Still here

      Хонджун недовольно постукивал ручкой по листу бумаги, прожигая взглядом парня с розовыми волосами насквозь. Сонхва же, как ни в чем не бывало стоял за спиной у профессора, положив подбородок сидящему мужчине на плечо. Со стороны это выглядело крайне странно – квалификационный экзамен, а к профессору бесстыдно льнет юноша. Что подумают люди?       Вот только кроме Хонджуна никто этого не видел, а он был сосредоточен на том, чтобы воззвать к отсутствующей совести Пака. Это из-за него он практически не спал ночью – Хва приспичило излить ему душу и вместо положенного сна перед трудным днём, Джун лежал и смотрел в потолок под его тираду до пяти утра. Как будто бы он услышал что-то новое…       Наконец, Сонхва поднял взгляд от стола и беззаботно улыбнулся юноше за четвёртой партой. Сегодня Хон собрал отросшие волосы в хвостик, такой же крошечный, как и он сам, и Пак не мог на него налюбоваться. Даже жаль, что Хонджун редко так делает – только когда не успевает помыть голову. Но ради того, чтобы посмотреть на него, не выспавшегося, с припухшими глазами и губами, с волосами, собранными на затылке и недовольным лицом, Хва готов был говорить целую ночь без умолку. Но вот Хон кратко дёрнул головой, призывая его к себе и Сонхва картинно закатил глаза.       Покачивая бёдрами, он неспешно направился к нему, доводя Хонджуна до кипения своей размеренной неторопливой походкой. Он мимоходом потрепал волосы Ёсана, который сегодня был каким-то чрезмерно дёрганным, а тот, будучи особо чувствительным, тут же вздрогнул и закрутил головой, в поисках сквозняка. Пак улыбнулся – ему нравился этот паренёк, и он ничего поделать с собой не мог. А из-за того, что Ким ревнует к нему, он нравился ему ещё больше. Потому что позлить Хонджуна – его любимое занятие. Но вот он приблизился к парте Хона и присел на край столешницы, складывая длинные ноги друг на дружку. Хонджун едва не застонал при виде этого жеста – Хва знает, как довести его до белого каления.       — Долго дуться будешь? – едва слышно процедил Джун сквозь плотно сжатые зубы. – Я же слушал тебя всю ночь, что ты ещё хочешь?       — Чуть больше участия, Джун-и, – игриво дёрнул бровью Хва и, вскинув руку, принялся изучать собственные ногти. Ким почувствовал, что вот-вот взорвется.       — Сонхва, – его шёпот едва слышен, но для Пака это не проблема – он улавливает каждое его слово, хотя иногда и делает вид, что нет. – Ты собираешься мне помогать, или нет?       Не прекращая любоваться собственной изящной рукой, Хва, выдержав паузу, достойную шекспировской постановки, произнёс:       — Джун-и, но это же не честно, ты же понимаешь?       — Черт бы тебя побрал, Пак Сонхва, быстро говори ответы! – зашипел Хон, слыша в ответ заливистый смех парня. Злиться на Сонхва практически бессмысленно – он знает, что Ким ничего ему не сделает.       — А что мне за это будет? – надув губы, поинтересовался парень. Он стрелял глазками в сторону Хонджуна и тот устало поморщился:       — Всё, что захочешь.       — Вот как…       С присущей ему кошачьей грацией, Сонхва спрыгнул со стола и обошёл Хонджуна, склонив голову ему на плечо. Протянувшись, он обхватил руку Джуна, с зажатым в ней карандашом и стал отмечать подсмотренные ответы, пока Хонджун чувствовал его прохладное дыхание на своей шее. Он тяжело сглотнул – зря он позволил себе так сильно сблизиться с ним…

***

      Хонджун всегда был особо чувствительным к различным вещам. Слишком громкий звук, свет, перепады давления и температуры, вспышки на солнце – всё это с самого детства влияло на организм мальчика. Головные боли, кровотечения из носа, обмороки были самым невинным из того, что могли видеть его родители – они не могли ощущать всё так, как сам Хонджун. С рождения они таскали болезненного, неспокойного ребёнка по всем врачам, пытаясь установить причину беспокойства, но тщетно. С возрастом Ким стал меньше плакать, но его состояние не улучшилось. Он пытался скрывать своё тяжёлое состояние, дабы не тревожить лишний раз измученных родителей, но давалось ему это неимоверными усилиями.       Изменилось все в один день, когда Хону было двенадцать. Он познакомился с Дори, соседской девочкой, его ровесницей. Всё бы было ничего, ведь дружба с другими детьми всегда давалась ему с трудом, а тут она сама сделала первый шаг и была добра к нему. Вот только Дори – это погибшая в детстве сестра-близнец бабушки Хисыль, его соседки, и её историю он прекрасно знал. Малышка запнулась и упала в бассейн на заднем дворе, и, ударившись головой о дно, потеряла сознание и утонула. Страшная трагедия, потрясшая их район задолго до рождения Хонджуна. Но вот она перед ним, радостно делится подробностями своей смерти, держа мальчика за руку и от её прохладного прикосновения у него на руке волоски встают дыбом.       Будучи неглупым ребенком Хон сразу понял, что не стоит никому рассказывать про неожиданное открытие. Родители скорей всего не то, что не одобрили бы дружбу с Дори – они скорей всего даже не поняли бы его. Ведь, по словам самой Дори, он первый человек, который может видеть её. Поэтому, свой внезапно открывшийся дар Хонджун сохранил в секрете, но осчастливил родителей неожиданным улучшением здоровья. С момента, как он стал видеть призраков, все его проблемы исчезли, словно их и не было никогда. Он будто заново родился.       Сейчас с Дори он периодически виделся, когда приезжал к родителям в гости. Та очень грустила без него, но Хон понимал, что это к лучшему, ведь он не сможет уже быть ей тем самым другом, по которому она скучает – ему уже двадцать, а ей всё ещё двенадцать. Но тёплое отношение, как к младшей сестре, у него осталось навсегда.       За восемь лет он кого только не повидал – детей и взрослых, в здравом рассудке и начисто его лишенных, выглядящих вполне нормально, и обезображенных из-за пожаров и убийств. Видел разных призраков, добрых и не очень, приставучих и игнорирующих его полностью. Но поселившись в кампусе университета Джун меньше всего ожидал встретить кого-то особенного (он не ожидал встретить в принципе хоть кого-то). Но в его жизнь ворвался Пак Сонхва, перевернув её вверх дном.       Парня с розовыми волосами Хонджун встретил в первую неделю учебы, по пути в аудиторию. Тот, как и все другие, почувствовал его присутствие и стал выискивать взглядом, кто же потревожил его вечность своим появлением. Джун лишь сильнее вжал голову в плечи и по стеночке проскользнул мимо него, надеясь, что сможет избегать его в дальнейшем – призраки бывали весьма досаждающими, а этот выглядел как предводитель их всех. Заходя в аудиторию, он мельком обернулся и заметил, как тот мечется по коридору от одной кучки людей к другой, пытаясь найти источник непонятных ощущений.       Жалкая попытка спрятаться от Сонхва провалилась в тот же день. Призрак оказался умнее, чем Хонджун думал и он, проанализировав свои ощущения, выделил круг подозреваемых и методично проверял каждого. Дальше всё было даже слишком просто – Пак подкрался незаметно к нему сзади и хлопнул по заднице. Собственно, подпрыгнув от неожиданности Хон выдал себя с потрохами. Так и началась их странная дружба, переросшая в ещё более странные, непонятные и болезненные отношения.

***

      — Ты долго собираешься дуться?       Поправив лямку соскальзывающего рюкзака, Хон посмотрел на Сонхва, который шёл слева. Розовые волосы падали на глаза и тот уже давным-давно бросил их поправлять. Почему именно сегодня Хва особенно разнылся Джун не понимал – вроде бы ничего особенного. Он же и правда слушал его ночью, очередной потрясающий рассказ про то, как будучи единственным из группы, кто не справился с сессией, парень чувствовал себя настолько опозоренным, что ночью вскрыл вены в общей душевой. Его бы могли спасти, но нашли только утром, уже остывшего. Хва говорил, что видел, как его тело уносили, он проводил его до катафалка. После этого он ни разу за семь лет не покидал кампус – ситуативная смерть привязала его к одному месту. Всё это было известно Киму уже больше года, но периодически на Сонхва накатывали приступы ностальгии, когда он считал своим долгом вновь поведать душещипательную, по его мнению, историю собственной смерти. А так, как кроме Хонджуна его никто не мог видеть и слышать – он был его единственным зрителем и слушателем.       — Я не обижаюсь, Джун-и.       — Тогда что не так? Я же вижу.       Сонхва грустно покачал головой вместо ответа и поплёлся дальше. Только через несколько шагов он обнаружил, что Хонджун остановился и не идёт за ним. Обернувшись, он увидел своего «тини» стоящим по середине дорожки. Хон сложил руки на груди и упрямо выпятил подбородок, от чего у Сонхва едва не разорвалось сердце. Боже, он так прекрасен… От этого становится ещё больнее.       Со обреченным вздохом он приблизился к невысокому юноше, но тот и не думал сменить позу – всё так же стоял, глядя снизу вверх из-под нахмуренных бровей. Губы Хва слегка дрогнули – он такой забавный, когда пытается злиться, думает, что похож на строгого взрослого, а по факту – на обиженного ребёнка. Вместо того, чтобы как-то оправдываться перед ним, Пак заключил его в объятия, прижимая локти к туловищу и, воспользовавшись тем, что Хон не может его оттолкнуть, потерся носом об его волосы.       — Все в порядке Джун-и. Просто… Ты же помнишь, какой завтра день.       — Помню, – подтвердил глухой голос откуда-то снизу. – Мой день рождения.       — Именно. Завтра ты станешь старше меня.       — О, Боже… – простонал Джун, выпутываясь из цепких объятий. – Так вот в чём дело… Сонхва, я тебе уже тысячу раз объяснял, что это лишь цифры. И по факту – ты все ещё старше, на семь лет.       — Ты прекрасно знаешь, о чём я.       Да, Хонджун знал про что речь. Завтра ему исполнится двадцать один год, и он будет старше, чем Сонхва – тот умер и навсегда застыл в двадцатилетнем возрасте.       — Ничего не изменится, я уже говорил, – в мире нет подходящих слов, чтобы описать, насколько Хонджуну осточертела эта тема. Пак при любом удобном случае говорил ему про возраст, и он уже даже начал считать себя каким-то стариком.       — Это пока, Джун-и, – он повернулся и медленно двинулся по дорожке к общежитию, и Хону ничего не оставалось, как пойти за ним. – Это сейчас тебе кажется, что ничего не изменится. Но что будет, например, через десять лет? В какой момент ты проснёшься и поймёшь, что хочешь семью, поездки с компанией друзей за город? Когда ты захочешь переехать подальше от кампуса? Я не смогу последовать за тобой и дать то, в чём ты нуждаешься.       — Какая семья, Сонхва? Ты знаешь, как я отношусь к детям, а иного смысла заводить семью я не вижу.       — Это пока, – вновь повторил Пак.       — Хорошо, и что ты предлагаешь? Ты же знаешь, что я не могу не стареть как ты, не существует такого способа.       — Он есть, – многозначительный взгляд – и Ким едва не сгорел со злости.       — Сонхва, я не собираюсь себя убивать.       Эту потрясающую идею от него юноша тоже уже слышал. Когда Хва заикнулся об этом впервые – его выставили за порог. Разумеется, он мог вернуться, закрытые двери не препятствие для него, но не стал, ведь Хонджун пытается создать видимость нормальных отношений, тех, в которых оба партнёра живы и не проходят сквозь стены. При втором упоминании они просто сильно поссорились, а в дальнейшем Хон резко пресекал подобные разговоры. Сонхва знал, что его «тини» любит жизнь. Ему нравится быть живым, ощущать дуновение ветра, и тёплые лучи солнца на коже, нравится общаться с людьми и ходить на пары в университет. Покупать дешевый кофе по пути на занятия, а через пару часов умирать от упадка сил. Нравилось играть на пианино и рисовать. Ему нравилось относить цветы Сонхва, туда, где он не мог их видеть, но где они были всегда уместны. И он не хотел умирать!       А Сонхва не хотел оставаться один.       — Я знаю, просто… – он запнулся и со вздохом продолжил: — Просто жаль, что ты живой.       Хонджун только головой покачал в ответ – Сонхва даже не понимает, насколько это странно звучит. Но его это не шокировало – для Кима жизнь и смерть уже давно стали чем-то обыденным и слова потеряли ценность. Мельком кинув взгляд по сторонам, он убедился, что вокруг никого и взял парня за руку, утягивая за собой:       — Жаль, хотя не факт, что мы бы общались – ты не можешь найти общий язык ни с одним из призраков кампуса. А теперь пошли домой, мне надо ещё курсовую дописать. Надеюсь, ты сегодня правильные ответы подсмотрел, и я хотя бы об одном предмете могу не беспокоиться?       — Конечно правильно, второй вариант, – подтвердил Хва, позволяя вести себя. Ким резко обернулся и в ужасе захлопал глазами. Парень засмеялся и обнял Хона за плечо: — Шутка, знаю я, что у тебя третий вариант.       — Это не смешно! – обиженно заворчал Джун.       — Это смешно.

***

      — Ты завтра поедешь домой? – Сонхва склонил голову и дотронулся губами до макушки Хонджуна, который пристроился на его груди. Тот неосознанно прижался к нему ближе и судорожно вздохнул. Даже от его тепла кожа Хва не нагревалась, и долго лежать в его объятиях было сложно, но Ким всегда терпел до последнего.       — Да, после занятий, – он поднял лицо и посмотрел на Пака. – Я вернусь к вечеру, не переживай, всё остальное время только для тебя.       — Как щедро, – саркастично бросил Пак. Ким хотел было попрекнуть его в том, что он неблагодарный засранец, но не успел. Резкий шум из коридора привлёк внимание Хонджуна, но лишь на мгновение – в общежитии постоянно кто-то сходит с ума и парень давно перестал реагировать. Однако в дверь настойчиво застучали и Хон чуть ли не подпрыгнул от неожиданности. Он вскочил и потянулся за своей одеждой, одновременно с этим швыряя в Пака попавшиеся под руку джинсы. Хоть никто и не увидит Сонхва, но в такие моменты Хон забывал об этом – для него-то он был реальнее многих. Всунув ноги в штаны он поднялся и застегнул молнию. Путаясь в футболке парень бросился к двери, пока Хва лениво натягивал джинсы на длинные ноги.       — Ёсан?       Меньше всего за дверью в половину двенадцатого Хон ожидал увидеть своего, обычно спокойного одногруппника. Вот только сейчас он был сам на себя не похож – лихорадочно блестящие глаза и всклокоченные чёрные волосы в сочетании с бледным осунувшимся лицом придавали ему безумный вид. Хонджун даже не замечал, что Кан так сильно похудел и в целом выглядел как-то нездорóво. Но что привело его сюда в столь поздний час спросить он не успел – Ёсан сам ответил на немой вопрос:       — Я знаю, что всё из-за тебя!       В его дрожащей от возбуждения руке что-то блестнуло, и Хон в ужасе попятился. Кан совсем сошёл с ума – он сжимал кухонный нож в кулаке.       — Ёсан, – Хонджун в панике пытался сообразить, что делать – Хва не сможет помочь ему, а звать кого-то бессмысленно, никто просто не успеет добежать. Он выставил руки перед собой, пытаясь утихомирить парня. – Ёсан, я не понимаю, в чём виноват перед тобой, но приношу свои извинения. Давай спокойно поговорим?       — Нет! – истерический визг не мог остаться без внимания, но к сожалению этого слишком мало, чтобы кто-нибудь пришёл ему на помощь. – Я знаю, ты виноват что я такой, это из-за тебя я схожу с ума!       Хонджун медленно отступил ещё на шаг, но Ёсан и не думал останавливаться. Он методично приближался, не позволяя увеличить расстояние. Больше всего Джуну хотелось повернуться и посмотреть на Сонхва – тот хоть и не поможет ему сам, но хотя бы подсказать, что делать он же может? Но любое резкое движение могло стать фатальной ошибкой, поэтому Хон тяжело сглотнул, и снова сделал маленький шажок назад.       — Но знаешь что? – Ёсан рассмеялся, показывая всё своё безумие. – Я знаю что делать, мне подсказали как решить эту проблему.       Какую проблему и кто подсказал её решение Хонджун так и не успел спросить. С неожиданной прытью Кан бросился вперёд и с размаху вогнал ему нож по самую рукоять в живот, мгновенно выпуская его из захвата. Мерзкий чавкающий звук разрываемой острым лезвием плоти на миг стал единственным в тесном помещении. И через мгновение собственный крик оглушил Кима на несколько секунд, а от слепящей боли он потерял равновесие и рухнул на колени, наощупь выдергивая нож из тела. Кровь ручьём хлынула из раны и только тогда Хонджун вспомнил, что нельзя убирать нож, как бы больно с ним не было. Но кажется уже поздно? Рот наполнился тёплой жидкостью и она вырвалась наружу, стекая красными ручейками по подбородку на шею. Последним, что Хон увидел, перед тем, как отключиться – Ёсан, в ужасе отступающий к двери и Сонхва, появившийся перед ним и пытающийся зажать рану руками. Он что-то кричал в лицо Хонджуну, но звон в ушах заглушал его голос и под этот звук парень провалился в темноту.

***

      Просыпаться в тёплых объятиях Сонхва всегда так приятно. Хонджун зажмурился и вдохнул поглубже, наслаждаясь его запахом. И когда только от Хва стало так приятно пахнуть? Раньше такого не наблюдалось. Следом за этой мыслью последовали воспоминания и Хонджун резко распахнул глаза. Его действительно обнимал Сонхва, прижимая к себе как самое ценное сокровище. Его взгляд, настороженный и взволнованный, смущал, поэтому Хон мгновенно сел, выворачиваясь из его рук.       — Что происходит? Я что, отключился? – он нахмурился, пытаясь вспомнить, что произошло. – Ёсан…       Глаза Кима загорелись и он повернулся в ту сторону, которую так усиленно пытался прикрыть собой Сонхва. Оттолкнув его, Хон подполз вперёд, на ставших в миг ватным ногах.       Он смотрел на себя со стороны. Перед его глазами лежал Ким Хонджун, утопая в луже собственной крови, глядя потухшим взглядом в потолок. С посиневших губ уже никогда не сорвутся слова, а руки, всё ещё лежащие на животе, больше никогда не дотронутся до клавиш старого, но любимого синтезатора. Бледная кожа не ощутит тепла солнца, а нос, заляпанный кровью – запаха ирисов на могиле Сонхва. Ким Хонджун умер, не дожив до своего двадцатиоднолетия каких-то двадцать минут.       Хонджун даже не заметил, как закричал, отчаянно и больно, цепляясь за собственное тело и не чувствуя его под пальцами. Бессмысленно пытаться вернуть к жизни мертвую оболочку, но, чёрт возьми, как хочется!       — Джун-и, пожалуйста, успокойся, – Сонхва понимал и не давил. Он хотел забрать боль своего «тини» так сильно, хотел, чтобы он не чувствовал этого, не ощущал отчаяния и страха. Но точно так же парень знал, что это невозможно – Хон стал тем, кем боялся стать больше всего на свете. Поэтому он просто шептал успокаивающие глупости ему на ухо, пока тянул Хонджуна подальше от тела, к себе в объятия. Ничего не соображающий парень податливо прильнул к нему, пряча голову на груди и сжимая пальцами футболку на спине, пока Сонхва гладил его по голове, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.       Поглаживая рыдающего Кима парень не мог оторвать тяжелого взгляда от тела в паре метров от них. Пак знал что он плохой человек, но он просто не хотел оставаться один. Не он виноват, что встретил Ёсана, который оказался таким же, как Хонджун, только не раскрывшим свой дар. Не он виноват, что Ёсан все же мог иногда слышать его голос и чувствовать прикосновения. И уж точно не он виноват, что Кана оказалось так легко напугать, всего лишь заговорив с ним…       Три месяца Пак потратил на него. Он каждую ночь оставлял Джуна в одиночестве и уходил к юноше через три комнаты по коридору вправо, для того, чтобы говорить с ним. Бедный Ёсан, он слышал обрывки его фраз и не мог понять, что с ним происходит. Свести его с ума оказалось так просто… А внушить мысль, что Ким Хонджун виноват в его безумии – ещё проще. Сонхва только намекнул ему, что следует сделать и назвал дату, остальное Кан сделал сам. Он тут совершенно ни при чем!       Но закрывшись носом в волосы всхлипывающего юноши и, впервые ощущая от них запах, Хва понимал – Хонджун не должен узнать о причине своей внезапной смерти. В конце концов – Пак не сделал ничего плохого. Он просто не хотел оставаться один.