Традиции святых архонтов

      У Чжун Ли отвратительный характер. Он знает это лучше всех. Он осознает, что является единственным носителем этого знания, ведь если спросить у любого в Ли Юэ, то вам обязательно ответят, что этот мужчина очень образован и вежлив. Всегда знает правильное решение на любую ситуацию, может опереться своим словом на весомый источник, предельно честен и кристально предан своему слову. Неописуемо умен. Сам бы он себя так никогда не описал.       Чжун Ли же давным-давно узнал, что нет ничего страшнее безумия архонтов. И дело не в эрозии. Не в длительном одиночестве. Или пресловутом желании чем-то править. Опасность в собственной силе, в ее полном осознании, что делает тебя грубее, честнее и настойчивее в любом стремлении. В той страшной искренности с самим собой. Когда примитивное желание чего-либо надо обуздывать цепями внешней и внутренней выдержки, осаждая свои всемогущие повадки. Необходимое тепло нельзя получать огнем, сакральную честность не получить пытками, а чужую эмоцию не получить давлением. Моракс прожил столько лет в максимальной вежливости не потому, что это удобная маска, а понимая, что его истинный характер может понять лишь бог, разделяющий с ним вечность за вечностью. Год за годом. Столетие за столетием.       А ещё он слишком хорошо понимает свои собственные эмоции. И злость архонта — страшнее, чем все, с чем может столкнуться человек. Страсть архонта. Одержимость архонта. Страх архонта. Каждая из этих эмоции — тяжёлое безумие в своем внутреннем и черном букете эмоций божества. Поэтому Чжун Ли всегда помнит, как опасна прорвавшаяся эмоция для любого, кто может оказаться рядом. Называет бушующие страсти вечности в себе «отвратительным характером» и дышит дальше, подписывая новый контракт…       Люмин появилась в его жизни неожиданно. Встала очень правильной, но непросчитанной шестеренкой в планах Чжун Ли о собственной погибели. Моракс ей благодарен до сих пор за это. Отлично сыгранная роль, прекрасно завершенный спектакль, давно ожидаемое спокойствие и ровное поле перед глазами. За тысячелетия, проведенные в долге и контрактах, сама мысль о том, чтобы так вероломно его разорвать, подогревала что-то горячее внутри.       Страсть архонта, выжигающая сердце в пламени.       Спектакль был сыгран, актеры не вышли на бис, но провели каждый элемент в сценарии без сучка и задоринки. Официально архонт умер и остался лишь Чжун Ли. Консультант похоронного бюро под началом Ху Тао. Личность известная и таинственная. Интригующая.       Чжун Ли нравилось его имя. Его новая жизнь. Его город, горящий красками без его защиты, ведущий дела без его надзора, решающий правосудие без его голоса.       Он указывал доступные цены в контрактах за свои консультации. Ему казалось зазорным сдирать мору за те знания, что он копил тысячелетиями. Позорнее было бы ими не обладать. А ещё Чжун Ли любил уходить по контрактам дальше, чем за округу города. Консультировать шахтеров в далёких горах, которые он сам воздвигал и рушил. Составлять лучшие карты маршрутов перевозок с учётом особенностей ландшафта, который во время войны был заложен телами и оружием архонтов. Он любил эту новую работу, когда каждая новая деталь в обсуждении зажигала огоньки воспоминаний о себе и прошлом. Великом и далёком. Величественным в своей идее, обыденным в простом желании выжить.       Люмин и собственные похороны стали очередными золотыми воспоминаниями, к которым было приятно обращаться в вечера, окрашенные цветом алого заката над пристанями Ли Юэ. Чжун Ли знал, что он запомнит их навсегда.       И даже новость о том, что Сяо теперь путешествует с Люмин, не стала удивляющей. Эта девушка притягивала. Интриговала даже архонтов. Куда обычному Якше было с этим справиться. Тем более спустя столько одиноких столетий. Чжун Ли знал ее доброту. Для адепта она стала спасительным кругом в пучине боли и отчаяния.       Моракса забавляла их связь. В ней было что-то нереальное этому миру настолько, что он чуть подавался вперёд во времена их разговоров в Ли Юэ. Слушал очередную историю, понимая, что она достойна быть в его коллекции воспоминаний.       Обязана быть рассказана много раз больших, чем один раз за вечерней встречей старых и хороших друзей.       Люмин всегда много смеялась, пока Паймон вела рассказ. Это нравилось Чжун Ли. Он не смог бы никогда вспоминать о своих приключениях с такой улыбкой. И, видя Сяо сбоку от путешественницы, архонт понимал, что не он один не считает свою историю достойной для рассказа в этой ситуации.       Забавно, что многие дни спустя, у горящего яркого костра, когда в воздухе пахнет лишь жаренным мясом, ветками под котелком и звёздами, Чжун Ли иногда рассказывал этим двум больше, чем ему хотелось бы вспоминать в одиночестве.       В какой момент он присоединился к отряду Люмин? Это вышло неожиданно. Ей нужна была помощь за высокими горами Ли Юэ. Помощь в поиске брата. Помощь с тем, чтобы не сходить потихоньку с ума от мысли, что никто в целом мире не может ей помочь.       И когда они однажды с Сяо пришли к нему и протянули контракт на сопровождение в неуказанном количестве миссий от гильдии и мира, Моракс согласился, ожидая новых золотых историй. Горящих в памяти воспоминаний.       Путешествия превратились в череду новых и красочных событий. Иногда окрашенных глубокой синевой морей и рек, иногда сверкающей зеленью полей под ногами, иногда палящим янтарным солнцем, а иногда — в ярко-рубиновый цвет. В такие вечера, когда от усталости лишь силой мысли они могли дойти до точки ночлега, зажечь костер и с наслаждением присесть на холодную и твердую землю, Моракс вспоминал что-то чёрное и грязное в своих историях. И тогда рассказывал об этом Люмин, молча сжимающей меч в руке, Паймон, держащей бинты и воду, и Сяо, с горящими злобой глазами, перевязывающий рваную рану девушки. Люмин единственная, кто слушал его в такие моменты. Иначе сознание было не удержать. И Моракс понимал, что совершенно не важно, что он будет рассказывать. В такие вечера он вспоминал историю не для того, чтобы развлечь слушателя. А просто чтобы тишина от костра и мрачной ночи не была всеобъемливающей. И уставшая и обессиленная Люмин могла спокойно уснуть на руках у Сяо (куда ещё очень умиленно устраивалась Паймон). Пока архонт с горящими янтарем глазами находился за шесть тысяч лет от них в своих воспоминаниях. Он никогда до этих вечеров вслух не рассказывал эти истории. Даже себе. Память Чжун Ли сохранила каждое его движение. С каким звуком выходило копьё из поверженного архонта, как высоко руки были запачканы в божественной крови, как много глаз теряли блеск в битве за свои идеалы. Память хранила то, что Моракс в глубине души хотел бы помнить не так ярко.       Сяо тоже знал то время. Черное и мрачное. И в такие вечера у костра Чжун Ли видел в огне костра свои сжигаемые воспоминания, которые, ох он отлично это знает, на утро опять выжгутся в памяти. На ту самую вечность, что ему нести свой контракт перед Ли Юэ.       Путешествия не всегда были такими мрачными. Зачастую обычные задания гильдии они могли выполнить без каких-либо ранений или жертв. И тогда времени было чуть больше, чтобы изучить имеющиеся собранные факты и подобраться чуть ближе к ответу на вопрос, где находится брат Люмин или в какую из стран есть больший смысл идти дальше. Несмотря на все, что знал Чжун Ли, правильных ответов на эти вопросы у него не было.       В один день Люмин привела Синь Янь. Она давно упоминала, что хочет пригласить четвертого члена команды — так было бы быстрее и проще для их первоначальной цели, все согласились с этим. В том числе — и Чжун Ли. Люмин было комфортнее вчетвером, Сяо было все равно на остальных, Синь Янь искала вдохновение для своей музыки, Паймон любила всех, кроме грозных фатуи, а Моракс… неожиданно почувствовал укол глубокой ревности ко всем тем ситуациям, когда он мог спокойно говорить о своем прошлом. Какая-то внутренняя мразь зацепилась когтем за те вечера у костра, когда Чжун Ли не скрывал своих природы архонта и долгой жизни, погружаясь в воспоминания. И эта сила кричала, что с новым членом отряда эти вечера станут очередным воспоминанием. Так сталкивается желание властвования над ситуацией и реальность. Так сталкивается сила архонта и его тайна. Так сталкивается то безумие, которое именуют властью и силой, и голос разума.       Умом Чжун Ли понимал лучше всех, что это обговоренная ситуация, которую они обсуждали. И на месте Синь Янь мог быть кто угодно. Но эти первобытные эмоции внутри… Им так просто об этом не расскажешь.       Синь Янь стала элементом раздражения и символом нерассказанного секрета, посвящать в который девушку Чжун Ли не видел смысла.       Тот день, когда нога Синь Янь переступила порог небольшой квартирки Люмин в Ли Юэ, в которой остальная команда ждала четвертого участника участника, для Моракса неожиданно стал поворотным в управлении своими эмоциями.       Они уже виделись раньше. Были знакомы. Общались. Чжун Ли приглашал ее выступить в ритуальном бюро на одну из церемоний, но она отказалась, посчитав место неуместным. Это было нужно для традиции, но ее решение было окончательным. На том и закончилось их знакомство и общение. Никто не в обиде, никто не в восторге.       Поэтому в тот вечер, при второй встрече, они лишь сдержанно поприветствовали друг друга. В представлении нуждался Сяо, но, так как ни его отношение к адептам, ни отношения с Люмин не имело смысла скрывать, все вопросы были быстро улажены.       Путешественница была счастлива, Паймон счастлива практически всегда, если кормят, а Сяо все также было все равно на команду. В итоге сумятицу испытывал лишь последний член корабля. Вежливость Чжун Ли — разменная монета в отношениях между ним и другими. И в этот раз он опять сыграл именно ей, чтобы подавить глупые собственнические замашки внутреннего начала силы.       Она хотела оставить эту тройку неизменной. Быть консервативной и не пускать никого в этот круг комфорта. Убрать мешающий элемент любой ценой. На что Чжун Ли чуть сильнее сжимал ладони за спиной, когда пропускал Синь Янь по этикету проходить в двери первой.       В первый вечер у костра было довольно тихо. О чем-то шептались Сяо с Люмин, Паймон трогала струны гитары Синь Янь, та следила за этим сквозь ресницы, вытянув усталые ноги поближе к теплу. А Чжун Ли сидел чуть поодаль, внимательно рассматривая наконечник своего копья. Оружие требовало ухода. Каждый занимался своим делом.       Разговоры в дороге ни о чем, светлые вечера после успешных заданий, напевы Синь Янь в минутах ожидания заказов или когда кто-то отходил на время, запах готовки Люмин, привычное молчание Сяо во время битвы, вечера наполненные болью в тишине и звуке бинтов. Синь Янь отлично шьёт. Не только одежду. На обычных людях все заживает дольше, чем на Чжун Ли с Сяо.       Со временем злость проходила. Он презирал эту эмоцию за то, что испытывал ее. Синь Янь не заслуживала быть отвергнутой командой только за то, что ему было комфортнее без нее. Но и внутренне он все ещё понимал, что первобытное желание хочет именно этого. Поэтому Чжун Ли просто был кристально честен, вежлив и так далее. Был самим собой. Держал в себе эмоции архонта, в чьем сердце бьётся только одна правда. Желание сильного закон. Но мир — не то первобытное место, где щелчком архонта ломаются горы и разрубаются острова. Не за это Чжун Ли пролил столько крови. Чтобы позволить своему Я упиваться всесилием.       Синь Янь была лучше всех многих, кто мог бы переступить в тот день порог квартиры, но этого было недостаточно, чтобы поведать ей истории о прошлом без вранья.             Поэтому Чжун Ли ничего не оставалось, кроме как молчать в некоторые моменты.       Их первый более менее личностный разговор произошел многими днями позже, чем вторая встреча. Это было после очередного тяжёлого задания. Сяо с Люмин ушли его сдавать, предупредив, что в следующий раз в путь будут готовы выйти лишь через день. Чжун Ли хорошо понимал намеки, поэтому собирался следующий день заниматься своим любимым делом. Собирать новые истории. Синь Янь же, кажется, планов не имела. Именно это они и обсуждали, пока шли по тихой улочке города Сумеры, куда завела их дорога приключений. Город был, как и сама страна, пустынным, молчаливым и неприветливым. Девушка была в ней впервые, ощущала себя дискомфортно, иногда оглядываясь по сторонам и сжимая ремешок своей гитары.       Находя забавным обеспокоенность девушки, не знающей, что она находится рядом с одним из архонтов, в безопасности во всё-таки городе, Чжун Ли завел разговор о ее первостепенной цели нахождения вдохновения в пути. Он хорошо помнит ее реакцию на вопрос. Чуть чётче, чем бы ему хотелось.       Она засмеялась. Искренне так. Чуть с надрывом.       Потом развернулась на пятках, качнулась в сторону Чжун Ли, приподняв голову, чтобы посмотреть прямо ему в глаза, и спросила, не хочет ли он разорвать тишину отменной порцией громкой музыки.       Глаза были золотыми, прям как его.              В ту ночь их выгнали более чем с четырех мест в городе. Стражи правопорядка Сумеры, как и миелиты в Ли Юэ, считали ее слишком громкой, а, главное, взрывоопасной в своих спецэффектах. Так ещё и впервые столкнулись с такой силой, как рок-н-ролл. Но с каждой новой точкой, куда Синь Янь сбегала для продолжения концерта, тянув за собой Чжун Ли, за ними шло все больше людей, захваченных этим огненным вихрем эмоций и звуков.       Чжун Ли их понимал. Не считал себя любителем такой музыкой, но Синь Янь была достойна того, чтобы дослушать каждую композицию до конца.       Этот вечер пополнил его коллекцию золотых воспоминаний, о которых можно рассказать слушателям.       О громкой девушке со звонким голосом, огненной гитаре и тихих и испуганных таким поведением улицах Сумеры.