Путь домой

Как хвост фазана, Длинна пора ночная. Увы, как долго Томиться, засыпая На ложе одиноком! Он лежал на кровати, пытаясь удержать перед глазами книгу, которая то и дело норовила упасть на лицо. Руки затекли и казались холодными. Харучиё все же опустил раскрытую книжку на лицо, вдыхая запах глянцевых страниц и чего-то едва уловимого — запах комнаты, который был запечатан внутри. Каждый аромат ощущался сильнее, они передавались на язык, чувствовалась то сладость, то кислота. Вязкая сладость адзуки и кислота как при смешении джина и лаймового сока. Приподняв книгу, при тусклом свете лампы, Санзу вновь перечитал третье стихотворение и попытался вспомнить цвет фазана, его хвост, оставляющий длинные следы на песке. Перед ним предстала пустыня с сухим, колючим песком, по ней шли фазаны, оставляя свои волнистые борозды. Они приходят к оазисам поздно вечером, пьют прохладную воду, смачивают горло и переговариваются между собой, а затем разлетаются по разным холмам и деревьям, никто не ночует вместе. По ночам несколько фазанов тихо пропадают, их след, что они вели до оазиса, исчезает, засыпанный неисчислимым множеством песчинок. Когда утром стая вновь собирается уходить, она не ищет пропавших. Куда идет несметное число птиц? Почему они не летят по небу и почему не ищут тех, кто пропал? Куда ведет их длинный путь… Харучиё переключился на японскую гравюру рядом со стихотворением, где старик в желтом кимоно наблюдал за неприметной птицей с длинным полосатым хвостом. Он пытался сосредоточиться на ярких цветах, которые сейчас были четче обычного, казалось, он мог ощутить вкус и запах каждого цвета в отдельности. Книгу они купили вместе с Майки на одной распродаже, маленький томик «Хякунин иссю», сто стихотворений разных поэтов. Книга заворожила Санзу в первую очередь своими цветными гравюрами. Он долго рассматривал его, пока Манджиро переходил от одной полки к другой и изредка касался предметов, а затем отряхивал неосознанно пальцы от пыли, хотя ее там почти не было. И вот книга сейчас с ним. Том всегда лежал на столе Майки, они часто открывали книгу на произвольной странице и читали стих. Когда они покупали ее, то продавец, пожилой мужчина, с улыбкой рассказал им о том, как раньше играли в «ута-гарута», в карточную игру, где нужно было составить стихи из имеющихся карточек. В какой-то момент они решили читать так стихотворения, пока не выучат большую часть, а затем вечером проверяли себя, но обычно, когда один из них зачитывал начало, то другой придумывал свое произвольное продолжение. Так получилось, что Санзу сейчас более-менее хорошо помнил начало всех стихотворений, но вот продолжения всегда были в новинку, будто книга была лабиринтом, меняющим свое направление, а вместе с тем и строки. Он перевернулся на бок и закрыл книгу. — Давайте предскажем мою судьбу, — сказал он вслух, обращаясь к пустой комнате. Он скорее смеялся над своей жизнью, стараясь найти ответ на свое будущее в ста стихах, среди которых так часто встречалось одиночество, бедствие и жестокость судьбы. Страница открылась на восемьдесят третьем и восемьдесят четвертом стихотворениях. Санзу расфокусированным взглядом уцепился за первые строки обоих стихов и рассмеялся. — Даже она издевается. Ты правда пророчишь мне такое? «Увы! Нет места Мне на земле. И даже…»

«Ах, жить бы дольше!

Опять стал дорожить я

Существованием».

— Скажи, что после всего, что я ощущаю сейчас, все, что рвется из меня, все, что отравляет меня, однажды и правда уйдет? Я слушаю, давай! — он повысил голос, роняя книгу на пол у кровати. — Оно уйдет только вместе со мной, Майки же не воскреснет. Харучиё положил голову на подушку, делая глубокий вдох. Ему казалось, что он ощущает запах Манджиро на подушке. Раньше он никогда не ложился на его кровать. — Жили-были два фазана, которые вместе шли по пустыне в поисках своего места. Они проходили большие расстояния, поддерживая друг друга от одного оазиса к другому, ночуя на разных холмах. Однажды появился ибис, он без сил лежал на песке, а солнце безжалостно пекло, тогда первый фазан помог ему добраться до оазиса. Ибис принял фазана за феникса и так часто стал об этом говорить, что в это поверили все птицы. Теперь все шли за ним, веря, что фазан приведет их к раю земному, куда они одни дойти не смогли бы. Потеряв всякий покой, фазан шел день за днем по раскаленной пустыне, он пытался дойти до рая. Второй фазан шел всегда рядом, поддерживая его. Птицы скоро оставили их, они не смогли вынести огонь песка и пламенное солнце, но фазаны шли дальше. Первый уже не вспоминал, почему они отправились в путь, он шел вперед, не слушая слова другого. Шел, пока солнце не сожгло его оперение. Тогда ибис узнал об этом: «А я говорил, что это феникс!» Все вскоре забыли об этом, а второй фазан… А что он? Он бы тоже хотел верить в то, что первый фазан был фениксом, но он им не был. Зрение, которое было пару минут назад четким, размыло предметы. Он встал и прошел на кухню за водой, чувствуя, как его шаг замедлился, и только, когда он наливал себе кипяченую воду в кружку, Санзу почувствовал, как что-то горячее капнуло на руку. Слишком медленно, но он отдернул руку от чайника, хотя тот был холодным. Капнуло еще раз. Харучиё осмотрел светлую каплю на своей руке, размазывая ее. Голова кружилась, он дотронулся до своих щек, убирая словно надоедливых мошек, мокрые дорожки. Прорвался смешок. — Еще немного и мне понадобятся совсем другие дорожки, — он нервно выдохнул, дернув плечом. Таблетка все еще действовала, но было понятно, что Ран немного обманул его. Это был не тот заказ. Хайтани понимал, что хочет от него Харучиё, но ответственность брать не собирался. Отвратная синтетика, которая убивала организм за считанные годы, даже месяцы — вот, что ждал Санзу. А то, что ему принес Ран, — было легче. — Будет смешно, если это даже не наркотик, а то, что я ощущаю, — самовнушение, — он шел обратно в комнату, озвучивая свои мысли. — Представь, Майки, позвоню я Рану, а он мне скажет, что в коробке глицин. Вот будет смешно, да? — Санзу засмеялся, выплеснув из кружки часть воды дрогнувшей рукой. — Я потом уберу. Потом, правда… Я так почему-то устал, — он выключил свет и поставил кружку у кровати. — Немного полежу, а потом еще с тобой поговорю. Я ненадолго… Горячо. Он ощутил на своем лице ткань, которая переходила ниже, легко развеваясь. Горячий ветер порывами касался тела под легкой светлой тканью, что укрывала его от палящего солнца, крутившегося по часовой стрелке, не останавливаясь. Харучиё видел, как на горизонте горячими змейками вьется воздух. Бескрайняя пустыня, а он стоит в ее сердце. Мимо скользнула ящерица и ушла в песок. Он окинул взглядом все вокруг, а затем заметил вдалеке группу людей. Их силуэты колыхались волнами из-за горячего ветра. Тогда Санзу сделал пару шагов в их сторону, под ногами чувствовался теплый песок, с каждым разом он готов был поглотить его голые ноги. Люди становились ближе, но кто там стоял, он все еще не мог разобрать. Все, как и он, были в длинных рубашках разных цветов и в платках, укрывавших их от мелких песчинок. Девушки стояли слева и о чем-то говорили меж собой, среди них он тотчас узнал знакомые светло-голубые глаза и заиндевевшие ресницы. Харучиё поспешил к ней. Девушка заметила его, ее глаза от удивления распахнулись, и она медленно потянулась к платку, что скрывал ее лицо. Задержала руку, унизанную тонкими кольцами, затем все же потянула вниз. — Братишка… — тихо произнесла девушка и двинулась к нему. — Браааат, — она побежала к нему и повисла на шее. — Привет, — улыбнулся в ответ Харучиё, обнимая ее и прокручивая по часовой стрелке. — А ты опаздываешь, как всегда, — вновь касаясь ногами песка, отвечает Сенджу. — Ты меня ждала? — Конечно! — она вновь надела платок, скрывая часть лица. — Мы все тебя ждали. Только сейчас Харучиё окинул взглядом людей, которые его окружили. Девушки: одна из них ему не знакома, а вторая точно Эмма, левее — в синем одеянии виден хитрый взгляд Баджи, а правее, в черном платке и в такой же длинной льняной рубашке стоял Шиничиро. Санзу видел его дома, когда он приходил к ним за Такеоми, но чаще — из окна. За ними стояли еще люди, многих из которых Санзу бы точно узнал. — Здравствуй, — произнес Шиничиро, его глаза спокойно и добродушно улыбались. — Почему все ждали меня? — Потому что это твои похороны, — усмехнулся Сано. — Как бы мы могли провести обряд без тебя. — В смысле? — Времени все меньше, — сказал Шиничиро, посмотрев на вертящееся солнце, стоявшее в зените и не двигавшееся вниз. Харучиё стиснули с разных сторон и положили на песок, который начал медленно засасывать его. Санзу в панике попытался вырваться, но его крепко держали. Песок забивался под одежду, в глаза, в нос, оставался на губах. — Осталось мало времени, — последнее, что он слышал, а после песок лишил его всех органов чувств, заключив в темную гробницу, которая утаскивала его все глубже. Паника сковала его обездвиженное тело, Харучиё попытался вдохнуть, но не смог. Тяжесть в груди становилась все сильнее, она не давала вдохнуть. Сознание покидало его, тогда он попытался сделать последний вдох. Он шумно вдохнул, будто выныривая из воды. Свежий воздух наполнил его легкие. Харучиё открыл глаза, вглядываясь в потолок, по которому тонкой полосой пробегало солнце. Его дыхание медленно выравнивалось, он начал ощущать под головой подушку, рядом с правой рукой — сбитое одеяло и прохладную стену. «Точно, я ведь уснул в его комнате. Немного непривычно». — Что снилось? От внезапного чужого голоса сердце у Санзу пропустило удар, это было очень пугающе после сна. Особенно, когда он точно помнил, что ложился спать один. Слева он увидел, как что-то двинулось. Его тело сковало точно также, как во сне. Харучиё медленно повернул голову, — за столом кто-то сидел, но с этого ракурса нельзя было рассмотреть, пришлось бы задрать голову. — Еще не проснулся? Голос. Этот голос. Быть не может. Санзу тут же вскочил, поворачиваясь к столу. — Ммм? — человек за столом оторвался от книги и взглянул на него. — Ты чего? Санзу поджал губы и задержал на мгновение дыхание. Книга была отложена в сторону страницами вниз. Человек спокойно подошел и присел на кровать. — Температуры нет, — прикоснулся ладонью лба Санзу. — Может, что-то болит? Харучиё поджал под себя ноги и подался вперед, крепко обнимая, практически заваливая его назад. Ему поддались и аккуратно легли назад, касаясь макушкой стены. Санзу чувствовал, как хотели что-то еще сказать, но он лишь сильнее обнимал, пряча свое лицо на плече. Он стискивал зубы, чтобы не проронить лишних слез. Его без слов обняли в ответ и успокаивающе погладили по спине. Харучиё оторвался и сел на кровати с улыбкой. — Ты не представляешь, сколько мне всего снилось! — начал он, чувствуя все нарастающую радость. — Все было настолько реально, ты не представляешь, Майки… — Ты и правда спал сегодня неспокойно. Расскажешь, что снилось? — с улыбкой спросил Манджиро, продолжая лежать на спине. Рассказ начался с самого начала, Санзу вспомнил полуразрушенное здание боулинга, встречу с Такемичи, а затем на одном дыхании рассказал о том, как Майки умер. Рассказал и про больницу, куда его поместили члены группы Бонтен, он сам многое не помнил, но Коко говорил, что Харучиё резал вены, не реагировал на слова, ничего не ел. Санзу говорил долго, ему даже казалось, что слова как-то специально сами тянутся. Он заговорил про похороны, про встречу в кафе, а затем коснулся второго сна, в котором видел всех, кто умер. — Там и Сенджу была, она ничуть не изменилась. — Такой долгий сон, — протянул Манджиро, повернув голову. — Я бы с ума сошел, если бы мне такое приснилось. Они замолчали. Харучиё уже спокойно осмотрел комнату с закрытыми шторами, где в щель между ними проглядывали лучи солнца. Скорее всего уже был день. — Тебе было грустно? — Нет, мне не было грустно. Это была не грусть. — Майки продолжал рассматривать его лицо. — Потерять смысл жизни, потерять кого-то… — Санзу сделал паузу, подбирая слова. — Кого-то важного? — подсказал ему Сано. — Даа, наверное, можно сказать и так. — Ты хотел бы назвать по-другому? Санзу никак не ответил на этот вопрос, отводя взгляд. — Получается, ты видел иной вариант того, что могло бы случиться, — он задумался, а затем произнес: — Я так несчастлив, что не страшусь и смерти… Как там дальше? — Не помню… — произнес Харучиё, пытаясь припомнить строки стихотворения, но в голове лишь звучали звуки сямисэн, будто предвещая что-то. — Там что-то про сосны на Инабо? — Нет, не про них. — Тогда каково продолжение? — А ты помнишь, что случилось в реальности? Как закончилось происшествие двухмесячной давности? — спросил Майки, вставая с кровати. — Совсем ничего… Помню только версию из сна. — Мы точно также пришли в разрушенное здание, встретили Такемичи, а потом? — Санзу помотал головой. — А потом все просто: ты остался с нами, слышал весь разговор. Помнишь, как он разозлился из-за того, что я не иду с ним? Ты выстрелил. На этом все закончилось, мы ушли. — Я убил Такемичи? — Думаю, если бы ты этого не сделал, я бы опять слетел как в твоем сне. Он изначально понимал, на что шел, при любых раскладах. Сямисэн играл все быстрее, кроме него не было других звуков. Санзу слышал, что сказал Майки, но думал лишь о том, где он раньше слышал эту мелодию. «Вроде бы она играла по радио или же в каком-то фильме… А если бы я тогда не был рядом с Майки? Все бы повторилось. Хорошо, что я был рядом. Вместе с сямисэн играет флейта, звук легкий как воздух, точно где-то в кино была… Майки не сказал мне уйти и не убил за то, что я сделал. Он все еще рядом со мной, значит, я поступил правильно. Тогда почему эти две версии так разнятся? …Там была скрипка, здесь играет флейта. Может быть, это мелодия из аниме? Так почему там Майки убили (его же убили?), а здесь он жив». — Я так несчастлив, что не страшусь и смерти: тебя я жажду, тебя стремлюсь увидеть, хотя б ценою жизни! Это продолжение, — отозвался Манджиро. Он уже вновь сидел за столом с книгой. Добавились барабаны, сямисэн рвалась, играла, натянуты струны, звучали тарелки. «Что изменилось? Что я не сделал, в чем разница? Что я сказал, как угадать вторую часть?» — Пойдем завтракать? Пока я ждал тебя, успел проголодаться. Они зашли на кухню, все то же самое, как обычно. Сели за деревянный стол, Санзу включил чайник. Все движения, всё то же самое, но совсем другое. Фон другой, движения приобретают совсем другие смыслы. Сон длился так долго, что он успел забыть, каково это завтракать вдвоем, неспешно заваривать чай, перебрасываться словами. На кухне включен свет и задернуты шторы. Харучиё смотрит на них, но не пытается открыть. — Молоко убьет тебя. — Услышал вдруг Санзу, внутренности сжались на мгновение и на секунду сзади заболела голова. Харучиё взглянул направо, где была открыта дверь холодильника, и потер рукой затылок. Майки держал в руках пакет молока, рассматривая его. — Сегодня кофе будет без молока. Срок вышел. На столе появилось шоколадное печенье и несколько сладких десертов, следом — кружки с растворимым кофе без молока. «И вот все прекрасно, Майки со мной, но я будто что-то упускаю. В реальной версии чего-то не хватает, в чем разница между встречей во сне и реальной, что я не сделал в первом варианте? Ушел? Но меня попросил Майки… Точнее приказал. Во втором варианте я защитил его, я не уходил, мне никто не приказывал? Разная прихоть? Разное настроение? Почему?» — Как думаешь, почему во сне ты умер? — Ты все еще о нем думаешь? — делая глоток горьковатого кофе, спросил Манджиро. — Не знаю, меня же там не было. — Тогда почему ты разрешил мне остаться в этот раз? — Разрешил? — с удивлением отозвался он. — Это было само собой разумеющееся. — Что? — Я же тебе доверяю, знаю, что ты на моей стороне всегда. — Все еще не вижу разницы. Во сне все было также, я тебя никогда не предал бы, — он вдруг задумался. — А если бы на моем месте был бы Ран, или Какучо, или еще кто, как бы ты поступил? — Это два разных случая. Им незачем было бы присутствовать при разговоре. «Что я еще забыл? В моих мыслях лишь сон, ничего больше. Разница в отношениях. Что-то я сделал, что был допущен до личного разговора. Что я сделал, что я сказал тогда или и того раньше?» — А я догадался, кажется, в чем разница, — Манджиро прошелся по кухне с кружкой, поставил ее на столешницу и взял сахарницу. — Что я сейчас буду делать? — Засыпать в кофе сахар?.. — с опаской, боясь дать неправильный ответ на столько простой вопрос, ответил Харучиё. — Верно, видишь, все просто. Я разбавляю горечь кофе сладким сахаром. Все еще не догадываешься? Ты же рассказал, что я покончил со своей жизнью сам. Я знаю, почему, потому что это же я сам, было бы странно не понимать мотив своих действий. — Потому что не разбавил кофе сладким сахаром? — Можно и так сказать, — он облокотился спиной о столешницу, делая глоток. — Сахар дал мне ты. И я не понимаю, почему ты не сделал также во сне. — Боялся, что тебе не понравится сахар, ты же и так всегда пьешь кофе со сладким, — начиная понимать, о чем говорит Майки, ответил Санзу. Его слова не были уверенными, ему все еще казалось, что он может неправильно понять Сано. — Но ведь понравился. Харучиё почувствовал на своих волосах теплое дыхание, Майки запечатлел на них легкий поцелуй и сел обратно на стул. — Давай останемся сегодня дома. Санзу кивнул в ответ. Они допили кофе, на его языке оставался лишь кофейный осадок, почему-то не чувствовалась кислота, а конфеты мягко растворялись во рту. Напротив сидел Майки, его длинные белые пряди у лица то и дело хотели попасть в кружку, но он убирал их за ухо и изредка поднимал глаза, заставляя мысли Харучиё испариться. От взгляда становилось трудно дышать, поэтому Санзу старался не пересекаться с ним глазами, рассматривая его кружку и тонкие черты рук, которые ее держали. Даже так взгляд норовил коснуться все выше, осмотреть руки, шею с выступающим кадыком и острый подбородок. Ему хотелось думать, что это именно из-за кофе сердце стучало быстрее, но чувство, застрявшее в легких и бившееся в сердце, медленно потекло вниз к животу. С каждым вздохом его становилось все больше, оно по капле заполняло все его существо. Харучиё застыл на стуле, стараясь совершать как можно меньше движений, он чувствовал, как дыхание замедлилось, стало глубже. Он прикрыл ладонью свои губы, ощущая как из носа вырывается горячий воздух. Сделав небольшой глоток остывающего кофе, Санзу вытер костяшкой большого пальца губы. Он так сосредоточился на своих ощущениях, что не сразу уловил пристальный взгляд Манджиро, тот поставил локоть на деревянный стол и положил на тыльную сторону ладони подбородок. Он внимательно наблюдал за Харучиё и не сдерживал легкую улыбку на губах. «Неужели правда? Ничего не помню. Я признался Майки или же просто сказал, что буду его поддерживать?» Харучиё чувствовал себя счастливым, рассматривая спокойное лицо Манджиро без синяков под глазами, без бледного, болезненного оттенка, его взгляд теплый, не погруженный в себя. Вдруг он поднялся, сделал последний глоток, не допивая полностью, и сполоснул кружку в раковине. Харучиё встал за ним, но оставил свой кофе на столе, думая допить его позже. Санзу шел за ним по пятам, ощущая странную, навязчивую идею — коснуться Майки, протянуть руку и коснуться его волос, плеч… Мысли, которые он отгонял за столом, накинулись на него вновь, заполняя все тело от макушки до коленей. Харучиё остановился в коридоре, который был между кухней и комнатой, и протянул вперед руку, ощущая, как его прокалывает что-то насквозь. Он протягивал вперед руку и наконец коснулся прямоугольника татуировки. Манджиро посмотрел на него через плечо, затем развернулся полностью и с уверенным напором пошел на Санзу, припирая того к стене. Сердце застряло, не давая вдохнуть, последовал медленный выдох и дыхание вновь остановилось. Он смотрел в глаза Майки, наклонив голову, так как был выше. Санзу решился поднять руку и, преодолевая внутренний барьер, коснулся плеча сквозь белую футболку. Рука от плеча медленно коснулась шеи, вдавливая подушечки пальцев. Майки потянул его к себе за ворот футболки. В темноте узкого коридора их губы соприкоснулись, но также быстро их поцелуй разорвался, и Манджиро прошел в комнату и лег на кровать с книгой. Харучиё еще какое-то время простоял в темноте коридора, ощущая внутреннее ликование и теплое волнение. Он сделал пару шагов и встал в проеме двери, односпальная кровать Майки стояла как раз перпендикулярно. За окном ничего не изменилось, все также светил луч солнца за занавеской будто время не сдвинулось. Санзу скользнул сразу на кровать, ложась на бок с ним рядом. Он хотел поджать ноги, но тогда сдвинул бы Майки, поэтому просто подложил ладонь под голову и наблюдал за его сосредоточенным лицом, а Сано в это время пролистывал на подушке книгу, лежа на животе. — Ты что-то хочешь сказать? — убирая книгу на пол, спросил Майки. — Просто смотрю. Внутри было тепло и пусто, тепло — от осознания, что Манджиро рядом, а пусто... Наверное, потому что больше ничего не тревожило. Да нет, не так. Все такое нереальное, застывшее, законсервированное. Но вглубь своих мыслей Харучиё идти боялся, он только сполз чуть ниже и уткнулся лбом в ребра Сано, тот в свою очередь, тоже повернулся на бок и уперся локтем в матрас, второй рукой Майки перебирал розовые жесткие волосы. Харучиё лишь сильнее прижался лбом к его груди. Ветер сильными порывами забил в окно, всё всколыхнулось. Санзу уснул, держа в кулаке смятый край белой футболки.