Суженый

      — Рассказать ему?       — А делать-то будешь что потом?       — А исчезнуть?       — Найдет. Все приходит с опытом.       — А не любит?       — Ну и пусть тогда пропадает пропадом.       Беснует на щеках багрянец. Лайя накручивает локон на палец. Днесь ей в вечере плясать, людей зазывать, тоску прогонять. Ноэ не знает времен холоднее этих январских дней, все разговоры пропускает мимо ушей и все безбожно врет. Хоть возьми и рот зашей.       Что не запомнил ее глаз цвет.       Что не читает ее говор за завет.       Что не знает запах кожи (щербет и клен).       И что — честно-честно — ну совсем в нее невлюблен.       Что тут может быть иное, она ж Темному Князю нареченная, куда Ноэ до него. Вовремя пресекает в себе греховного зачатки, хоть оно и до постыдного велико. Сегодня не тот день, чтоб браниться да драться, девочки просили не портить им святки-колядки.       Вон уже, все нарядились в сухие морозные венки и закручивают святочный хоровод. Только Ноэ и Влад стоят вдалеке, спрятав свои носы в теплые воротники совсем как-то не по-темному, а по-людски. И оба пялятся до острых смешинок в зеницах на одну и ту же девицу, окруженную и вознесенную почти на небосвод.       «Владу позволено. А ты… не пались-то так тупо, идиот.»       Она кричит от счастья во всю глотку, во весь рот, вызывает такой шторм в голове, что он почти забывает, что не имеет места в их рождестве. Да, он забывает всех вокруг, и от нее в груди — честно-честно — ну почти не болит. Лайя танцует, стараясь беречь платье, пусть оно уже снизу и в снегу, и в грязи. Машет ему рукой. Его самообладание вместе с въедливой маской сейчас слетит.       «Не проси его танцевать с тобой, умоляю, не проси.»       Его молитв не слышит ни отец, ни сын, ни дух святой. Влад делает к Лайе шаг, Ноэ останавливает его, хватая за локоть и выгибая бровь дугой.       — Потянуло танцевать? Помнишь Господен запрет? Нам туда нельзя.       — Плевать. Не помню, нет.       «А чего ты хотел? Она ему принадлежит. Вся.»       И сбегает он к ней, дивясь своей хваленной живучестью. Иронично. Он же всех здесь мертвей. Если уж непробиваемый весь, жил бы один и не калечил девчат, все равно прописался сразу в вечность, думается властвует свою человечность, а у самого глаза горят.       Толпа запускает хоровод под громкий музыкальный лад, Лайя танцует с Владом, но не сводит с Ноэ взгляд. От нее в крови становится горячее, если бы хотела, с легкостью могла бы уложить его на лопатки, впечатать в самое адово дно, и вот, когда он умрет, тогда ему станет на нее все равно, а со временем все ровнее. Что ж она не улыбается, глазами сверлит, качает головой. Как же ему помочь ей? Может чая ей? От отчаянья. С трын-травой? Пытаясь от чужих ног сберечь свой подол, когда их толпой выносит на свет.       Влад подошел, а он — нет.       Кружат под воздействием рождественских чар, а Ноэ надо бы с глаз долой удалиться. В бар. Так уж вышло, смирись. Судьба докучливая сводня, но изрядная тупица, так что конем оно ебись. Пусть и выпить не с кем, но сегодня он планирует напиться.       Чем не идеальный вечер? Звезд на небе рассыпная сотня, сеть у месяца на спице. Ночь прекрасна! Ему сегодня страшно хочется напиться. Пляшет уж его Господня, а он чем хуже — всемогущая десница.       — Бармен, я один сегодня. Ты мне можешь пригодиться. Представляешь, мы гадали! И сегодня мне предписано напиться.       За стойкой рыжая девица.       — Егермейстер, лимон и, если вам угодней, сыр и веганская пицца.       Ночь цветастая субботня, по карнизу ходит птица, ему бы по роже себе съездить, но получается только напиться. Лайя танцует окруженная мужчинами, украсть бы ее да и унести под ногтевыми пластинами. Уйти мимо местных границ или темного кладбища, глядит из-под острых ресниц, будто бы клад ища.       Рядом с ним отодвигается барный стул, чуть хрипя и треща. Запах кожи и кориандра. Сандра.       Лайя сверлит взглядом его спину, он чувствует, хоть сквозь землю провались.       «Хватит уж пялиться, девочка, постыдись!»       Он едва успевает спрятать чувств нахальный след, прожигает лишь отражение ее законоломный упрямый свет. Этот свет не предназначен ему, но все по ночам никак не дает уснуть. Оставляет без защиты, без шансов, да так что не оправдаться ни в чем. И целится только в сердце, в самую суть. Кареглазым своим лучом.       Он пытается отвести от нее глаз, весь вечер динамить. У него к Лайе только невлюбленность его дрянная. А вот у Влада к ней память, очень древняя, нутринная.       Сливаются в романтический силуэт фигур очертания.       Он душит в себе эту неуемную, эту блядскую жажду полного обладания.       Опрокидывает залпом шот под ведьминское молчание.       — У тебя к ней злость и желание. Только не уходи сейчас в отрицание. Будь умней. — Сандра играет, не жалея свечей. Дело дрянь.       — Отвянь, — хрипит, прячет лицо и притворяется, что пьян.       — Фу, какой ты тяжкий да безобычный. Я же помочь могу, а ты гонишь меня. — Хоть и наряжай ее в шелка, без толку, нутром то дивая телка. — Ты же так алчешь, что и гинуть не долго.       Мелкая дрожь в теле пробивает на скандал, весь его вид прозрачен, как болотное дно, и приветлив, словно гранатомет. Его незатыкающийся рот так многое умолчал, что Ноэ и сам, как так получилось, ну никак не поймет. Лишь крутит рюмку донышком по кольцевой, не выгодно с ней — не соврать, не признать. Егер весь на стойку слился.       Да и как сказать? «Ну знаешь, Сандра, я совершенно случайно, так вышло, в женщину Князя невлюбился!»       Как самый тупой троп. Чтоб выбить из зрителей слезы, пот и озноб. Чтоб Влад за его спиной возмутился и весь злой и смурной. И вот тут Ноэ просто обязан все испортить как трагикомик, сноб и антигерой.       — И что же ты хочешь предложить мне? — ему некомфортно ей открываться, ощущение будто бы вывели в толпу и раздели, видимо, всему тайному суждено стать явью в этой зиме, он уже жалеет, что не остался сегодня в постели. Откуда бы ей знать, как все на самом деле и что у него на уме.       Сандра ближе придвигается и шепчет так, будто они не наедине.       — На святках гадать будем. Ты присмотрись, прислушайся. Может, повезет?       Сначала он себя ладонью по лбу бьет. Пытается смеяться с нее, но как-то не смешно. Думает, а не слишком ли много сегодня пьет. Потом всматривается в ее глаза, до зрачка, да золотистого обруча, до черных ресниц изгиба.       — Нет, спасибо.       Она отпрянула, неловко взгляд затупился. Вау! Кажется, ему удалось ее смутить. Ноэ не долго радуется победе, Сандра уходит, он остается один и продолжает пить.