно. — Меня не нужно ничем отвлекать. Почему бы тебе не вернуться к себе? Уже поздно, и все такое… — Знаешь, ты всегда мне нравился, Гарри, — девушка встает с кровати и решительно направляется к нему. — Послушай, — он продолжает пятиться, — это очень лестно, но… Она подходит к нему вплотную и пытается поцеловать его в губы, но Гарри уворачивается. — Джинни, нет, — твердо говорит он и для убедительности мотает головой, отстраняя ее от себя за плечи. — Почему нет? Я что, некрасивая? — с обидой в голосе восклицает она. — Очень красивая, — заверяет ее Поттер. — Но я не могу. Прости. — У тебя кто-то есть, да? — зло спрашивает она. — Да. — Ну и кто же она? Это Чжоу Чанг?! Я так и знала, что она приберет тебя к своим рукам! — в голосе Джинни сквозят истеричные ноты, но она по крайней мере отходит от Поттера и накидывает на себя свою мантию. — Какая же я дура! Гарри стоит, прислоняясь спиной к шкафу, и не знает, как ее успокоить и стоит ли это делать ему самому. Может быть, позвать Гермиону? — Почему ты молчишь? Это Чанг, так? — требует ответа Джинни, справившись со всеми пуговицами. — Нет, — морщится Гарри. — И давай ты не будешь гадать. — Значит, это — Гермиона! — делает очень странный вывод Уизли. Если Чжоу ему хотя бы немного нравилась на четвертом курсе, то идея с Гермионой-то откуда взялась? — Это не девушка, — решается он. Может, такой ответ ее устроит? — О, — теперь Джинни выглядит удивленно. — Я не знала, что ты по мальчикам. — Я тоже, — не сдерживает усмешку Гарри. — Но как-то так вышло. — Ну хорошо, — говорит она и снова садится на кровать. — Расскажи мне тогда, кто он. — Нет, Джинни. Я не буду ничего рассказывать, — категорически возражает Поттер. — Я даже Гермионе и Рону еще ничего не говорил. И ты, пожалуйста, тоже не говори. — Вот еще. С какой стати я должна скрывать от своего брата, что у его лучшего друга есть секретный парень? — лицо Джинни искривляет неприятная ухмылка. — А Гермиона вообще моя близкая подруга. Я ей все рассказываю! Уверена, она вычислит, с кем ты встречаешься, за несколько дней. — Если ты кому-то хоть что-то разболтаешь, я расскажу миссис Уизли, что ты ворвалась в мою комнату почти голая и набросилась на меня с поцелуями, — с тяжелым вздохом говорит Гарри. Она не оставляет ему выбора. — Что? Ты не посмеешь сказать такое маме… — Почему нет? — хладнокровно пожимает плечами Гарри. — Она разозлится на тебя, а не на меня. Джинни сверлит его яростным взглядом, потом резко встает и направляется к выходу. — Странно, что тебя не запихнули в Слизерин с самого начала, Поттер! — разъяренно бросает она и удаляется, с чувством хлопнув дверью. Гарри остается один и пытается вернуться к своему письму, но нужные слова так и не приходят в голову. Все, что он хочет сказать Тео, надо говорить лично и глядя в глаза. До конца каникул остается еще больше недели. Гарри кажется, что за это время он успеет несколько раз сойти с ума. Но он же не может просто так заявиться к Нотту домой? Или может? Вперед, Гриффиндор. Будь, что будет. Гарри достает из-под ворота рубашки медальон с цветком чертополоха, крепко сжимает его в руке и произносит: — Nemo me impune lacessit.

* * *

Нотт сидит в кабинете и уже в пятый раз подряд проверяет, как работают чары на часах для Поттера. Он решил все равно отправить Гарри подарок на Рождество, даже если тот все еще не хочет с ним разговаривать. Первые несколько дней каникул ему постоянно мерещилась летящая в небе Хедвиг, но Поттер так ничего ему и не написал. Теодор готов отдать все что угодно, лишь бы все исправить. Да, тогда он запаниковал, не справился. А потом не знал, как достучаться до Гарри и убедить того, что есть другой путь. И в итоге наговорил лишнего. Тео кажется, что он все сломал. Гарри доверял ему. Он делил с Тео свои страхи и боль. А Нотт, как безмозглый кретин, вместо того, чтобы поддерживать Гарри, когда ему было плохо, начал что-то от него требовать. Тео сам толком не понимал, что он в действительности хотел добиться от Поттера. Чтобы тот был обычным жизнерадостным парнем, который беспокоится только о школьных оценках и о том, какая команда по квиддичу выиграет кубок в этом году? Это же смешно… На что он вообще рассчитывал, когда влюблялся в драклова Гарри Поттера? Да ни на что он не рассчитывал… Так вышло, и Теодор даже не понял, когда. Когда он впервые разглядел его невозможные зеленые глаза? Когда они гуляли по Лондону, и Поттер взял его за руку, чтобы успокоить? Когда он смотрел, как Гарри с восторгом лезет в холодную воду, чтобы попробовать море? В один из тех вечеров, когда они сидели перед камином близко-близко друг к другу и говорили обо всем на свете? Всегда? В голове раздается тихий звон сигнальных чар. Кто-то проник в его дом. Но только у одного человека есть доступ. Они сталкиваются посреди коридора. Гарри и Тео смотрят друг другу в глаза не отрываясь, молча. Все слова куда-то исчезают, перестают быть нужными. Гарри подходит к Тео, запускает руки в его волосы и целует. Нежно, осторожно. Тео отвечает и сцепляет руки у него за спиной. Поттер прижимается к Нотту всем телом и толкает его к стене. Гарри целует его в губы, в нос, в щеки, в шею и снова в губы. Его руки повсюду. Они несколько раз стукаются зубами. Поцелуи становятся глубже и превращаются почти в укусы. Когда же Гарри прихватывает зубами его нижнюю губу, Тео окончательно проваливается в круговорот ощущений и не может сдержать тихий стон. Тогда несносный Поттер останавливается. — Ты на меня больше не злишься? — спрашивает он. Его дыхание сбито, в глазах сумасшедший блеск, губы и щеки горят. — Давно нет, — каким-то чужим голосом отвечает Тео, пытаясь прийти в себя. В голове блаженная пустота. — И я, кажется, даже больше не идиот… Прости меня, Гарри. Я не должен был… — Тш-ш, — прерывает его Поттер и прикладывает указательный палец к губам Теодора. — Тебе не за что извиняться. Ты был прав. — Что? — растерянно переспрашивает Нотт. — Ты был прав. Я действительно превращал свою жизнь в карнавал боли и страданий, или как ты сказал... — говорит Поттер с кривоватой усмешкой. — Я не должен был так говорить… Прости меня. — Я же сказал, не за что извиняться. Так вот. Я так больше не хочу, — теперь Гарри улыбается искренне и тепло. — Я хочу быть счастливым. И с тобой, Тео. Это, кажется, обязательное условие для меня, чтобы быть счастливым. Теодор хочет так много сказать ему в ответ, но все слова застревают в горле. — Для меня тоже, — все, что удается произнести ему. Гарри снова его целует, а потом говорит: — А еще я решил, что хочу выжить. Я не обещаю тебе, что не буду делать ничего опасного, но я выживу. — Я знаю, что выживешь, — отвечает Тео. — Я достану тебя с того света, если ты только попробуешь умереть. К ним подходит Бригитта. Она мурлыкает и трется о ноги Гарри. Тот приседает на корточки, чтобы погладить ее, а когда снова поднимается на ноги, запускает руки в карманы и с недоумением достает оттуда какую-то коробочку величиной с ладонь. — У меня для тебя две новости, — сообщает он. — Я, кажется, забыл твой подарок. Это плохая новость. Но есть хорошая. Вместо него я случайно захватил фейерверки. Должно быть, они лежали рядом на столе... Ты когда-нибудь запускал фейерверки, Тео? Нотт только качает головой. Поттер лукаво улыбается и тащит его на улицу. Тео пытается убедить его, что на улице холодно и вообще идет снег и им сначала надо одеться, но Гарри только отмахивается и обещает наложить на них обоих согревающие чары. Они отходят от дома на пару сотен метров, и Поттер опускает на землю коробку с фейерверками. Он бормочет какое-то заклинание, коробка многократно увеличивается в размерах и с грохотом распахивается. В небо выстреливают тысячи разноцветных искр. Они разлетаются до самого горизонта, а потом собираются вместе и превращаются в драконов, пегасов и гиппогрифов, которые со свистом проносятся над их головами и снова превращаются в огромные скопления сияющих звезд, переливающихся золотым, красным, синим, зеленым и фиолетовым. Гарри не может отвести восторженных глаз от неба, а Тео не может перестать смотреть на него. «Я люблю тебя, Гарри Поттер». Потом, когда грохот затихает и небо снова темнеет, они замёрзшие возвращаются в дом. Замёрзшие, потому что несносный Поттер, конечно же, засматривается на разноцветных драконов и напрочь забывает про согревающие чары. Гарри стучит зубами от холода, и Теодор закутывает его в шерстяной клетчатый плед и сажает перед камином. Эйли причитает и отпаивает их обоих горячим вином с медом и специями. — Счастливого Рождества, Тео, — говорит Гарри и кладет голову ему на плечо. — Счастливого Рождества, Гарри.