Коронавирус в средневековье, или о том, как бомж королевство основывал.

      Он шёл долго. Сгорбленная, и оттого кажущаяся низкой, фигура старика в плаще не вызывала ни у кого ни подозрений, ни ещё каких чувств.       Облачённый в серый, волочащийся по полу плащ и укутавшись в него, словно в одеяло, он опирался на длинный деревянный посох. Хотя, скорее, это была просто коряга, или ветка, которую он использовал таким образом. Нижний её конец уже расходился из-за длительных ударов по отсыревшей земле.       Земли, которые он проходил были скалистыми владениями племени изгоев. Они проживали в горах, куда были изгнаны из кланов, либо их подчинённых племён. Старику, кажется, не было дела до них. Возможно, он был здесь лишь затем, чтобы сократить дорогу.       Взгляд его устремился вверх. Прищурившись, он посмотрел из-под ладони на небо. Солнце стояло высоко.       «На их территории я уже несколько часов, – подумал он, – должен был уже кто-то объявиться».       Старик нахмурился. Не нравилось ему то, что изгои уже несколько часов позволяют ему свободно разгуливать по своей территории.       «Не зря же я разгуливаю в этом позорном теле, – думал он, медленно шагая. Под ногами скрипели мелкие камушки, обсыпавшиеся с гор, – хоть кто-то, ну обратите же вы внимание!»       Наверное, боги сегодня были к нему благосклонны. Не пройдя ни метра лишнего, старик услышал оклик.       – Эй!       Это была девушка. Довольно молодая, рыжая длинноволосая охотница, сидящая на дереве и направляющая стрелу прямо меж глаз старика.       – Кем являешься? Чего надобно?       Он медленно поднял трясущуюся руку к небу.       – Я всего лишь бедный старик, – голос его был тихим и хриплым, – я просто иду, куда глаза глядят.       – Просто так на наши земли не заходят. Имя твоё как?       – У меня больше нет имени.       Охотница присвистнула и ослабила тетиву. Он опустил руку.       – Один из нас?       – Я не знаю. Я лишь ищу местечко, где последние деньки можно спокойно провести, и на этом всё.       – Откуда ты?       – А разве это имеет значение?       Девушка вздохнула и спрыгнула с дерева.       – Вы бы потеплее оделись, дедушка, – протянула она, смотря на то, как старик кутается в свой плащ.       – Не стоит беспокоиться, – прохрипел он, – там, откуда я пришёл, ваш холод именуют теплом.       Покачав головой, она сняла с себя меховую накидку и набросила её ему на плечи.       – Как же так вышло, что тебя выгнали, старик? – она вновь перешла на «ты», отчего он едва сдержался, чтобы не заскрипеть зубами.       – Недоразумение, непонимание и продажный хускарл, – коротко «выплюнул» он.       Охотница не сочла за нужное отвечать.       Они шли по узкой горной тропинке, минуя маленькие алтари и высокие сосны. Стоял запах хвои и влажной земли. Моросил дождь.       Лишь после некоторого времени в молчаливом пути, девушка заметила странность: ранее такой медлительный, сейчас, старик шёл нога в ногу с ней, привыкшей ходить быстро. По началу она даже не заметила этого, но вдруг осознала, отчего это ей, обычно такой быстрой, сейчас не приходится напрягаться, чтобы войти в темп старого человека.       – Эйла.       – Что?       – Меня зовут Эйла, – терпеливо пояснила она, – называй меня Эйла.       – Не думаю, что мне нужно это знать, – прохрипел он, – тем более, что вряд ли я это запомню. Память уже не та.       Остаток пути прошёл в тишине.       Всё это время, старик ни разу не запыхался, не присел отдыхать, ни даже не пожаловался. Всё это казалось охотнице странным, но она решила не обращать на это внимания.       Наконец, дорога закончилась. Они вышли в поселение, расположившееся в равнине между горами.       На улице не было никого, и из-за этого бедность этих мест ещё сильнее бросалась в глаза: деревянные халупы имели такой вид, словно их сметёт от одного лишь дуновения ветерка; вокруг было лишь несколько шкап, пара кур, да корова. Животные имели такой вид, будто вот-вот, да и подохнут от голода – до того были тощими.       – Ну, нравится тебе наша деревушка? – насмешливо спросила Эйла. Старик лишь промолчал.       – Пойдём, нужно представить тебя старейшине. Он уж решит, что с тобой делать. Посмотрит тебе в глаза и сразу скажет, что из тебя за человек.       И старик не возражал. Девушка провела его вглубь деревни, меж халуп и пустых загонов, к центральному, самому устойчивому и богатому по виду дому.       Стукнув дважды стальным кольцом, что держала в своей пасти железная морда медведя, охотница отворила массивные резные двери и вошла. Следом прошёл и старик.       Помещение было большим. Несколько лавок, расположенных вдоль стен, выцветший ковёр цвета сырой земли, расположившийся практически по площади всего пола, и большой обеденный стол, стоящий горизонтально в самом конце комнаты.       Сейчас, все стулья, кроме одного были сдвинуты. Лишь по середине стола, на том оставшемся стуле, восседал старейшина. Взрослый мужчина, ещё не вошедший в так называемый «преклонный возраст», но уже приближающийся к нему.       Он был одет в шкуры и меха, какие можно увидеть на каждом, кто хоть немного зарабатывает, что значит, что он проживает в признанном племени.       Его волосы, по обычаю, спадали до плеч, и у виска имели небольшую косичку. Седина явно контрастировала с его природным каштановым цветом волос.       – Кого ты привела, Эйла? – тихо спросил старейшина.       – Не знаю, – честно призналась охотница, – у него теперь нет имени.       – Нет имени, говоришь? – в чистых голубых глазах загорелось любопытство. Он повернулся к старику, – кто же ты?       – Разве это имеет значение? – он сгорбился, держась за свой посох, – я не могу стоять, и опираюсь на корягу, что нашёл у земли. На мне брезент, снятый с развалившейся повозки, и я не ел уже три дня. Разве, пережив это, человек остаётся собой?       – Так куда же ты шёл?       – Я? – он хрипло засмеялся, и смех его перешёл в кашель. Лишь поборов этот приступ, он продолжил, – я шёл, куда вели меня ноги. Просто преодолевал этот путь, и смотрел, может, подвернётся место, где я смогу скончаться. Ибо не хотелось мне отбрасывать копыта на улице.       – Ты знаешь о нынешней ситуации?       – Чернь, – «выплюнул» он, – кто ж о ней не знает? Нынешняя чума, унёсшая мириады жизней, и ваших, стало быть, тоже. Но не волнуйтесь. Старик вроде меня сдохнет раньше, чем успеет его тело воспылать.       Мужчина за столом кивнул, и вновь повернулся к охотнице.       – Сопроводи его в свою халупу. Ты его привела – и заботься о нём. Теперь жить будет в твоей свободной комнате.       – Но как же так?! – воскликнула она, явно негодуя, – ведь она только освободилась! Я лишь два дня пожила сама.       – Ты знаешь правила, Эйла. Прошу, слушайся их. И вскоре приходи ко мне, есть разговор.       Она вышла из дома, и старик последовал за ней.       – Значит так, – остановилась она и посмотрела ему в глаза. Её рыжие волосы, и без того выглядящие как бушующий огонь, сейчас придавали ей такой вид, словно она сейчас взорвётся, – моя халупа – мои правила. Ты понял меня?!       Лишь тихо вздохнув, он прошёл мимо неё, оставив её кипеть от злости.       – Стой-стой-стой! – кинулась она за ним, – куда ты?       – Ждать, пока успокоишься.       Она лишь раздражённо выдохнула, затем проведя в свою халупу. Она была самой дальней, и по размерам – одной из самых маленьких.       Изнутри халупа тоже не блистала простором и чистотой. Было ощущение, словно в ней ужасно давно не убирались. Стоял запах благовоний и затхлости, какой бывает, если очень долго не проветривать. Всюду висели травы и тушки мелких животных. На полу лежала кабанья шкура.       Она устроила его в своей комнате, сама же устроилась на лавке, у котла. Убедившись, что старик ни в чём не нуждается, она вновь пошла к старейшине.       – Что можешь сказать о нём? – спросил запыхавшуюся Эйлу старейшина, наблюдая за тем, как она старается пригладить свои растрёпанные волосы.       – Балакает складно, – выдохнула она, – небось учёным был. Авось и писать тоже умеет.       – Думаешь, был каким-то учёным?       – Может и магом придворным, иль целителем каким-то в лазарете.       – Может и так, – согласился он, – значит, поступим вот как: ты понаблюдай за ним, да глаз не своди. О любой странности мне сообщай. Не доверяю я новым, что сюда в это время приходят. А если чего учудит – без промедлений стрелу ему меж очей всади.       – Будет сделано, старейшина Угвар.       И она развернулась, собираясь уже покинуть дом. Как старейшина заговорил вновь.       – Помни, не допускай его к тому дому. Пока что... Пока мы не выведаем, кто он.       И девушка, лишь пырхнув, наконец покинула зал старейшины.       Вернувшись домой, она взглянула в котёл: в нём осталась похлёбка, которую она сварила себе ещё утром. Грустно уставившись в неё, она разлила её на две тарелки.       Взяв в руки одну из них, она пошла в комнату к старику.       – Я знаю, вкус ужасен, кухарка из меня никакая, да и мало – рассчитывалось на меня одну, но – она умолкла, заметив, что в комнате никого нет. Лишь только одежда старика валяется на кровати.